Подари себе рай

— Скажи, что я не прав, Микита? — обратился старый шахтер к руководителю цековской бригады, которого знал — еще по работе в Донбассе — не первый год.

— Прав, — отрезал Никита. — И девку найдет себе ровню, а не из бывших.

Спас и свадьбу, и счастье молодых Сергей. Разговор этот происходил за завтраком в самый канун забуксовавшего вдруг бракосочетания. И ему удалось до обеда уединиться с женщинами для сугубо приватного разговора, о содержании которого Никита не узнал никогда, а Иван — спустя полтора года. Почитавший любовь высшим проявлением человеческого гения (хотя сам был на редкость легкомысленным), Сергей уговорил провести тайное венчание.

— С батюшкой, уверен, тесть сумеет договориться, — сказал он. — И чтобы никакой огласки.

Авдотья Филипповна и Ульяна Романовна бросились целовать столичного доброхота.

Свадьба получилась отменная. Шестьдесят пять гостей, три гармошки, четыре драки. Правда, уехали почетные гости до того, как началось самое веселое, — их поезд уходил в девять вечера. И больше всех сокрушался Сергей.

— Ты говоришь, я влюбчивый, распущенный перерожденец, — смеясь, говорил он Никите, трясясь на верхней полке. И, подмигнув Ивану, продолжал: — А ты читал у Ильича про стакан воды? То-то и оно, что не читал. Эх, братцы, надо было отложить отъезд на завтра. Мне за столом глазки такая вдовушка строила! Глаза, как у нетельной буренки, бедра колесом…

— И полна пазуха цицок! — довершил портрет луганской Авроры Иван.

— И соседка у нее была нисколько не хлипче. И по повадкам видать — бедовая. — Никита сладко потянулся — аж косточки хрустнули! — и зажмурился.

«Впервые за всю поездку размечтался наш вожак!» — одобрительно подумал Иван. А Никита, увидев, что к их разговору прислушиваются сторонние пассажиры, неожиданно строгим голосом сказал: «Пошутили — и будет. А то, не ровен час, кто и впрямь подумает, что мы отпетые бабники».

— Ты… это… тово… сынок, грозным словом плоть свою не трави, — наставительно заметил мужичок в опрятном зипуне и картузе. И, в очередной раз пощупав мешки под лавкой, на которой сидел, завершил свою мысль: — Плоть — она сильнее любого слова…

Подошли изрядно запыхавшиеся танцоры. Сергей галантно предложил стул Элис, и она, помахав кому-то в глубине зала рукой, села напротив Ивана.

— Что будем пить? — усаживаясь слева от нее, спросил Сергей.

— Водка! — задорно выкликнула американка. — В Россия пить толко водка.

Сергей подвинул ей рюмку, наполнил ее до краев, спросил: «За что будем пить?» Элис достала из сумочки разговорник, полистала, радостно произнесла по складам:

— На здо-ро-вья!

— На здоровье и на брудершафт! — добавил Сергей.

Элис согласно кивнула, зажмурилась и мелкими глотками выпила водку.

— Молодец, — одобрительно сказал Сергей, обнял ошалевшую Элис и поцеловал ее долгим поцелуем в губы.

«Знай наших! — одобрительно подумал, глядя на приятеля, Иван. — Хватает все, что шевелится. А тем более такую милашку. И в перерожденцы никто не запишет. Бобыль. Жену потерял в Гражданскую. В одном бронепоезде по Югу колесили. Впрочем, если бы он и был женат, его вряд ли бы это сдержало. Прирожденный любовник-террорист».

Полчаса спустя Сергей встал, оперся ладонями о стол и предложил:

— Айда гулять по ночной Москве. Лихача я уже заказал.

Он посмотрел на затянутые изморозью окна, на глубокое декольте Элис, добавил:

— Холодно не будет, там медвежье покрывало.

— Я не могу, — поспешил отказаться Иван. — Ты знаешь, у меня утром встреча в Наркомпросе.

— Знаю. Потому не настаиваю.

— Что есть «айда»? — заинтересовалась Элис.

— Это значит… это значит «давай отправимся», — с запинкой пояснил Сергей.

— А что есть «лихач»?

— Чисто русское явление, — улыбнулся Иван, глядя на пытавшуюся отыскать это слово в разговорнике Элис. — Там его наверняка нет. Это скоростной извозчик.

— Извозчик хочу! — захлопала в ладоши Элис. И тут же наморщила носик: — Такси не хочу. Моя журналист, такси во! — Она приставила ладонь ребром к горлу.

