Страница 8 из 8
На дворе царствовала новая фаворитка — зима. Снег сантиметровым слоем покрывал землю, и все падал, падал, падал. Я наполнил легкие морозом, оглянулся и не мог поверить в подвалившее мне счастье в образе такси, которое, всасывая фарами снежинки, медленно приближалось слева. Наверное, Робинзон Крузо меньше обрадовался бы появившемуся на горизонте кораблю, чем я этой машине с горевшими наверху шашечками. Я выскочил на проезжую часть и замахал руками. Туземный танец заставил такси "поскользнуться" с полметра. Встав боком, оно замерло в отдалении. Из окошечка вылупилась голова в кепке с огромным солнцезащитным козырьком.
— Эй, ты чего там?
— Подбрось до перекрестка!
Козырек покрутился по сторонам, осматриваясь.
— Ты один?
— Да.
— Ладно, пять минут роли не играют. Садись!
Я влез в машину, поудобнее устроился на продавленном сиденье.
— Но! — сказал веселый таксист и прицокнул языком. — Пошла, родимая! — Он включил тумблер, — "дворники" стали слизывать со стекол налипший снег. — Чего в свитере-то? Холодно!
— Сам знаешь, какая нынче погода. Каждый час меняется. Пришел — было тепло, ушел — холодно.
Таксист заложил крутой вираж и выехал на магистраль.
— У девки задержался? — из-под козырька блеснули хитрющие глаза.
Я до хруста потянулся и зевнул:
— Было дело.
— То-то я гляжу, зима на улице, а он в свитере, — отозвался словоохотливый водитель.
Я осмотрел его тонкий свитерок и позу человека, сидящего в холодильнике.
— Ты тоже не в шубе. Очевидно, кепка с отоплением… греет, аж пар идет.
— Скажешь тоже, — таксист замолк, но через пару секунд снова открыл рот: — Между прочим, у меня есть правило. По ночам работать только по заказу и пассажиров с дороги не брать. Всякое бывает.
— Ясно.
— Это правило номер один. Номер два: ночью не подъезжать близко к подъездам.
— Я почитаю кодекс таксистов, поэтому сбрось меня где-нибудь здесь, и мы расстанемся добрыми друзьями.
Водитель высадил меня на родном перекрестке, развернул машину и умчался в обратном направлении.
Снег усилился и пошел сплошной стеной, заметая все. "Весенний кошмар!.. Не шлепнуться бы в грязь! "Я запрыгал через лужи к дому, который гордым кораблем плыл в белой круговерти.
У нашего подъезда стояла машина "скорой помощи". В теплой кабине дремал водитель.
"Очевидно, Лене совсем худо, надо бы проведать, но… Поднимусь к Казанцевой, она поймет, что я вернулся от Тани и чинил там отнюдь не электроприборы… Зачем дразнить гусей?" Я остановился у двери своей квартиры и похлопал по карманам… Ключей от дома и почтового ящика не было. "Видимо, обронил у Тани… а может у Лены? — хмель еще не совсем выветрился из головы, я хотел спать, и соображал туго. "Ладно, завтра отыщется". Я приложил палец к кнопке звонка, но не нажал. "Будить отца — это, значит, нарываться на неприятности… Надо было до утра остаться у Тани… или все же подняться к Лене и переночевать? Черт возьми, совсем запутался с этими бабами…"С желанием разбудить лишь только мать, я стал скрестись в дверь.
К большой радости отозвалась именно она.
— Кто там?
— Привет с поцелуем или поцелуй с приветом. Называй, как хочешь, но только открывай быстрее, я в туалет хочу!
Мать впустила меня в квартиру.
— А где же твои ключи?
— Дома забыл.
— Ни днем, ни ночью от тебя покоя нет, — проворчала мать. — Да ты, я вижу, пьян!
— Только глоток шампанского.
— А разит, как от литра самогона.
— Да пусти же! — я вырвался в уборную.
… Когда вышел, на лоджии надрывался телефон. Я бросился в лоджию, снял трубку. Звонила Лена. Голос больной, потусторонний, как из гробницы фараона.
— Привет. Разбудила?
— Да, — сказал я как человек, который только что проснулся.
— Таню проводил?
— Проводил, — ответил я равнодушно. — Все нормально.
Лена помолчала.
— Я ждала тебя… Думала, вернешься, — в ее словах звучала неприкрытая обида.
— Извини, но я думал, что ты болеешь и хочешь побыть одна.
