Страница 70 из 102
— И чужие тоже, папа?
— Да, и чужие.
— А почему некоторые просто так стоят, не помогают?
— Вероятно, они не могут.
— А некоторые даже вредят.
— Как это — вредят?
— Отец Гонзика говорил, что однажды во время пожара все разокрали.
— Это только подлецы крадут.
— Ты таким не стал бы помогать, правда?
— Конечно. Они не заслуживают того, чтобы им помогали. Но огонь гасить все равно надо, чтобы он не перекинулся на другие дома.
— А он уже перекинулся на другой дом.
— Что, разве горит уже второй?
— Да, горят два дома, — подтвердил Гонзик.
— Значит, и Прохазка горит, — сказал отец.
Он хотел немедленно вернуться домой. Пора, мол, выносить вещи. Но товарищи уговорили его. Убедили, что опасности нет, что огонь так далеко все-таки не дойдет. А потом вскоре все услышали утешительную новость, что городские пожарники пустили в ход мощную паровую пожарную машину. Теперь дело должно было пойти гораздо быстрее.
— А где стоит паровая машина? — спросил Бобеш.
— На другой стороне, за мостом.
— Можно я туда пойду, папа?
— Не ходи, оставайся здесь. Или погоди… мы пойдем туда вместе. Я и сам хочу на нее поглядеть.
Гонзик пошел вместе с ними.
— А где дедушка? — спрашивал Бобеш по дороге отца.
— Дедушка? Он помогает пану Вашеку выносить вещи. — Нет, я его там не видел.
Когда подошли к паровой пожарной машине, Бобеш удивился, до чего же похожа она на паровоз. Отец объяснил ему, как она работает.
— И люди на ней не так устают, правда, отец?
— Конечно, здесь не то что вручную.
Подходило все больше людей. Все рассказывали, что пожар затухает, но дом пана Прохазки спасти все же не удалось. Потом перестали работать и пожарные машины. Отец с Бобешем пошли к пожарищу и встретились там с дедушкой. Пожарники всё еще трубили разные сигналы. Бобеш расспросил отца и о сигналах. Пожарище было уже темным. Только кое-где вспыхивали искры и поднимались иногда маленькие язычки огня. Но их быстро заливали водой. Люди так и стояли здесь с ведрами, ушатами и тазами в руках. На месте обоих домов торчали обгоревшие бревна. Почерневшие от дыма трубы казались Бобешу необыкновенно высокими, как будто какой-то злой великан грозил небу черными пальцами.
— Успели что-нибудь вынести? — спросил отец дедушку.
— Да, кое-что успели. Но все, что было на чердаке, сгорело.
— А дом-то хоть был застрахован?
— Был. Только на небольшую сумму.
— Что такое «застрахован», папа?
— Это значит, что пан Вашек относил каждый год понемногу денег в особую кассу. А теперь, когда у него сгорел дом, ему вернут эти деньги обратно, то есть выдадут сумму, на которую он свой дом застраховал.
Бобеш этого не понимал. Он понял только, что Вашек получит деньги, и решил, что тот, должно быть, умный человек.
— Посмотри-ка, папа, вон там совсем красное небо.
— Это утренняя заря.
— Заря?
— Да, так бывает перед восходом солнца.
— Там восходит солнце?
— Да, пройдет еще немного времени, и оно взойдет.
— Так что ж, ночь уже прошла, да?
— Ночь кончается. Теперь ночи короткие, а летом будут еще короче.
В предрассветной мгле Бобеш совершенно отчетливо узнавал окрестности и с ужасом заметил, что яблони, которые еще совсем недавно цвели, теперь почернели и остались без листьев. Голые ветки их поднимались к небу. Люди медленно расходились. Уехали уже и пожарные машины. На месте оставалось только несколько пожарников. На всякий случай.
— Знаешь, папа, кем я буду, когда вырасту?
— Кем же?
— Пожарником.
— Тебе, значит, нравится тушить пожар?
— Нравится.
Свою комнату Бобеш даже не узнал, потому что мать с бабушкой вынесли из нее все, что только можно было вынести. Теперь отец с дедушкой помогали им переносить вещи обратно из погреба в комнату.
— Я-то надеялся, что отдохну, а здесь и без пожара все равно приходится таскать вещи, — полушутя сказал дедушка.
— Я так и думала, — сказала мать, увидев Бобеша. — Без тебя там, конечно, не обошлось. Без тебя, я думаю, и пожара бы не погасили.