Сергей незаметно сунул воспротивившемуся было Ивану деньги, прошептав: «Не дури, казенные». Помог встать Элис и, уже отходя от столика, бросил через плечо:

— Вот так и начинается работа!

И подмигнул.

— Что есть работа? — удивилась Элис. — Айда гулять с этот… ли-хач… есть работа?

— У нас нынче все работа, — не смутившись и на миг, взял ее под руку Сергей. — Гулять — работа, работать — работа, любить — тоже работа.

— Любить — работа, — протянула Элис. — Это есть любопытный. Это есть хороший тема для мой новый статья.

Особенно рассмешило Сергея то, что она поставила в последнем слове своего монолога ударение на первый слог. Кутая Элис в мохнатую доху, он целовал ее щеки, волосы, любовался глазами, в которых сквозь танцевавшие на ветру снежинки светилось отражение лунных лучей.

— Пааашел! — крикнул наконец Сергей. И свистнул в четыре пальца.

— Па-шель! — повторила мальчишеским дискантом Элис, тоже попытавшись свистнуть. Засмеялась: «Нет могу!» Конь всхрапнул, поднялся вдруг на дыбы и — рванул с места галопом. Вдоль Охотного ряда, мимо «Метрополя» и «Савоя», вверх к Лубянской площади и дальше, по Мясницкой, обгоняя редкие трамваи и авто — иэээх, веселей, залетные…

Сергей снимал комнату в Сокольниках. Он легко внес Элис на второй этаж, осторожно поставил на скрипучий пол, достал из кармана пальто новенький немецкий фонарик.

— Это есть… это есть… — Элис, разглядывая уставленный по стенкам сундуками, корытами, старой рухлядью коридор, пыталась найти подходящее русское слово.

— Это есть коммуналка, — подсказал ей Сергей.

— О-о-о, коммуна, — закивала она радостно. В этот момент в самом конце длинного коридора распахнулась дверь одной из комнат, и в свете керосиновых ламп в дверном проеме возникли две долговязые фигуры. За их спинами слышались мужские и женские голоса, патефон наяривал блатную песенку Утесова: «Гоп со смыком это буду я…»

— И я, — заявил один из вышедших. Он мягко прикрыл дверь и кошачьей походкой двинулся к Сергею и Элис. Второй шел с ним вровень. У обоих — челочки на левый глаз, косоворотки распахнуты, под ними тельняшки, пиджаки с широченными подкладными плечами, у одного брюки клеш, у другого заправлены в хромовые сапоги гармошкой.

— А, фраерок! — ласково пропел тот, что был в клешах. — Не успел вселиться, как уже маруху припер.

— Тихо, Рашпиль, — оборвал его сипло тот, что был в сапогах. — Хозяин — барин. — И, обращаясь к Сергею: — Фраерок, ты вот что, дай нам эту фрю на часок. И всем будет фартово.

Левой рукой он ухватился за муфту Элис, в правой матово сверкнуло лезвие финки. Второй, ухмыляясь, потащил из бокового кармана пиджака маленький браунинг. Ни слова не говоря, Сергей схватил обоих парней за шиворот, резко тряхнул, поднял на полметра над полом и сшиб лбами. Раздался звук, словно кто-то взрезал спелый арбуз. Сергей подошел к лестничной площадке и пинком под зад отправил обоих вниз. Подобрал финку и браунинг, открыл дверь своей комнаты и полупоклоном пригласил Элис внутрь. Пораженная всем увиденным, она села на старинный диван и долго молчала. Сергей зажег керосиновую лампу и лихорадочно попытался убрать следы холостяцкой безалаберности: остатки еды, белье, газеты…

— Кто есть там? — наконец, унимая дрожь в голосе, спросила Элис.

— Там есть бандиты, — спокойно отвечал он, сбрасывая в помойное ведро окурки из пепельницы. — Здесь у них «малина». Не сегодня-завтра мы их прихлопнем.

С этими словами он стукнул газетой по столу и смахнул на пол несколько расплющенных тараканов.

— Как вот этих прусаков.

— Малина? — удивилась она. — Raspberry? Не понимай.

— «Малина» на воровском жаргоне — место сходки, тайный притон.

— А, теперь понимай. Но опасно, бандит много!

— Воюют не числом, а уменьем, — улыбнулся Сергей. — Кроме того, — он подошел к дивану, вынул из-под него маузер в деревянной кобуре, — есть вот это. Не пистолет, пулемет. Награда за Гражданскую войну.