— Мне действительно плохо… Идиотский припадок…
— Совсем плохо?.. Может, подняться? — я готов был на жертву.
— Не надо, уже поздно…
Я включил торшер и взглянул на циферблат.
— Да, без пятнадцати три. Час поздний, — для иллюстрации я пару раз зевнул, потом посмотрел в окно на дорогу, где контуры "скорой помощи" едва различались в стремительно падавшем снеге. — У подъезда "скорая" торчит. Ты все же вызвала?
У трубки появилась одышка, затем Лена сказала кому-то в комнате?
— Я готова. Сейчас едем, — и уже торопясь, мне: — Я сглупила, не послушалась тебя и сразу не вызвала "скорую". Приступ оказался серьезный. Врач говорит, нужно госпитализировать… Димчик, у меня к тебе просьба: позвони завтра ко мне на работу и объясни, что к чему. В воскресенье в институте обязательно кто-нибудь будет. Пусть не теряют меня.
— Не волнуйся, позвоню. Давай номер. — Лена продиктовала цифры, я записал их в блокнот.
— В больницу приходи. Не забывай. Ну, все, целую, пока! — в трубке раздались короткие гудки.
Из спальни родителей доносилось урчание. В свою комнату я не пошел, выключил торшер, разделся и лег спать тут же, на диванчике. Минут десять в голове вертелись приятные воспоминания сегодняшнего вечера. Уже засыпая, я услышал, как на улице хлопнула дверца, заработал мотор и машина "скорой" укатила.
Глава II
1
Такого мне видеть еще не доводилось… Я стою на горе, внизу раскинулась панорама города. Но до чего странная картина: на правой стороне небосклона ярко горит солнце — на левой бродят черные тучи. Город разделен на четыре равные части, в каждой из которой стоит свое время года. В одной знойное пыльное лето; в другой — весна пышным цветом распустилась на деревьях; третью занес снег; четвертую размывает дождь… Коллаж! — догадываюсь я, — фантазия художника. Но нет, картина живая: вдали синее море, по линии горизонта движется большой пароход с огромной трубой. Вдруг пароход начинает тоненько свистеть, и превращается в паровоз. Свист становится нестерпимым, и я открываю глаза. Чайник на плите злобно зашипел, свисток не выдержал давления пара и, взвизгнув, со стуком упал на пол. Мать запоздало пробежала в кухню, загремела посудой.
Я повернул голову: на улице третья картинка из моего сна — заснеженная.
Уже довольно светло. Наступило воскресное утро. Для кого-то выходной, а для меня рабочий день. Что поделаешь — задание редакции. Интересно, справлюсь ли я с ним? Я потянулся к столу, взял часы. Увы, они стояли. Вчера для меня и Тани время перестало существовать, и я забыл их завести. Я приподнялся с дивана, заглянул через открытое окно в комнату. Большие настенные часы показывали 8.10 — можно еще поваляться. Я завел часы, подогнал стрелки и, заложив руки за голову, снова откинулся на подушку.
"Ах, Таня, Таня! Милая девочка с цветом волос осенних листьев… Кажется, я влюбился в тебя до сумасшествия. Я все еще пахну тобой, и этот запах вызывает во мне истому и нежность. Я отчетливо помню каждую черточку твоего лица, каждый изгиб твоего тела, ты и прошедшая ночь останетесь в моей памяти, как самое чистое и светлое воспоминание…"
За спиной у меня выросли крылья. Я откинул одеяло и вспорхнул с дивана. Но крылья пришлось сложить: в лоджию вошел отец. Он с презрением потянул воздух.
Хотя и больно признаваться, но отец у меня личность скучная. Он сухопарый, долговязый, работает учителем. По характеру псих и буян. Со мной поступает до обидного примитивно: ругает, если нужно отругать; хвалит, если нужно похвалить, — и всегда этот менторский тон. Отец никогда не промолчит там, где молчание было красноречивее любых слов, никогда не поступит непредсказуемо. Он как заезженная магнитофонная запись с раз и навсегда записанным текстом. Поэтому я заранее знаю все, что он скажет, и могу до конца продолжить любую начатую им фразу… Отец всю жизнь пытается надеть на меня узду, но это ему не удается. Сейчас он стоял передо мной в боевой стойке, макал в чашку со сметаной вчетверо сложенный блин, откусывал его вставной челюстью и, пожевывая, поглядывал на меня. Кстати, я уже неделю обещаю ему залезть на крышу и подправить упавшую после бури антенну, да все руки не доходят.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.