Страница 6 из 44
Сцилла свел кончики пальцев вместе — и удар в горло сбил сантехника с ног. С негром было проще — тот не знал, с кем имеет дело. Сцилла легко достал его левой, рубанул ребром ладони по ключице — послышался хруст костей, и черный опустился рядом с сантехником.
— Почему вы не подождали?
Техник пытался выдохнуть — он, наверное, уже никогда не сможет говорить как прежде. Черный, с ужасом глядя на Сциллу, неловко поводил плечом, еще не понимая, что произошло.
Сцилла проговорил очень тихо:
— Вот сейчас я сниму с вас штаны, как вам понравится, а? А потом посажу на стульчак. И убью обоих. Как, понравится?
— Нам приказали, — выдавил черный, — про тебя ничего не было. Не убивай нас.
— Вы знаете, кто я?
— Знаем, — ответил черный, — Сцилла.
Сцилла помедлил, не зная, прикончить их или нет. Гнев еще не оставил его, так что сделать это будет нетрудно. Уйти-то он сможет.
— Не надо, — попросил черный.
Сантехник все еще хрипел.
— Нам не сказали, что он был твой друг, — пояснил черный.
— Да, был. — Гнев Сциллы уже рассеивался. — Много лет, — продолжал Сцилла, пытаясь не остыть. Но ничего не получалось. Потому что Обезьяна не был его другом. Не друг, не знакомый, кто он? У них была одна профессия. Ну и что?
Он наклонился над ними, держа руки в боевой позиции. Он захотел увидеть их страх — и увидел. На их лицах было написано ожидание смерти.
— Запомните, вы, — сказал Сцилла, и хотя злость его уже проходила, голос еще дрожал. — Всегда оставляйте что-нибудь человеку. Понятно вам? Хотя бы какую-нибудь мелочь. Хватит и клочка, но клочок этот должен остаться. Вам понятно?
— Да, — прошептал черный.
Сцилла опустил руки ниже.
— Все понятно! — закричал черный, но он уже понял: пришел конец. Сантехник тоже сообразил, что с ним покончат.
Сцилла же молча выпрямился и ушел. Он вернулся в бар, допил виски, заказал еще.
Какая идиотская комедия! Они обо всем доложат в свой центр. Там свяжутся с Отделом и громко объявят, что Сцилла нарушает. Хуже — Сцилла вмешивается. И, конечно. Отдел постарается опровергнуть обвинение.
Но они уже не будут так доверять Сцилле, как прежде. Нет, они будут давать ему работу, конечно, он еще слишком ценен для них. Но за ним будут наблюдать. Более тщательно, чем раньше, гадая, почему же он нарушил, что с ним такое случилось, можно ли дальше доверять Сцилле. И на следующем задании…
Следующего задания не будет, решил Сцилла. И арабы, что наняли черного и сантехника, если это арабы, они тоже будут за ним следить. Надо ведь защищать как-то своих людей, и они не упустят возможности взять его врасплох, ключицу, например, сломать или голоса лишить. Или же, если разозлятся всерьез, перебить ему позвоночник в пояснице, чтобы помучился десяток-другой лет.
Я не попадусь врасплох, решил Сцилла.
Решить-то легко, но почему он взбесился в туалете? Почему вид помятого парика в углу кабинки вывел его из себя?
Потому что… Сцилла понял наконец: потому что он хочет умереть по-человечески, рядом с тем, кто любит его. Разве это такое уж несуразное желание? Разве это много — просить от жизни хотя бы приличную смерть?
— Счет! — крикнул бармену Сцилла и заплатил за виски, свое и Обезьяны.
По пути в самолет он завернул к туалету. Бумаги на двери уже не было. Он зашел внутрь, огляделся. Парика тоже не было.
Сцилла хмыкнул удовлетворенно. Они не смылись после его ухода. Остались, дочистили все до конца, сделали все как надо, не наследили. Наверное, они неплохие люди.
Неплохие люди?..
Сцилла торопливо вышел из туалета, злясь на себя за эту мысль. Что с тобой происходит? Пять минут назад ты чуть не укокошил этих двоих, а теперь называешь их неплохими людьми. Он подошел к регистрации, встал в очередь. Я хочу умереть рядом с тем, кто любит меня.
— Простите, что вы говорите? — спросила его пожилая леди.
О Господи, я думаю вслух!
