Маленький Бобеш

— Тогда дайте мне один рогалик, а колбасы не надо. Я знаю, что колбасу едят только большие. А монетка правда моя. Вот спросите хоть у крестного или у мамы.

— Ладно, я верю, — сказал лавочник и подал Бобешу рогалик и кружок колбасы. Потом спросил, найдет ли Бобеш дорогу домой.

— Найти-то я найду, да только у пруда мальчишки… Они меня побьют, потому я пока не могу домой идти.

— Ты, я думаю, тоже хорош гусь… Говоришь, Боженка хворает?

— Ага.

— Ты нынче был у них?

— Ага… — Вдруг Бобеш вспомнил, что приличные дети не говорят «ага», и поправился: — Я спутался… А как же.

— Не ври, Бобеш, это неправда.

— Да правда же! Говорю вам, правда.

— Если бы Боженка хворала, то не ходила бы по улице. Я сам недавно видел, как она шла с их прислугой к лесничему.

— Но мне же ее мама сказала, что она больная.

— Ну ладно, — засмеялся лавочник.

Бобеш расплатился, вежливо поблагодарил и за колбасу и за рогалик, зная, что надо за все хорошенько благодарить. У дверей он попрощался. Лавочник отворил ему и сказал:

— Ты прямо заправский мужчина, шут подери! От земли его не видно, такая фитюлька, а уже колбасу и рогалики покупает!

Не отходя от лавки, Бобеш обкусал оба кончика у рогалика и сгрыз их. Потом осторожно откусил маленький кусочек колбасы — такую вкусную вещь полагается есть понемножку.

Бобеш направился вдоль сада, окружавшего дом лесничего. Он проглотил кусочек и замер, разинув рот. Смотрел и глазам своим не верил. В саду, под ветвистыми деревьями, между кустами роз, на мягкой зеленой траве играли двое детей — мальчик и девочка.

Мальчик был в зеленых штанишках, зеленой куртке с бархатным воротничком, в зеленой шляпе с длинным блестящим пером. В руке он держал ружье, совсем как настоящее.

Девочка возила хорошенькую коляску, в которой лежала кукла. Нарядная девочка улыбалась мальчику, и оба они увлеклись игрой. На траве, на разостланной скатерти, стояла посуда и игрушечная кухня.

Бобеш никогда еще не видел таких нарядных детей. У него, правда, был красивый праздничный костюмчик, но все же не такой нарядный, как у этих детей. Бобеш посмотрел на себя: штаны на нем были довольно старенькие, но чистые. Мать всегда следила, чтобы маленький Бобеш был опрятно одет — ведь она так любила его. Зато Бобеш любил сидеть где придется. Ну, а если уж посидел на мокрой траве, да потом на пыльной дороге, понятно, что вид после этого был не очень приглядный. Сегодня он и курточки не надел — и так тепло. Шапочки на нем тоже вот нет, и голова не причесана. Матери не до него было: ведь Пеструха хворает.

Мальчик в красивом охотничьем костюмчике обернулся и крикнул Бобешу:

— Уходи отсюда! Застрелю!

Он прицелился в Бобеша, но тот вовсе не испугался, понимая, что такой маленький мальчик не может взаправду стрелять. Да и ружье у него не настоящее, а игрушечное. Мальчик разозлился, что Бобеш не боится, высунул ему язык. Бобеш, разумеется, тоже в долгу не остался. Его только удивило, что этот мальчик хотя и нарядно одет, а такой нехороший — пожалуй, похуже любого оборванного мальчишки.

— Ты противный-распротивный! — крикнул Бобеш.

— Убирайся из нашего сада, гадкий мальчишка! — выкрикнул нарядный мальчик.

В этот момент девочка оглянулась на Бобеша, и он узнал Боженку.

— Боженка, Боженка! — воскликнул обрадованный Бобеш. — Не играй с таким противным мальчишкой! Идем, будем вместе играть!

Но Боженка скривилась, отвернулась от Бобеша, вздернула носик, подняла брови и сказала высоким, тягучим голоском:

— Было бы с кем дружить! С таким побирушкой, с такой ревой-коровой! Мне мама не велела с тобой дружить. Сказала, что ты в хлеву живешь и чтобы я тебя никогда больше к нам не водила.

Если бы кто-нибудь треснул Бобеша по затылку, если бы его отколотили, пускай даже четверо мальчишек, если бы он целый день не ел или потерял бы своего кукленка, и то ему не было бы так горько, как сейчас от Боженкиных слов.

Когда она замолчала, разряженный мальчик стал смеяться и кричать:

— Как же, станет Боженка дружить с тобой, с таким грязным, дурным мальчишкой! — И он опять показал Бобешу язык.

