Страница 10 из 126
В гробницах начинают оставлять скульптурные модели, фигурки которых символизируют невольников, сопровождающих хозяев в долгом путешествии. Деревянные статуэтки часто снабжены пояснительными надписями (видимо, для того, чтобы хозяин мог ориентироваться, кто есть кто в его свите, ибо в реальной жизни властелин часто не мог да и не желал запоминать в лицо всех, кто ему прислуживал). Так вот, иероглифом «раб» могли быть выделены фигурки садовников, пекарей, чашников, провожатых, поваров, прачек и т. д. Нередко целые группки статуэток, занятых каким-либо делом (например, изготовлением хлеба), целиком состояли из несвободных работников.
Определенные выводы можно сделать, анализируя рисунки, которые сохранились на стенах усыпальниц, и рельефы, выбитые на заупокойных плитах. Здесь обычно изображались сценки египетского быта более масштабные, которые трудно было передать скульптурными композициями. Однако опять-таки на большинстве изображений проставлены пояснительные надписи, работники часто прямо называются рабами. Объединенные в группки, невольники совместно убирают урожай, перетирают зерно, пашут землю.
В сказках Египта периода Среднего царства встречаются упоминания рабов, однако роль их в развитии сюжета весьма пассивна. Невольники обслуживают героев: могут приготовить им пищу, натаскать воду, помочь прибраться. Да еще подвыпившие персонажи часто начинают хвалиться количеством «голов», перечисляя заодно как показатели богатства поголовье скота и размеры пашни.
Вот, пожалуй, и все источники. Из отчетов управляющих имениями можно узнать разве что общее количество рабов, занятых в хозяйстве. О работах, выполняемых невольниками, об условиях их содержания в столь серьезных документах того времени не пишут.
Естественно, подобное состояние источников не позволяет уверенно говорить о быте невольников, и особенно тех из них, кто занят в мелком частном хозяйстве. Однако некоторые выводы о положении рабов в Египте можно сделать. Во-первых, обращает на себя внимание интересная деталь: скульптуры и рисунки чаще всего изображают рабов-женщин. В частном секторе рабы-мужчины встречаются редко. Можно предположить, что основная их масса, как и прежде, занята на государственных работах, обеспечивая потребности правительственных строек и обрабатывая земли фараонов. Во-вторых, очень много среди рабов иноземцев — даже в сравнении с последними годами Переходного периода. Нередко для обозначения невольников-рабов применяют явно синонимичный термин «сирийцы». Анализ словоупотребления иероглифа «сирийцы» показывает, насколько хрупкая грань между этим термином и значком «рабы».
На одном из памятников, изображающем быт в хозяйстве одного из чиновников, два «сирийца» то убирают урожай (мужчина жнет, женщина убирает колосья), то наводят порядок, то варят пиво. Упомянутые в других источниках сирийцы тоже только тем и занимаются, что ведут хозяйство да прибирают в доме. Причем иероглиф «сирийцы» часто соседствует с работниками, по антропометрическим данным явно напоминающим то негра, то семита, то европейца. Видимо, в данном случае национальная принадлежность не учитывается, и нивелируется принадлежностью к сословию рабов.
Из этого можно сделать вывод, что основным источником пополнения рабов в период Среднего царства являлись пленные и захваченные в ходе завоевательных походов мирные жители. Это стало привычным до такой степени, что отразилось в лексике. И ранее, в Переходный период, походы заканчивались возвращением войска с «живой добычей», однако в те времена различение рабов и пленных было более четким. Например, о занятых в государственном строительстве мужчинах-рабах, захваченных в ходе боевых действий в сопредельных с Египтом областях, никогда не говорили как о «головах». В период же расцвета Среднего царства положение меняется. Один из телохранителей Сенусерта III рассказывает, что при зачислении на службу фараон подарил ему 60 «голов», да еще 100 — позже, после того, как стражник отличился в эфиопском походе и был произведен в начальники над телохранителями. Причем это явно не единичный случай — в сказках телохранителям регулярно дарят «головы», изредка при этом наделяя и землей. Год от года стоимость рабов падает — для придворных более престижным становится получение в дар земельных наделов. Постоянные военные походы сделали беспроблемным получение рабов человеком, состоящим на государственной службе.
Более сложной задачей приобретение невольника становилось для человека, далекого от двора и чиновничьей службы. Соответственно усложнялись и вопросы наследования рабов в случае смерти мелкого землевладельца. Не случайно практически все купчие оформлены на двоих-троих рабов, редко приобреталось более десяти работников. Если раб не жаловался в награду за преданность или покорность, то его приобретение являлось хлопотным и достаточно дорогим (что, кстати, свидетельствует о росте товарно-денежных отношений при XII династии). Неудивительно, что и в завещаниях мелких землевладельцев скрупулезно расписывается наследование каждой «головы» — немалого богатства для простого египтянина. В завещаниях,
как и в купчих, количество рабов невелико: распределяются между наследниками обычно 5— 6 «голов». Причем каждый из невольников вполне мог превратиться в предмет спора, компромиссным вариантом разрешения которого обычно становился обмен рабами, производимый новыми хозяевами после приведения завещания в действие. От времен XII династии сохранились целые «кусты» документов, где улаживаются спорные вопросы, возникшие между ближайшими родственниками завещателя. Наследники начинают сами распоряжаться полученными от отца или старшего брата «головами», перераспределяя их между своими детьми или обмениваясь с ближайшими родственниками. Это говорит о строгой упорядоченности (не в пример государственному рабовладению) правовой базы наследования невольников в частном хозяйствовании. Рабов завещали, перезавещали, обменивали по взаимной договоренности и даже дарили... Среди обычных и вполне, скажем так, понятных актов особое место занимают именно достаточно специфичные «подарочные» документы. Например, один служащий (это примечательный факт, немаловажный для понимания подоплеки сделки) жалует своих рабов брату жрецу, а тот через некоторое время передоверяет четыре «головы» своей жене. Возможно, эта и другие похожие цепочки актов следует оценивать как правовую маскировку «утечки» дешевых рабов из государственного обращения.
Видимо, на подобные ухищрения приходилось идти, скрывая нарушения определенных запретов государства на махинации с рабами фараона. В Египте Среднего царства сложилась двойная система рабовладения, выгодная для существовавших органов власти, не грозившая непредсказуемыми последствиями в случае ослабления мощи фараоном. Рабов в стране было множество, некоторые походы заканчивались пленением десятков тысяч иноплеменников, однако массы невольников существовали как бы в двух непересекающихся (в идеале, хотя нарушения, как водится, бывали) сферах: государственного и частного рабовладении. II каждой из них ценность невольника постепенно падала (а, следовательно, ухудшались условия его содержания), но разница в стоимости оставалась существенной. По сути дела государственные рабы являлись дармовой рабочей силой, и это в конце концов сделало весьма взрывоопасной систему общественных отношений.
Централизованная, система налогов и податей атрофировалась, утратила былую гибкость, так как необходимые для функционирования государственной машины средства начинают получать не за счет отчислений в казну фараона всех (или почти всех) жителей, а за счет использования труда невольников и — в весьма большой мере — от продаж части рабов по искусственно поддерживаемым высоким «частным» ценам.
Тем самым застойные явления в хозяйстве, вызванные ориентированностью его на ежегодные поступления военной добычи усиливаются «подвешенностью» централизованной системы обеспечения потребностей государства, ее зависимостью опять же от военных успехов египетских фараонов. В случае малейшей неудачи механизмы государственной машины неизбежно начинают испытывать перегрузки, в любой момент грозившие стать чрезмерными.