Страница 9 из 100
Сколько раз вы пытались ухватить слово, вертящееся на кончике языка, а оно никак не давалось? Как часто вы старались запомнить номер телефона, только для того чтобы мгновением позже начисто забыть его? Непреложный факт: с возрастом нам всё труднее задействовать свою долговременную память.
Вы можете попробовать Невро-Ткань, но она дорога и к тому же заполнена своей собственной информацией, вам не принадлежащей.
Однако теперь у нас имеется Быстро-Дум® — неврологическая система хранения знаний, которая вам столь необходима!
Быстро-Дум® — это органический имплантат размером с десятицентовую монету, незаметный, вживлённый за ухом и повышающий возможности вашей памяти с помощью миллионов здоровых нейронов, взятых у отборных расплётов.
Вы больше никогда не забудете нужное вам имя или день рождения близкого человека. Звоните и запишитесь на консультацию уже сегодня, и вы навсегда забудете, что у вас были проблемы с памятью!
— А правда то, что о тебе говорят? — спрашивает его красотка.
Её платье немного коротковато для приёма, рассчитанного на бальные туалеты и фраки. Она единственная из гостей, кто подходит Кэму по возрасту.
— Смотря что, — отвечает он. — А что говорят?
Они в библиотеке, далеко от шума и блеска многолюдного праздника. Из меблировки здесь стенной шкаф, уставленный переплетёнными в кожу книгами; удобное кресло и письменный стол — такой огромный, что вряд ли его можно использовать по прямому назначению. Кэм сбежал сюда, потому что ему надоело «блистать» пред очами разных богатых и могущественных персон. Девица увязалась следом.
— Я слышала, будто всё, за что бы ты ни взялся, ты делаешь неподражаемо. — Она идёт к нему от двери. — Ещё поговаривают, что все твои части подверглись тщательному отбору и поэтому они идеальны во всех отношениях.
— Я ничего такого не говорю, — лукаво усмехается Кэм. — Это Мэри Поппинс утверждает, что она само совершенство.
Девушка хихикает и подходит к нему вплотную.
— Оказывается, ты ещё и забавный!
Она красива. И, несомненно, его поклонница. Она хочет купаться в лучах его славы; и Кэм спрашивает себя, а не позволить ли ей это.
— Как тебя зовут?
— Миранда. А можно я... потрогаю твои волосы?
— Только если ты разрешишь мне потрогать твои...
Она проводит рукой по его разноцветным прядям — сначала осторожно, а затем зарывается в них пальцами.
— Ты такой... экзотичный. Я думала, что когда увижу тебя вот так, вблизи, то с ума сойду от страха. Но нет...
Её аромат — ваниль и полевые цветы — вызывает в нём неясные воспоминания. Впрочем, это популярные духи популярных девушек.
— Риса Уорд — сучка, — произносит она. — Как она посмела так с тобой обойтись, да ещё на национальном телевидении! Поиграла и бросила. Ты заслуживаешь лучшего. Ты заслуживаешь того, кто оценит тебя по достоинству.
— Дверь на замок! — вырывается у Кэма.
Девица одаривает его улыбкой и томно плывёт к двери.
— Здесь нет замка, — сообщает она. — Я просто закрою её, хорошо?
Она плотно притворяет дверь; ещё мгновение — и она снова в его личном пространстве. Кэм даже не совсем понимает, как она там очутилась: девица словно телепортировалась от двери прямо в его объятия. У него не получается трезво мыслить — слишком много данных на входе. Обычно его это раздражает, но сегодня так даже лучше.
Она развязывает его галстук. Кэм отдаёт себе отчёт, что не сможет вновь завязать его, но ему всё равно. Он сжимает девушку в объятиях. Она целует его — долго-долго, и отстраняется лишь на короткое время, чтобы перевести дух и послать партнёру лукавый, зовущий взгляд. Она снова тянется к нему. Второй поцелуй ещё более пылок, чем первый. Девушка, кажется, решила пуститься в тщательные исследования. Кэм обнаруживает, что и сам не промах по этой части. Должно быть, решает он, заработала мышечная память, поскольку язык, что ни говори, это прежде всего мышца.
Девушка снова отстраняется, задохнувшись ещё больше, чем прежде. Затем она прижимается щекой к его щеке и тихонько шепчет ему в ухо:
— Я хочу стать твоей первой.