Бобеш не стал платить ему тем же. Он смотрел на Боженку и молчал. Горло у него сжалось, на глазах выступили крупные слезы. Он медленно повернулся и пошел. Не оглянулся и после того, как нарядный мальчик бросил ему вдогонку ком земли, продолжая кричать и всячески обзывать Бобеша. У него капнула одна, другая, потом третья слеза, и вот уже слезы побежали ручьем.

Да, этого он от Боженки не ожидал. Теперь уж он пойдет, все расскажет маме, пожалуется на Боженку.

Но Бобеш довольно скоро заплутался среди незнакомых домов. Свернул с шоссе на дорожку и очутился в чужом дворе. Тут на него бросился огромный черный пес. Бобеш перепугался, стал кричать, но кругом не было ни души. Думая, что собака лает от голода, он отломил кусочек рогалика и бросил ей. Та разлаялась еще больше, вообразив, что Бобеш бросил в нее камнем. Но, как только разобралась, что это вовсе не камень, а рогалик, съела его и перестала лаять. Потом подбежала к Бобешу, обнюхала его, задрала морду, пробуя дотянуться до его рук. Боясь, как бы она не отняла остатки рогалика и колбасы, Бобеш поднял вверх руки. В этот момент вышла женщина и прикрикнула на собаку. Та виновато отошла. Узнав, что ему нужно, женщина вывела его со двора, показала, куда идти. Бобеш послушался ее совета, но, выйдя на шоссе, вместо того чтобы повернуть направо, взял влево и вскоре увидел, что он уже за деревней, а их домика нет как нет. Бобеш заплакал; ему было очень тоскливо. А день выдался такой хороший! Высоко под облаками пел жаворонок. В лесу, в нескольких шагах от Бобеша, куковала кукушка, в хлебах кричала перепелка. Множество красивых бабочек перелетало с цветка на цветок. Всё радовалось, веселилось. Одному Бобешу было грустно, ах, как грустно!

«Вот ведь она какая, Боженкина мать, — сказала, что Боженка больная. Я-то ее жалею, а она вовсе и не больна, играет с таким противным мальчишкой. Он ни с того ни с сего по-всячески обзывает меня, и Боженка, при этом мальчишке, говорит, что я побирушка и в хлеву живу. Если бы Боженка пошла со мной, я дал бы ей кусочек колбасы и рогалика, показал кукленка, вместе бы поиграли…» — так сокрушался Бобеш.

Он сел у опушки леса на мху, доел колбасу и рогалик. Его стало клонить ко сну, глаза так и слипались. «Нет, — рассудил он, — здесь спать нельзя. Бабушка с мамой говорили, что в лесу водятся змеи, а если змея ужалит, то человек может и умереть».

Поэтому Бобеш решил поскорее попасть домой. Он опять вернулся в деревню и забрел в ту сторону, где еще никогда не бывал. И хоть бы один человек попался, у кого бы можно было спросить дорогу! Вся деревня словно вымерла, потому что все работали в поле.

Бобеш уже собирался задать реву, как вдруг увидел свой дом. Да-да, свой собственный домик. Хотя он и обрадовался, однако показаться домой побоялся: знал, что проходил довольно долго и что мать рассердится. Бобеш спустился к ручью и сел на берегу, надеясь дождаться, когда выйдет кто-нибудь из домашних. Вскоре действительно вышла мать. Но что это? Мать плачет! В самом деле плачет. Бобеш испугался. Значит, Пеструха околела. Наверное, мать по ней плачет. Мать несла шайку — видимо, собралась за водой — и утирала передником глаза. Бобеш вскочил, побежал матери навстречу и крикнул:

— Мама, Пеструха все хворает?

Мать сразу остановилась и вроде даже испугалась:

— Пропащая твоя душа! Ты меня прямо перепугал! Мы с ног сбились, его искавши, а он тут у ручья сидит! Где ты был? Господи, боже мой, ведь мы так и думали, что ты утонул! — Мать поставила шайку на землю и продолжала: — Почему домой не идешь? Где ты бегаешь, негодник! Хворостиной бы тебя за это надо, озорник ты этакий! Сколько мы тебя разыскивали!

Потом она набрала воды и быстро пошла к дому.

То-то было удивление, когда Бобеш, целый и невредимый, вернулся домой! При виде Бобеша дедушка перестал попыхивать трубкой, бабушка перестала перебирать горох, кошка Мися, которая в этот момент лезла за печку, остановилась и удивленно посмотрела на Бобеша. Ну, то есть, все были поражены. Одна только барышня, нарисованная на часах, ничуть не удивлялась и, как показалось Бобешу, даже не обрадовалась ему.