Страница 26 из 148
– Либо загодя троицу сию раздавить, либо трёхглавый сей змий нам смерть принесёт, – решили полки и пошли войною на Кремль.
Вскипела Москва набатными перезвонами, гневом и бесшабашною удалью. Стремительно катилась толпа на дрогнувшие кремлёвские стены.
– Выведем неправдотворцев и избивателей царского роду! – надрываясь, кричали убогие человечишки.
– Выведем семя Нарышкиных! – перекрикивали стрельцы.
Бунтари прошли Земляной город, вступили в Китай.
Полная искреннего возбуждения, Родимица ворвалась к царевне:
– Стрельцы ратью на Кремль идут!
Она хотела поведать и о многотысячной толпе убогих, примкнувших к стрельцам, но вовремя опомнилась.
– А Артамон? – пытливо уставилась на постельницу царевна.
– Всех ныне стрельцы распотешат! Будь спокойна, мой херувим!
Софья недовольно поджала губы.
– Всех, да не Матвеева! Увильнёт он не токмо что от пики стрелецкой, из геенны огненной выпрыгнет! – Но тут же покорно повернулась к иконам. – Да будет воля твоя! на тебя уповаю, тебя исповедую!
По кремлёвскому двору, позабыв о сане, жалкие и растерянные, метались бояре.
Только один Матвеев, как всегда, остался верен себе: был медлителен, строг и надменно-спокоен.
– Запереть Кремль! – распорядился он, посовещавшись с князем Фёдором Семёновичем Урусовым[58]. Фрол, ни на шаг не отступавший от Артамона Сергеевича, коснулся рукой кафтана боярина.
– Повели, володыка мой, мушкет мне подать. Хочу я в остатний раз царю и тебе послужить перед кончиной моей.
Растроганный боярин допустил стремянного к руке.
– Где уж, Фролушка, нам к мушкетам касаться! Ветхи мы стали…
Однако вынул из-за серебряного кушака турецкий, в золотой оправе кинжал и подал слуге.
– Коль лихо придёт, не дай мне смертью умереть от рук разбойных. Сюда, – он ткнул себя пальцем под лопатку, – токмо держи строго. Да не дрогнет рука твоя.
Фрол не только не ужаснулся словам боярина, но и преисполнился восхищения.
– Воистину, господарь ты и саном и духом!..
– Запереть ворота! Во-о-о-ро-та! За-переть! – протяжно перелетала команда с одного конца на другой.
Но было поздно. Стрельцы и толпы народа ворвались в Кремль и сами заперли все входы. Тотчас же был окружён царский дворец.
Бояре повскакали на коней и приготовились к обороне. Раздался залп.
– И вы?! – взбешённо закричали мятежники, увидевшие надвигавшуюся на них дворцовую челядь. – И вы против братьев, христопродавцы!
Сообразив, что с мятежом справиться невозможно, защитники Кремля отступили и попрятались в теремах, подземельях и приказах.
Ломая все на пути, неистово ругаясь и размахивая тяжёлыми бердышами, стрельцы облепили Красное крыльцо перед Грановитой палатой.
– Нарышкиных! Выдать головою Нарышкиных!
Взволнованный, без шапки и словно крайне поражённый происходившим, к смутьянам выбежал князь Хованский.
– Я ли то зрю сынов своих в деле богопротивном?
Стрельцы грозно шагнули к Ивану Андреевичу. На всякий случай он отступил к крыльцу. «А кат их разберёт, чего не натворят в сердцах смерды!» – И дружески улыбнулся Черемному и Фомке.
– Вы хоть старика ублажите да поведайте, какая пригода вас в Кремль привела?
Кузьма опустил бердыш и, подойдя вплотную к Хованскому, тоном, не допускающим возражения, объявил:
– Бояре учинились изменниками и норовят царский род извести. Пущай кажут нам Ивана-царевича!
– Пущай! – дружно подхватили остальные. На острой глади бердышей ослепительно загорелись солнечные лучи, больно резнув княжеские глаза.
Иван Андреевич торопливо пошёл к Нарышкиным.
– Выдь на крылечко, царица, – до земли поклонился он Наталье Кирилловне. – Узрят крамольники тебя живу да царя со царевичем, в себя взойдут и утешатся.
Царица заткнула пальцами уши и топнула ногой.
– Не пойду! Не стану смердам потворствовать.
