Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 80 из 102

Бобеш пошел открыть окно.

— Ты знаешь, мама… сегодня на улице совсем тепло.

— Открой тогда еще и двери. Здесь такой тяжелый воздух! Пусть комната получше проветрится, И отойди от окна, а то сквозняк.

— А что это — вредно?

— Да, может заболеть голова.

— Мама, ты чувствуешь?

— Что?

— Как пахнет из окна.

— А чем пахнет-то?

— Мне кажется, мясом. Это, наверное, у Веймолы готовят.

— Ну, вряд ли… У них столько же мяса, сколько и у нас.

Бобеш подошел к матери и шепнул ей на ухо:

— Пан Веймола ловит зайцев, я сам видел.

— Где ты мог видеть?

— А помнишь, когда я потерял очки? Я был тогда на Планаве и видел его там.

— А он тебя тоже видел?

— Нет, не видел.

— Ты смотри, Бобеш, никому об этом не говори.

— А почему?

— Потому что пана Веймолу могут за это посадить.

— Как так — посадить?

— Так, придут жандармы и арестуют его.

— А что, разве нельзя ловить зайцев?

— Нельзя.

— Но ведь они бегают по лесу.

— Пусть бегают, а ловить их нельзя. Можно только тому, кому принадлежит лес.

— А кому принадлежит лес?

— Городу.

— Как это так — городу?

— Ну, у меня нет времени с тобой разговаривать.

— Ага, я уже знаю: старосте можно.

— Можно, но он тоже должен за это платить.

— Кому?

— Бобеш, оставь меня, пожалуйста, в покое!

— А кто же велит арестовать пана Веймолу?

— Замолчи! Об этом вообще не надо говорить, а то кто-нибудь услышит.

— А если бы пан Веймола им сказал, что ему страшно захотелось есть, — все равно его арестовали бы?

— Ничего бы ему не помогло. Посуди сам: если бы все люди, кому хочется есть, брали у булочника хлеб и не платили бы ему, — разве это была бы не кража? За это все равно наказывали бы.

— А если бы я чувствовал сильный-сильный голод и сорвал бы на дороге вишню, меня тоже за это наказали бы?

— Тоже. Смотри, только попробуй рвать вишни!

— Нет, мы еще пока не ходили.

— И не ходите. Тебе бы здорово попало от отца.

— А пан Веймола знает, что нельзя ловить зайцев?

— Конечно, знает.

— А ведь он не боится, правда?

— Должен бы бояться…

— А если найдешь мертвого зайца, его все равно нельзя взять?

— Такого зайца нельзя есть.

— А почему?

— Мясо у него испорченное.

— А почему, мама, люди не хотят есть конину?

— Откуда, Бобеш, ты все это берешь?

— Миладка говорила, что она ни за что на свете не стала бы есть лошадиное мясо, что его едят только цыгане. А я ей говорю: «Вранье! Мы уже сколько раз ели конину, и она ничуть не хуже всякого другого мяса».

— Бобеш, зачем ты все рассказываешь?

— Ну ведь это же правда!

— Пусть правда, все равно не нужно рассказывать. В другой раз ты об этом никому не говори.

— А дедушка говорил, что во время войны конину ели и офицеры.

— Тогда был голод.

— А дедушка еще говорил, что лошадь даже чище, чем поросенок… Ай-яй-яй, посмотри-ка! — воскликнул Бобеш.

— Что такое? — спросила мать.

— Ласточка, ласточка!

Через открытое окно влетела ласточка. Она беспомощно металась по комнате. Поскольку Бобеш стоял у окна, она боялась вылететь обратно. Ласточка летала по комнате и щебетала. Потом наткнулась на картину и упала на сундук. Мать взяла платок и набросила его на ласточку. Ласточка запуталась в платке и не смогла подняться. Тут мать ее и поймала.

— Подожди, мама, не отпускай ее, я хочу на нее посмотреть.

— Ну, смотри поскорее, у меня нет времени. Пора обед варить, а у меня еще так много работы.





— Дай мне ее подержать.

— Нет, Бобеш, ты можешь невзначай что-нибудь ей сломать.

— Какая красивая птичка, правда?

— Правда.

— Подожди, я ее все-таки поглажу… Не бойся, не бойся, маленькая! — приговаривал Бобеш. — Посмотри-ка, какое у нее красненькое пятнышко под горлом. А хвостик — как стрела! И слышно, как у нее бьется сердечко. Подожди, я ее поцелую. Ой, она меня клюнула!

— Так тебе и надо.

— Вот противная! Я ее хотел поцеловать, а она щиплется.

