Страница 7 из 7
Это произошло чуть восточнее Массова. Линия фронта шла по опушке леса. Я получил приказ занять передовую позицию с семью солдатами. Из неглубокой впадины в поле мы должны были остановить атаки русской пехоты двумя пулеметами «MG-42». Едва мы добрались до места, мне пришлось со своими солдатами выдвигаться вперед, прихватив пулеметы. Под проливным дождем, в непроглядной темноте мы двинулись к трем окопчикам. Я занял средний вместе с Гебауэром, сыном немца-фермера из Румынии. Мы установили пулемет и стали ждать, надеясь, что после рассвета мы будем хоть как-то укрыты. Второй пулемет с расчетом из трех человек стоял слева, а остальные трое заползли в правый окоп, имея при себе штурмовые винтовки и пистолеты-пулеметы.
В случае атаки шансов удержать эту позицию не было никаких! У нас даже не было траншеи, ведущей в тыл, чтобы удрать в случае чего. Только ночью можно было ползком выбраться в «безопасность». Мы могли только надеяться, что красные будут вести себя спокойно. Они и были спокойны, но лишь до утра. Концерт начала русская артиллерия. Пока она обстреливала нас несколько часов подряд, наращивая интенсивность огня, мы, словно маленькие мышки, сидели по норкам. Но потом до нас дошло, что это не обычный артиллерийский обстрел. Смерч осколков гулял взад и вперед по нашему сектору, насколько мы могли слышать. Поэтому нам оставалось лишь гадать, что же последует. Разрывы перекопали все вокруг. Когда сгустилась темнота, вспышки залпов освещали горизонт, словно прожектора небо над городом во время ночного налета. Мы прятались, как только могли, чтобы пережить этот кошмар. Погода переменилась, дождь перешел в мелкую морось, а потом мелкие капли постепенно превратились в туман. Грязная почва вокруг наших убежищ превратилась в липкую массу наподобие картофельного пюре, которая прилипала к сапогам, покрывала оружие и вызывала настоящее омерзение. Через пару часов мы все оказались промокшими насквозь. Одежда, тяжелая даже в нормальном состоянии, поглотила столько воды, что казалась сделанной из свинца. Грязь на сапогах противно чавкала. К счастью, большинство осколков летело поверху, потому что часть, занимавшая позиции до нас, отрыла окопы на совесть и хорошо их замаскировала. Лишь случайные снаряды рвались неподалеку. Основной удар пришелся по главной линии обороны позади нас, именно на нее обрушился шквал огня и стали.
Три дня и три ночи пришлось нам лежать в этих богом забытых дырах и ждать, ждать, ждать… Снова полил дождь. Нам не доставляли никакого продовольствия, связь с тылом была потеряна, пока между нами и позициями роты бушевал огонь. В утренних сумерках четвертого дня дежурить выпало Гебауэру. Все остальные лежали в грязи и дремали вполглаза, голодные и уставшие до предела. Внезапно Гебауэр затряс меня:
— Они идут!
Я быстро глянул вперед сквозь маскировочную завесу. Там, всего в 30 метрах, появилась толпа большевиков, которая неслась на нас, времени на панику у нас просто не оставалось! Они явно пытались как можно скорее добраться до позиций нашей роты. Несмотря на утреннюю дымку, я смог различить вторую волну пехоты, которая появилась из мглы примерно в 50 метрах позади первой. Я схватил готовый к стрельбе пулемет и выпустил буквально всю ленту. Моя стрельба и вопли раненых разбудили остальных парней, и наши стволы обрушили огонь и смерть на коричневые толпы.
Наша бешеная стрельба вскоре вызвала ответный огонь уцелевших атакующих, которые попадали на землю и начали стрелять. Я быстро глянул налево и заметил большевика, который спускался в низину, чтобы обойти нас с тыла. Однако он тоже заметил меня и моментально исчез. Но тут же появился снова! Русский дал по мне очередь из своего автомата. Раскаленный свинец засвистел рядом с моей головой. Завязалась настоящая дуэль! Нас разделяло не более 20 метров. Я поднял штурмовую винтовку и стал ждать противника. Гебауэру пришлось стрелять из пулемета одному. Мы с русским стреляли друг в друга: поднял голову, выстрелил, спрятался, поднял голову, выстрелил, спрятался. Роттенфюрер Мартин, лежавший за вторым пулеметом моей группы, мог бы дотронуться до русского, если бы посмотрел в нужную сторону, однако он не видел нашей дуэли. Наконец русский совершил ошибку. Либо ему все надоело, либо он захотел стрелять чуть быстрее, однако он оставил свой автомат наверху, и я его видел, хотя сам он спрятался до следующего выстрела. Но я стал ждать его, держа палец на курке. Вот! Его голова появилась позади приклада автомата, но прежде чем он успел среагировать, получил пулю прямо между глаз. Голову русского отбросило назад, затем она исчезла, а дрогнувшая рука выпустила оружие.
