Страница 3 из 77
— А ты, Том, в какую сторону склоняешься? — спрашивает Джил.
Чарли отрывает взгляд от холодильника.
— Да, — говорит он, — мы все как на крюке болтаемся.
Мы с Джилом дружно стонем. «Болтаться на крюке» — то самое выражение, которое подвело Чарли на экзамене. Он приписал его «Моби Дику», а не «Приключениям Родерика Рэндома» Тобиаса Смоллетта на том основании, что оно скорее означает некую рыбацкую приманку, чем передает состояние напряженного ожидания. Теперь Чарли с ним не расстается.
— Не переживай, — говорит Джил.
— Назовите мне врача, который знает, что такое «болтаться на крюке», — оправдывается Чарли.
Прежде чем кто-то успевает сказать хоть слово, из нашей с Полом спальни доносится шорох, и в следующее мгновение на пороге предстает он сам, в трусах и майке.
— Врача? — спрашивает Пол, протирая глаза. — Пожалуйста. Тобиас Смоллетт. Он был хирургом.
Чарли смотрит на магнитики.
— Подходит.
Джил фыркает, но молчит.
— А мы думали, ты в «Плюще», — говорит Чарли, когда пауза становится уж явно заметной.
Пол качает головой и отступает в спальню, чтобы взять тетрадь. Его светлые, цвета соломы, волосы примяты, на лице полоски от подушки.
— Слишком шумно. Лежал на кровати, потом уснул.
Последние две ночи он едва ли вообще спал. Референт Пола, доктор Винсент Тафт, усилил давление, требуя еженедельных отчетов. В отличие от других референтов, которые с удовольствием предоставляют своим студентам относительную свободу действий и держат их на длинном поводке, Тафт с самого начала не убирал руку со спины Пола.
— Ну так что, Том? — спрашивает, заполняя тишину, Джил. — Выбор сделан?
Я перевожу взгляд на столик. Речь идет о двух лежащих на нем письмах, которые то и дело отвлекают меня от учебника. В первом, из Чикагского университета, мне предлагается докторская программа по английскому. Книги у меня в крови, как медицина у Чарли, и получить докторскую степень в Чикаго было бы совсем неплохо. Я мнусь с ответом отчасти из-за того, что мои оценки в Принстоне не столь уж хороши, но главным образом потому, что до сих пор не решил, чему хочу посвятить себя, а хорошая докторская программа чувствует нерешительность так же, как собака чует страх.
— Бери деньги, — советует Джил, не отрываясь от Одри Хепберн.
Джил — сын банкира из Манхэттена. Принстон для него не самоцель, не пункт назначения, а окно с хорошим видом, остановка по пути на Уолл-стрит. В этом отношении он просто карикатура на себя, но Джилу все же удается улыбаться, когда мы начинаем доставать его шуточками по этому поводу. Он и по дороге в банк будет улыбаться — даже Чарли, который, несомненно, станет весьма прилично зарабатывать на больных, никогда не увидит на своем счету столько нулей.
— Не слушай его, — подает голос из спальни Пол. — Следуй велению сердца.
Я вскидываю голову, удивленный тем, что он замечает что-то, кроме своей диссертации.
— Иди за деньгами, — говорит Джил, поднимаясь, чтобы взять из холодильника бутылку воды.
— Что предлагают? — спрашивает Чарли, на секунду отвлекаясь от магнитов.
— Сорок одну тысячу, — высказывает предположение Джил и закрывает дверцу. Несколько елизаветинских слов падают при этом на пол. — И бонус — тысяч пять. Плюс премиальные.
Весенний семестр — сезон поиска работы, и в 1999-м рыночная конъюнктура благоволит покупателю. Сорок одна тысяча — это примерно вдвое больше, чем я могу заработать со своей степенью, преподавая английский язык, но по сравнению со сделками, которые заключают некоторые однокурсники, сумма кажется не такой уж и большой.