Сцилла улыбнулся ей. У него была удивительная улыбка, естественная и ободряющая. Женщина приняла ее, улыбнулась в ответ и отвернулась. Продолжай в том же духе, скоро и тебя отправят во втором классе, сказал себе Сцилла.
Он содрогнулся от этой мысли.
В аудитории для семинаров их было четверо, все они ждали Бизенталя. Соседи его друг друга знали и негромко переговаривались за передними столами. Леви наблюдал за ними, сидя сзади. Он уже слышал о них, когда еще работал над своей темой в Оксфорде, слухи об их интеллекте пересекли Атлантику. Самым видным историком был Чембейрз, о нем говорили, что он станет первым черным историком высокого класса. Двое других — близнецы Райордан, брат и сестра. В университете уверяли, что они знают все.
Леви, сидя на своем месте, иногда чувствовал, что говорят о нем. Если у человека многолетний комплекс неполноценности, он очень многое читает по едва заметным жестам. Эти трое, осознавая свое положение — Бизенталь брал в свой семинар только лучших, — никак не могли понять, что делает здесь этот потный тип. Не надо было мне сегодня бежать на занятия, подумал Леви, ощущая влажную от пота рубашку. Очень глупо бегать в первый день семинара: в такой день надо произвести впечатление, а не ставить рекорды. Беги домой, дурень, сказал он себе. Рвани вовсю, если хочешь, но не сиди в классе, испуская запах пота. В академических учреждениях запах пота не любят.
В класс молнией влетел Бизенталь. Молния — точное определение. Глаза его, казалось, сияли огнем, как у героя боевика. Стоило только мельком взглянуть на Бизенталя, и не оставалось никаких сомнений: он — умница.
Бизенталь — это две Пулитцеровские премии, три бестселлера, постоянные выступления по телевидению и интервью в «Нью-Йорк таймс». Бизенталь был энергичной, яркой личностью. Источник его богатства, славы, удачи и в то же время авторитета в ученой среде был нехитрым: Бизенталь знал, казалось, абсолютно все, что когда-либо произошло в мировой истории, это и давало ему преимущество перед другими.
— Думаю, вы все провалите итоговый экзамен, — начал Бизенталь.
Присутствующие в комнате затаили дыхание. Бизенталь наслаждался эффектом. Он сел на переднюю парту и положил ногу на ногу, при этом на брюках обнаружились превосходные стрелочки.
— Во всем мире острая нехватка рабочих рук, — продолжал Бизенталь. — Не хватает воздуха. Не хватает даже, увы, питьевой воды. Но историков предостаточно. Мы штампуем вас, как на конвейере, и все вы очень умные. Нет, я говорю: хватит! Поищите себе где-нибудь полезное занятие. Погните спину. Поработайте локтями. Университеты занимаются вами ради коммерческой выгоды: пока вы можете платить за учебу, они платят мне. Это они называют прогрессом — штамповку бакалавров. Что ж, а я скажу: «Останови звенящий крик прогресс». Чья это цитата? Ну давайте, давайте, кто автор?
Теннисон[5], подумал Леви. «Локли Холл 60 лет спустя». Точно. А если ошибаюсь? В первый день не заявляются потным и не делают ошибок. Может, это Йетс. Что, если я назову Теннисона, а Бизенталь ответит: «А вот и нет, это Уильям Батлер Йетс, 1865–1939. Вы что, не знаете ирландскую поэзию? Как же вы намереваетесь стать порядочным историком, не зная ирландской поэзии? И кто вы такой, чтобы потеть в моем присутствии? Я говорил, что не хватает воды, но отнюдь не пота».
— Теннисон! — загремел Бизенталь. — Боже, Альфред Теннисон. Как вы собираетесь получить докторскую степень, не зная «Локли Холла» и «Локли Холла 60 лет спустя»?
Сестричка Райордан принялась сразу строчить. Леви смотрел и злился на нее за то, что она сейчас записывает названия поэм. «Я знал, — захотелось ему крикнуть, — Профессор, я, правда знал, я могу и продолжить цитату». Леви покачал головой. Эх, дурень, ты ведь мог произвести впечатление.
Бизенталь легко соскочил с парты и начал расхаживать. Некоторое время он молчал: дал им возможность хорошенько его рассмотреть, прочувствовать до конца, что они находятся в присутствии Бизенталя. Его семинар по современной истории был самым популярным в Колумбийском университете.
5
Альфред Теннисон (1809–1892) — английский поэт.