Страница 88 из 100
— Они всё равно забрали бы его, — возражает Коннор. — Так что никакой жертвой тут и не пахнет.
— И всё же отдай ему должное: сдав нас, он мог бы выторговать себе серьёзные поблажки. — Риса на миг задумывается, и её пальцы, стискивающие ладонь Коннора, слегка разжимаются. — Он не такое чудовище, как ты думаешь.
Она ждёт ответа, но Коннор пока ещё слишком устал и раздражён после транка, чтобы согласиться с ней. Хотя, пожалуй, можно и согласиться: Кэм ведь выдал им всю информацию о «Гражданах за прогресс». Но с другой стороны, его мотивы настолько неоднозначны, что иначе как «весьма туманными» их не назовёшь.
— Кэм спас нас, Коннор. Ну хоть это-то признай!
Он делает движение головой, которое, если взглянуть на него под неким особым углом, могло бы сойти за неохотный кивок.
— Как думаешь, что они с ним сделают?
— Он их золотой мальчик, — отвечает Риса. — Окисел удалят, подполируют, и он снова засияет. — Она улыбается, уносясь мыслями к Кэму. — Само собой, он сразу бы возразил, что золото, мол, не окисляется.
Какая-то эта улыбка чересчур тёплая! Коннор знает, что играет с огнём, но всё же решает высказаться:
— Если бы я не был уверен в обратном, то подумал бы, что ты его любишь.
Риса хладнокровно выдерживает его взгляд.
— Тебе действительно хочется говорить об этом? — спрашивает она.
— Не хочется, — признаётся Коннор.
Однако Риса всё-таки поясняет:
— Я люблю то, что он сделал для нас. Я люблю, что сердце у него чище, чем все думают. Я люблю, что он намного более невинен, чем испорчен, и даже не догадывается об этом.
— И ещё ты любишь, что он от тебя без ума.
Риса улыбается:
— Ну, это само собой, — и взбивает волосы, словно модель, рекламирующая шампунь.
Движение настолько для неё не характерно, что оба хохочут.
Коннор садится на постели. Головокружение прекратилось.
— Я рад, что ты выбрала меня до того, как за ним пришли.
— Я ничего не выбирала, — говорит Риса с едва заметным раздражением.
— Ну ладно, я просто рад, — покладисто говорит Коннор. — На том и остановимся.
Он касается её щеки рукой Роланда. Акула всего в каком-то дюйме от лица Рисы, но Коннор наконец-то осознаёт, что чудище никогда не подберётся к любимой настолько близко, чтобы укусить.
Соня, задержавшаяся в доме Ханны, решает, что ещё чего-то требовать от хозяйки, получившей транк-пулю из-за своих гостей, будет наглостью. После случившегося ночью у неё не хватает духа просить Ханну о дальнейшем одолжении.
— Мне очень, очень жаль, — со слезами на глазах говорит Ханна, — но я прежде всего должна думать о Дирдри.
Держа малышку на руках, она желает своим гостям всего самого хорошего. У Коннора в горле ком при мысли о принесённом аистом ребёнке, которого он спас и которого больше никогда не увидит.
Соня отвозит его, Рису и Грейс обратно к себе на всё том же «субурбане» с затенёнными стёклами. Магазин она сегодня открывать не будет. Все четверо рассаживаются в кладовке — и разговор заходит о вещах настолько весомых, что удивительно, как под ними не проваливается пол. Коннор настаивает на присутствии Грейс; несмотря на то, что та нетерпеливо трясёт коленом и, похоже, совсем не заинтересована в беседе, он знает: внешний вид Грейс ой как обманчив.
— Один надёжный источник, работающий на «Граждан за прогресс», рассказал мне интересную историю, — начинает Коннор. Он не имеет понятия, пережил ли Трейс Нейхаузер авиакатастрофу, но почти уверен, что нет: Трейс никогда бы не допустил побоищ, которые устраивает Старки во имя свободы. Хорошо, что лётчик успел передать Коннору важные сведения до того, как Старки обманул его и заставил угнать самолёт. — Мой источник рассказал, что одно только имя Дженсона Рейншильда наводит ужас на заправил «Граждан за прогресс».
Соня издаёт удовлетворённый и одновременно зловещий смешок.
— Приятно слышать. Надеюсь, его призрак будет являться им по ночам до скончания веков.