— Не ругай, мать, Бобеша, — сказал отец, — ведь это же будущий пожарник.
— Да, пожалуй, поливать он уже давно умеет, — пошутил дедушка.
— Это он умел еще раньше, чем научился ходить.
Бобеш вопросительно посмотрел на дедушку.
— Поливать цветы, Бобеш.
Не успели привести комнату в порядок, как совсем рассвело, взошло солнце.
— Посмотри, мама, солнце утром больше, чем днем.
— Ложись, ложись спать!
— Зачем? Уже утро, мама.
— Ничего, ложись. Мы еще немного поспим. Сегодня воскресенье, и отец должен отдохнуть.
— А где будут спать пан Прохазка и пан Вашек?
— Ну, им сегодня вряд ли до сна.
Бобеш послушался мать и улегся. Минутку поразмыслив о том о сем, он сказал:
— Подумать только, как птицы утром громко поют! Всё поют и поют, как будто бы даже и никакого пожара не было, — и уснул.
Когда Бобеш проснулся, было время обеда. Сначала он никак не мог понять, как же так случилось, что проснулся он на маминой постели, а не около печки. Почему в комнате совершенно светло? Потом увидел, что комната по-праздничному убрана, и только тогда вспомнил, что сегодня воскресенье и что лег он спать под утро, вернувшись с отцом и с дедушкой с пожара. В комнате никого не было, одна мать стояла у плиты. На левой руке она держала маленького Франтишека, а правой что-то помешивала на сковородке. И, хотя сковородки Бобеш с постели не видел, он по запаху понял, что мать жарит лук. Этот запах был ему очень приятен. Он потянулся. Широко зевнул, и изо рта у него вырвался при этом какой-то странный звук. Мать сразу обернулась:
— Ну, хватит спать, вставай!
— А как я попал на постель, мама?
— Не понимаешь? Произошло чудо, — шутила мать. — Тебя можно, Бобеш, во сне украсть, и ты не почувствуешь. Ты не заметил, как я тебя перенесла на постель?
— А где папа?
— Отец пошел на вокзал. Хочет узнать, не возьмут ли его на постоянную работу.
— А дедушка?
— Рядом, у соседей, у Веймолы.
— Я тоже туда пойду, к Марушке.
— Сначала, Бобеш, умойся. А потом немножко поиграешь с Франтишеком.
— А ты знаешь, мама, что я хочу есть?
— Да что ты? Я тебе не верю.
— Честное слово, мама.
— Да нет, это невозможно. Мы всё съели.
— И хлеба нет?
— Ничего, ни крошки.
— Правда ничего? Ты нарочно меня пугаешь.
— Тогда вставай, Бобеш, умывайся. И поищем. Может, что и найдем.
Бобеш знал, что на этот раз мать говорила серьезно. Он сразу же послушался. Умылся и сел за стол. Мать дала ему кусок хлеба и налила в маленькую чашку кофе.
— Мама, я кофе люблю больше всего на свете. Нельзя, чтоб у нас кофе был каждый день, как, например, у Миладки, а?
— Тогда бы тебе, Бобеш, он надоел. А так вот, когда кофе у нас бывает всего раз в неделю, ты пьешь его с удовольствием.
— Да нет, не надоел бы, мама!
— Бобеш, ты не ешь много хлеба, а то не станешь обедать. Скоро уже сядем за стол.
— Что, разве уже день?
— Давно, Бобеш.
— А где бабушка?
— Она пошла было на пожарище, да, наверное, заговорилась по дороге с какой-нибудь другой бабушкой. Долго что-то не возвращается.
Выпив кофе, Бобеш стал играть на полу с маленьким Франтишеком. Франтишек пробовал вставать.
— Посмотри-ка, мама, посмотри, он уже стоит!
— Только осторожнее, Бобеш, как бы он не упал и не разбил себе головку. Маленькие дети не должны ни обо что ударяться головой.
— А почему, мама?
— Потому что они могут стать глупыми.
— На самом деле? А что, если они ударятся ножками или еще чем? Это ничего?
— Это ничего. А головкой нельзя. Ты всегда, Бобеш, следи, как бы Франтишек не ударился головкой.
— Мама, а когда ребенок побольше — например, как я, — ему тоже нельзя стукаться головой?
— Тоже, конечно, хорошего в этом мало. Особенно если сильно удариться.