Взбешенные русские бросились на неожиданное препятствие, которым стала наша позиция. Положение стало безнадежным, однако парни отважно сражались. Кольцо вокруг нас стягивалось все туже. В горячке боя один из парней в правом окопе встал во весь рост с автоматом в руках. Он дал длинную очередь и уложил около десятка врагов, что позволило нам вздохнуть спокойнее, но тут же сам рухнул на землю, получив пулю в живот. Давление немного ослабло, но вскоре был убит еще один из моих солдат. Мы больше не могли держаться, хотя вокруг наших окопов валялись груды вражеских трупов. Я выпустил красную сигнальную ракету: «Враг атакует!» Но ответа не последовало. Похоже, ливень русских снарядов, летевший над нашими головами, не позволял роте даже пошевелиться. Или они просто спали, в то время как мы отчаянно сражались за свою жизнь? Еще одна красная ракета. И снова никакой реакции. Я буквально вскипел от ярости на своих товарищей сзади и даже завопил что-то. Пока я помогал Гебауэру зарядить в пулемет новую ленту, то непрерывно ругался, призывая на их головы всевозможные несчастья и адские муки.
Затем я оставил Гебауэра управляться с пулеметом, а сам попеременно стрелял из штурмовой винтовки и автомата. Он совершенно забыл об опасности, поднявшись над бруствером по пояс, чтобы лучше целиться.
— Вниз! — закричал я, пытаясь перекрыть шум боя. Он ответил беспечным смехом, ведь ему было всего 19 лет… и продолжал посылать в атакующих смертоносные струи свинца.
Новая волна русских покатилась на нас, чтобы смять, уничтожить. На открытом пространстве они были совершенно беззащитны. Гебауэр приподнял голову, чтобы лучше видеть.
— Пригнись! — завопил я. Но слишком поздно! Внезапно Гебауэр качнулся назад и завалился набок. Я повернул его лицом к себе. Пуля попала ему под левый глаз и прошла сквозь шею. Он был еще жив, кровь текла вниз по щеке и шее. Гебауэр жалобно попросил:
— Напиши моей матери… — Его тело обмякло, руки беспомощно опустились. — Всего несколько строк… — И после этого я остался один, совершенно один, такой крошечный в своей норке. Тут я понял, что начинаю паниковать. «Спокойствие, только спокойствие. Ничего серьезного…» — уговаривал я себя, но тело продолжало трястись.
Мартин теперь тоже остался один. Я позвал его, приказав забрать оружие, так как собрался уходить. Он примчался дикими прыжками. В правом окопе также уцелел один из парней, но все остальные лежали, получив пули в голову. А ведь я предупреждал их, чтобы не высовывались, хотя тот же Мартин в горячке боя забыл все мои предупреждения. Этого было достаточно, и буквально в следующую минуту он получил пулю в переносицу. В результате двое уцелевших забрали пулеметы («MG-42» так и остался непревзойденным по скорострельности оружием до самого конца войны) и сумели не только прижать врага к земле, но даже отогнали русских. По какой-то непонятной причине русские не обстреливали нас ни из пушек, ни из минометов. Внезапно мы услышали крики «Ура!» позади себя. Они прорвались!
— Хватай пулемет и бежим! — крикнул я своему товарищу.
Я поднял свой пулемет, повесил на шею несколько лент и, придерживая патронташ, помчался прочь. По открытому полю пришлось бежать зигзагом, но мы довольно быстро добрались до спасительной опушки леса. Мой товарищ следовал за мной, держась в нескольких шагах позади. Я быстро оглянулся и заметил, как он схватился за плечо, а потом упал ничком. Прячась за деревьями, я оглянулся еще раз и увидел, как он, лежа, слабо помахал мне. Слишком поздно, сделать уже ничего было нельзя, так как русские были совсем рядом! Четверо русских бежали ко мне, пытаясь на бегу целиться из автоматов. Я бросил свой пулемет, все боеприпасы и припустил во всю мочь, вокруг свистели пули, с неприятным чмоканьем впиваясь в землю у меня под ногами. Теоретически я был уже мертвым унтершарфюрером, но солдату все-таки должно повезти когда-то! Так случилось и со мной в этот день. Я бросился в гущу деревьев и совершенно неожиданно для себя очутился среди солдат своей роты — но теперь их осталась жалкая горстка… хотя наш шведский командир невозмутимо курил сигарету. Он оглядел меня с ног до головы.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.