Она пыталась скрыть за гордыми словами охвативший её животный испуг, но ей никто не поверил. Выкатившиеся глаза, белая, как обронённая на пол Петром машкера, лицо и щёлкающие, точно от жестокой стужи, зубы выдавали её с головой. Матвеев и патриарх поддержали Хованского.
– Правильно сказывает Иван Андреевич. Иного путя не осталось. Поздно кичиться перед стрельцами.
– Поздно! – повторил ещё раз Артамон Сергеевич и бессильно свесил руки. – Кабы был я тут с первых дней, не то бы, ох не то бы зрели мы ныне…
Наталья Кирилловна долго упорствовала, крепко обняв сына, не слушала уговоров. Шум на дворе возрастал с угрожающей силой. В окна полетели булыжники. Пётр прилепился к матери и горько всхлипнул.
– Сказывал я: отпусти на Преображенское, – не вняла… А мне боязно царствовать над стрельцами. Мне робятки любезней…
В сенях затопали десятки ног.
Матвеев смело подошёл к порогу и ногой открыл дверь. Перед ним, смертельно испуганные, остановились дьяки и несколько думных дворян.
– Грозятся полки: не покажется-де царица с царём да царевичем – весь Кремль разнесут!
Выхода не было. Царица сдалась. Хованский с Матвеевым пошли за Иоанном.
Завидев Артамона Сергеевича, Софья обняла брата и зарыдала.
– Не пущу на погибель братца!
Матвеев поглядел на царевну с едва скрытым презрением.
– Не тем ты покажешь верность и любовь царю Петру, что над братом слезу уронишь, а тем, что, выведя царевича перед смутьяны, от погибели избавишь весь царский род!
Слова Матвеева смутили Софью. Она перекрестила Иоанна и покорно отошла к стене.
– А царю мы верны и противу него не злоумышляем.
Со двора доносились грозные крики:
– А буде не изведён ещё царевич, вместно посадить на царство его! Он старшой сын Алексея Михайловича! Ему венец!
Патриарх Иоаким и перепуганная Наталья Кирилловна вывели на Красное крыльцо царя и царевича.
Пётр до крови вонзил в руку матери ногти и судорожно передёргивался всем телом. Спокойно улыбаясь и щурясь от солнца, близоруко вглядывался в толпу Иоанн.
Стрельцы подкинули высоко в воздух шапки.
– Ура старшому сыну государя Алексея Михайловича, истинному царю Иоанну Алексеевичу!
Людишки Милославских надрывались больше всех.
– Ура государю Иоанну! Выдать Нарышкиных! А Наталью – в монастырь!
Чуя беду, грозившую царице, к бунтарям спустились Черкасский, Шереметев Большой[59], Василий Васильевич Голицын и Хованский.
Хованский сделал рукою знак.
– Дозвольте молвить, ежели заслужил я у стрелецкого воинства дружбой верной чести сей малой.
– Молви! – прокатилось дружно над двором. – Противу тебя не имам зла! Един ты нам замест отца!
– А коли так, – отвесил князь земной поклон, – бью вам челом, стрельцы. Побойтесь Бога, не обагряйте царской кровью православной своей души! – Он перекрестился и многозначительно прибавил: – А ежели люб вам царевич Иоанн на столе царёвом, повелите – и быть собору.
Глава 15
КРОВЬ
Хоромины опустели, вымерли наглухо заколоченные ряды – вельможи, торговые именитые люди, приказные, побросав всё на «Божью» волю, бежали куда приведётся от гнева стрельцов и взбаламученной убогой Москвы.
Грозно рокотали бурливыми волнами несметные толпы, катясь и заливая твердыню Кремля.
– Волим на царство Ивана-царевича! Смерть ворам Нарышкиным! – усердно старались, покрывая все возгласы языки Милославских.
Смутьянам некогда было вдаваться в доподлинную причину того, что заварилось на Москве; они, не задумываясь, подхватили клич Милославских и объединились вокруг него.
– Волим на царство Ивана-царевича! Смерть ворам Нарышкиным! – всё разухабистей и дружней рвалось из тысячи грудей.
Наталья Кирилловна забилась с царём под кровать. В терему растерянно и без толку суетились Стрешнев, Борис Голицын и Артамон Сергеевич.
– Горит! – мотнул головою Матвеев.
58
Урусов Фёдор Семёнович (даты жизни неизвестны) – боярин с 1681 г ., затем новгородский воевода, начальник Пушкарского приказа.
59
Шереметев Большой Пётр Васильевич (162? – 1709) – боярин, воевода, участник войн с Турцией и Польшей.