Я беру письмо из некоей интернет-фирмы в Остине, называющей себя «Дедал» и хвастающей тем, что она разработала самое продвинутое программное обеспечение для модернизации вспомогательных офисов крупных корпораций. Я почти ничего не знаю о самой компании, еще меньше о том, что такое вспомогательный офис, но один знакомый предложил обратиться к ним, и я, питаясь слухами о высоких заработках в этой неизвестной техасской фирме-выскочке, так и сделал. «Дедал», следуя общей тенденции, не обратил никакого внимания на мое невежество в том, что касается их бизнеса. Мне сообщили, что работа моя, если только я на собеседовании смогу решить несколько головоломок, докажу свою способность ясно выражать мысли и произведу приятное впечатление. И вот, выражаясь языком Цезаря, я взял, сделал и получил.
— Около того, — говорю я, заглядывая в письмо. — Сорок три тысячи в год. Бонус при подписании контракта — три тысячи. Премиальные — полторы.
— И журавль в небе, — добавляет Пол. Он всегда ведет себя так, словно говорить о деньгах еще непристойнее, чем прикасаться к ним. — Суета сует.
Чарли снова передвигает магнитики на холодильнике и громовым баритоном, подражая священнику своей церкви, скромному парню из Джорджии, только что получившему степень в теологической семинарии Принстона, объявляет:
— Суета сует. И всяческая суета.
— Ты же сам понимаешь, Том, — нетерпеливо говорит Пол, избегая смотреть мне в глаза, — никакая компания, которая считает, что ты заслуживаешь таких денег, не просуществует долго. Ты ведь даже не знаешь, чем они занимаются. — Он раскрывает тетрадь и начинает что-то писать. Подобно большинству пророков, ему не суждено привлечь внимание к своему предупреждению.
Джил продолжает смотреть телевизор, однако Чарли, уловив в голосе Пола резкие нотки, поднимает голову, трет щетину на подбородке и говорит:
— Ладно, парни, хватит. Думаю, нам всем пора спустить пар.
Впервые за последний час Джил отворачивается от телевизора. Наверное, услышал то же, что и я: легкое ударение на слове «пар».
— Прямо сейчас? — спрашиваю я.
Джил смотрит на часы — похоже, ему идея понравилась.
— У нас будет минут тридцать, — говорит он и в знак солидарности с предложением Чарли даже выключает телевизор.
Одри Хепберн сворачивается в трубочку и пропадает.
Чарли решительно захлопывает Фицджеральда. Сломанный хребет пытается распрямиться, но книга уже летит на диван.
— Я работаю, — возражает Пол. — Мне нужно закончить.
Он как-то странно смотрит на меня.
— Что? — спрашиваю я.
Но Пол молчит.
— Какие проблемы, девочки? — нетерпеливо интересуется Чарли.
— Снег идет, — напоминаю я всем.
Первая за зиму метель нагрянула как раз сегодня, когда весна уже, казалось, уселась на веточки деревьев. Снега, по прогнозам, выпадет на фут, может, и больше. Расписание пасхального уик-энда, предусматривавшего лекцию референта Пола, Винсента Тафта, срочно пересмотрено. Действительно, не лучшая погода для того, что имеет в виду Чарли.
— Ты ведь встречаешься с Кэрри не раньше половины девятого, верно? — обращается Джил к Полу. — К тому времени мы уже закончим. А вечером сможешь поработать подольше.
Ричард Кэрри, эксцентричный друг моего отца и Тафта, исполнял обязанности руководителя Пола начиная с первого курса. Он познакомил Пола с некоторыми из наиболее известных историков искусства и финансировал большую часть исследовательских работ по «Гипнеротомахии».
Пол взвешивает на ладони тетрадь, и от одного взгляда на нее в глазах у него появляется усталость.
Чарли чувствует, что он готов сдаться, и приводит последний аргумент:
— Закончим к без четверти шесть.
— Как разделимся? — спрашивает Джил.
Чарли на секунду задумывается.
— Том со мной.
Игра, в которую мы собираемся сыграть, представляет собой версию любимого всеми пейнтбола, только местом действия служит запутанный лабиринт теплокоммуникаций прямо под кампусом. Крысы там встречаются куда чаще, чем лампочки, жара держится даже в самую холодную зиму, а топография настолько сложна и опасна, что полицейским запрещено преследовать нарушителей. Идея родилась у Чарли и Джила в экзаменационную пору на втором курсе, после того как Джил и Пол обнаружили в клубе старую карту, и получила развитие под влиянием рассказов отца Джила об играх в туннелях, которыми они развлекались когда-то в студенческие годы.