— Ну, хватит, Бобеш, давай я ее выпущу.

Мать подошла с ласточкой к открытому окну и разжала ладонь. Ласточка с веселым щебетом поднялась высоко-высоко и скрылась.

— А почему, мама, она сюда залетела?

— Она гналась, наверное, за мухой.

— Мама, а вот ласточку тоже нельзя ни продать, ни купить?

— Ласточек нельзя ловить.

— А чьи они, если их нельзя ловить?

— Они ничьи. Они просто полезны людям, и люди должны их беречь.

— Как она обрадовалась, когда мы ее отпустили!

Мать тем временем уже возилась у плиты и Бобешу ничего не ответила. Бобеш сидел у окна и следил за полетом ласточек.

— Вот ласточкам, наверное, хорошо живется! Летают куда хотят, еда у них задаром, да еще и люди их любят… Дедушка! Бабушка! — закричал вдруг Бобеш.

Дедушка с бабушкой наконец-то возвратились из леса с грибами.

— Боже, едва ползу! — вздыхала бабушка. — Если б толь-ко знать, какая будет жара, если б только ведать, куда по такой жарище этот старый дурак потащит, нипочем не пошла бы!

— Иначе от тебя не отвяжешься, — засмеялся дедушка. — Ты же сама все твердила: пойду да пойду. А вот взял с собой — опять не угодил.

Бобеш подбежал к столу, на который дедушка выкладывал из соломенной кошелки грибы.

— Так, значит, все-таки есть грибы! — обрадовалась мать. Она тоже подошла поглядеть.

— Грибы-то есть, да сколько с ними маяты! — жаловалась бабушка.

— Ради тебя им надо бы родиться всем на одном месте!

— Молчи уж лучше!

— Это, дедушка, боровичок, да?

— Да, это беленький грибочек.

— А этот?

— Моховик.

— Большие грибы мы порежем и посушим, а маленькие очистим и отнесем в лавку. Надо поменять на яйца.

— А разве мы их не съедим? — спросил Бобеш, уныло взглянув на грибы.

— Грибами, Бобеш, не наешься. Это — лакомство.

— Да, они очень вкусные.

— Конечно, вкусные, но яйца тоже вкусные.

— И яйца тоже вкусные.

— Ну вот, за грибы мы и получим яйца.

Дедушка потом велел матери самые маленькие грибы все-таки бросить в суп.

Когда они сварились, мать вынула их, положила на тарелку, полила маслом и подмигнула Бобешу. Он тотчас же подскочил.

— На, Бобеш, съешь, здесь всего две ложки. Только никому не хвались.

Бобеш сел в уголок у плиты и с наслаждением съел грибы.

— Похоже, что наш сосед занимается браконьерством, — сказал вдруг дедушка. — Я заметил его на пасеке. Чего-то он там втихомолку возился…

Мать быстро повернулась к дедушке и приложила палец к губам. Бобеш знал уже, что это значит. Значит, при нем, при Бобеше, об этом не нужно говорить.

— Не бойся, дедушка, я ничего не скажу, — отозвался Бобеш.

— Замолчи!

Бобеш покраснел, отдал матери пустую тарелку, подошел к дедушке и прошептал ему на ухо:

— Дедушка, я потом тебе кое-что скажу, когда останемся одни, ладно?

— Хорошо, хорошо, — кивнул дедушка и улыбнулся.

— Мы дошли почти до места, где строят дорогу. Людей там полным-полно.

— Дедушка, а у нас была сегодня ласточка!

— В комнате? — спросил дедушка.

— Ласточки приносят счастье! — обрадовалась бабушка.

— Гм… — улыбнулся дедушка. — Счастье, что она хоть ничего у нас не разбила.

— Всегда ты… — помрачнела бабушка.

— Мама, — подбежал Бобеш к матери, — теперь Франтишека может немножко покачать и бабушка. А я пойду погуляю.

— А уроки ты все сделал?

— Нам теперь не задают уроков.

— Вот жизнь пошла!

— Учитель нам теперь все время читает. Недавно прочел книжку о жуках.

Бобеш вышел, но тут же вернулся.

— Мама, — зашептал он, — к Веймолам идет жандарм!

— Он плохо кончит, — вздыхала бабушка.

В комнате все затихли. Бабушка подошла к двери и немножко ее приоткрыла. Ей хотелось услышать, что происходит у соседей. Но дедушка велел ей закрыть дверь. Сказал, что нехорошо подслушивать. Однако даже через закрытые двери было слышно, как заплакала соседка.