Её атласное платье с тихим шелестом трётся о прекрасно выделанную ткань его фрака.
— Ты явно из тех юных леди, которые добиваются желаемого.
— Всегда, — выдыхает она.
Вообще-то, Кэм пришёл сюда вовсе не за этим. Может, дать ей отбой? Хотя зачем? Зачем отказываться о того, что предлагается вот так свободно, без принуждения? К тому же, упоминание имени Рисы раззадорило его. Она его не захотела? Ну так он сделает это здесь, с девицей, чьё имя он уже позабыл.
Он целует её — ещё более жадно и агрессивно, чем она.
И в этот момент распахивается дверь.
Кэм замирает. Девчонка отскакивает от него, но поздно. В дверном проёме возвышается импозантного вида мужчина, в своём элегантном фраке выглядящий даже более внушительно, чем Кэм.
— Руки прочь от моей дочери!
Руки Кэма уже давно не имеют касательства к его дочери, так что юноше больше ничего не остаётся, как ждать, чем закончится вся эта сцена.
— Папа, пожалуйста! Ты ставишь меня в неловкое положение!
Начинают собираться другие гости, привлечённые разворачивающейся драмой. Глаза отца мечут молнии — он явно практиковался в этом под руководством профессионала.
— Миранда, надевай пальто. Мы уезжаем!
— Папочка, ты всё не так понял! Ты всегда всё преувеличиваешь!
— Ты меня слышала.
Вот теперь включается фонтан и начинает работать на полную мощность.
— Ну почему ты вечно всё портишь! — рыдает Миранда и, вся в слезах, шествует к двери, неся своё унижение словно боевую рану.
Кэм понятия не имеет, как ему на всё это реагировать, поэтому не реагирует никак. Засовывает руки в карманы — на всякий случай, чтобы от него опять не потребовали убрать их от нечастной девицы, в это время стремглав несущейся прочь по коридору. Лицо его бесстрастно, как у игрока в покер. С разъярённым папашей, судя по его виду, вот-вот произойдёт спонтанное самовозгорание.
Появляется Роберта. Немного помедлив, она спрашивает:
— Что здесь происходит? — Тон её голоса сейчас совершенно для неё нехарактерен: неуверенный, беспомощный, из чего следует вывод, что положение у Кэма ещё более незавидное, чем он полагал.
— Я вам сейчас объясню, что здесь происходит! — ревёт мужчина. — Этот ваш... субъект... пытался совратить мою дочь!
— Вообще-то, — возражает Кэм, — это она пыталась совратить меня. И, можно сказать, преуспела.
Из толпы собравшихся слышатся приглушённые смешки.
— Ты думаешь, я этому поверю?! — Папаша кидается вперёд, и Кэм вынимает руки из карманов, готовый защитить себя, если потребуется.
Роберта бросается между ними:
— Сенатор Маршалл, не могли бы вы...
Но сенатор отталкивает её в сторону и наставляет палец в лицо Кэму. Одна часть Кэма хочет сломать этот палец. Другая не прочь его откусить. Третья готова повернуться и задать стрекача, четвёртая — остаться и от души поржать над этой комедией. Кэм обуздывает все эти противоречивые импульсы и остаётся недвижим и невозмутим, пока сенатор выговаривает ему:
— Если ты ещё хоть раз когда-нибудь приблизишься к моей дочери, я прослежу, чтобы тебя снова разъяли — один проклятый кусок за другим! Надеюсь, тебе ясен смысл моих слов?
— Ясен, как стекло, сэр, — говорит Кэм, — настолько чистое, что ещё чуть-чуть, и его вообще не станет видно.
Сенатор отступает и обрушивает свою ярость на Роберту:
— Не вздумайте обращаться ко мне, — хрипит он, — за поддержкой для вот этого вашего... «проекта»! — Он выплёвывает последнее слово и вылетает из помещения, оставляя за собой, словно выхлоп, полосу удручающего молчания.
Роберта, потеряв дар речи, смотрит на Кэма с горьким упрёком в глазах. «Почему? — вопрошают эти глаза. — Почему ты так наплевательски обошёлся со всем тем, что я пыталась дать тебе? Ты всё испортил, Кэм! Нам конец! Мне конец!»