— Так, значит, это правда... — Коннор подбирает слова поделикатней, но понимает, что его усилия бесплодны, — ...правда, что они... убрали его?
— Да им ничего, в общем-то, и делать не пришлось, — отзывается Соня. — Потому что когда ты вырываешь человека с корнем, от него мало что остаётся. Дженсон сломался. Он сам желал умереть, как умерли его мечты, и я ничего не могла с этим поделать.
Риса, слышащая всю историю впервые, спрашивает:
— Кто такой Дженсон Рейншильд?
— Мой муж, дорогая. — Затем Соня испускает скорбный вздох. — И мой сообщник в преступлении.
Это привлекает внимание Грейс, хотя она по-прежнему не произносит ни слова.
— «Граждане за прогресс» стёрли его из своей истории, — говорит Коннор.
— «Своей» истории? Они стёрли его из истории человечества! Тебе известно, что мы с ним получили Нобелевскую премию?!
Риса смотрит на неё во все глаза, приоткрыв рот, и при виде её реакции Соня смеётся:
— В области биологии, дорогая. Антиквариат в те времена был просто моим хобби.
— Это случилось до Глубинной войны? — спрашивает Риса.
Соня кивает.
— Есть у войн такое свойство — возносить некоторых людей на высоту. И наоборот — низвергать в пропасть. И не только людей, но и вещи.
Коннор пододвигает свой стул вперёд, скрежеща ножками по полу.
— Мы с Левом прочёсывали Сеть в поисках имени Рейншильда. Но его нигде не было. Вообще ни одного упоминания. И только в одной-единственной статье оно было написано неправильно — вот так мы его и отыскали. — Помолчав, Коннор добавляет: — Там была ваша фотография. Поэтому мы догадались, что вы в этом как-то замешаны.
Соня отворачивается.
— Стерев нас из истории, они нанесли нам самое страшное оскорбление. С другой стороны, это облегчило мне задачу, когда мне понадобилось скрыться от них. И не только от них — вообще от всех.
— Мы знаем, что это вы основали «Граждан за прогресс», — говорит Коннор, отчего у Рисы снова отваливается челюсть.
— Не мы. Дженсон. Я к тому времени удалилась от дел. Вовремя увидела кровавые словеса на стене. А он был идеалист. Прекраснейшая из его черт и самый ужасный недостаток.
Глаза Сони увлажняются, и она указывает на коробку с салфетками, стоящую на столе. Грейс протягивает ей салфетку. Соня вытирает глаза — только один раз; в течение всего последующего разговора они остаются сухими.
Коннор задаёт следующий вопрос:
— Мы знаем, что «Граждане за прогресс» замышлялись как организация, призванная не допустить злоупотреблений биотехнологиями. Что пошло не так?
— Мы выпустили джинна из бутылки, — горько говорит Соня, — а такой джинн не подчиняется уже никому.
Снизу доносятся раздражённые голоса — в подвале ссорятся спрятанные там беглецы. Соня стучит палкой по крышке люка три раза, и голоса умолкают. Тайны внизу. Тайны наверху. Когда Соня начинает свой рассказ, Коннор невольно наклоняется вперёд.
— Мы с Дженсоном стали пионерами в области нейропрививочной технологии, которая позволяет использовать для трансплантации все части донорского организма. Любой орган, любую конечность, каждую мозговую клеточку. Мы хотели спасать жизни. Мы хотели, чтобы мир стал лучше. Но дорога в ад вымощена добрыми намерениями.
— Соглашение о расплетении? — следующий вопрос Коннора.
Соня кивает.
— Ни о чём подобном ни у кого не мелькало даже мысли, когда мы совершенствовали свои технологии. Но полыхала Глубинная война; школьная система по всей стране давала сбои — собственно, она совсем развалилась, и улицы заполонили толпы диких подростков. Люди были напуганы, люди впали в отчаяние. — Взгляд Сони всё больше устремляется куда-то вдаль по мере того, как она углубляется в воспоминания. — Соглашение о расплетении превратило нашу технологию, предназначенную для спасения жизней, в оружие против детей, с которыми никто не хотел возиться. Правление «Граждан за прогресс» пошло на поводу у воюющих сторон и выгнало Дженсона. Потому что у них не только доллары в глазах заплясали: они увидели необозримые возможности — рождение целой индустрии.