Канцлер Румянцев: Время и служение

В Петербурге, в глубине сквера, что расположен между Академией художеств и университетом, стоит обелиск. На нем нет имени и дат, а лишь одна лаконичная надпись: «Румянцева победам». Теперь мало кто помнит, когда и по какому поводу этот памятник был воздвигнут. Дело в том, что в пору когда приступили к его созданию, оглушительная слава окружала человека, под предводительством которого были одержаны такие победы, равных которым история тогдашней Европы не знала. Творцам памятника казалось, что триумф полководца переживет века, его победы войдут в память человечества настолько прочно, что необходимости наносить на обелиск еще какие-либо сведения нет. Это ему Екатерина II писала: «Вы займете в моем веке несомненно превосходное место предводителя разумного, искусного и усердного».

События, связанные с именем Петра Александровича Румянцева, имели поистине исторический масштаб. Вопреки воле именитого отца он сумел уклониться от того, чтобы посвятить себя «статской», гражданской службе. Его устремления по мере возмужания направлялись в сторону военного дела. Румянцев-отец, перемещаясь из одного края империи в другой, вовлеченный в проблемы Малороссии, в военные походы на юге России, не имел возможности не то чтобы воспитывать, но годами видеть своих детей. После кончины Петра I и конфликтов с временщиками его появление в столицах вообще стало редкостью. Главное беспокойство вызывала судьба сына Петра, достигшего возраста, когда необходимо было выстраивать его будущность. Румянцев предпринял попытку определить сына в большой жизни. Переступив через гордыню, он обратился к всемогущему герцогу Бирону с просьбой: «…проча сына моего, дабы годен был к высокой службе Ее Величества», командировать 13-летнего Петра на обучение в заграничные посольства Швеции или Дании. Ходатайство Румянцева-отца было принято во внимание спустя два года. Петр отправился в Берлин под опеку российского посла. Однако ничего хорошего из этого не вышло. Строптивость, буйное, авантюрное поведение подростка вносили диссонанс в работу посольства. Его под присмотром препроводили обратно в Россию. И далее отеческие наставления результата не давали. Разгульный образ жизни Петра Румянцева, возмутительные поступки доставляли хлопоты не только влиятельному родителю, но и вызывали беспокойство царствующей особы — Елизаветы Петровны. Она просила Александра Ивановича унять сына, применив к нему крутые меры… Вступление в брак посчитали тогда единственно верным средством остепенить, обуздать неуемного юношу. Сватали невесту, руководствуясь принципом «стерпится — слюбится». Княжна Екатерина Михайловна Голицына, по мнению родителей, не могла не подходить жениху. Дочь фельдмаршала, сподвижника Петра I, была привлекательна, богата и знатна. Однако главное не принималось во внимание. Взаимного чувства любви у Петра к своей жене так и не появилось. Петр Румянцев довольно скоро охладел к ней, отвергая все ее просьбы поддерживать семейные отношения. Этот брак оказался непрочным.

Свойства характера, какие по мере взросления выявлял отрок Петр Румянцев, побуждают обратиться к молве, связанной с историей его появления на свет, а именно к эпизоду женитьбы его отца Александра Ивановича. Об этом упоминается во многих источниках петровского времени. Царь Петр вызвался содействовать семейному счастью своего помощника, лично убедившись, насколько невеста, которую пытались сватать, станет ему парой. Выбор царя пал на одну из самых богатых и знатных красавиц Петербурга — дочь тайного советника Матвеева. Явившись свататься, Петр заявил растерявшемуся было отцу невесты: «Ты знаешь, что я его люблю и в моей власти сравнять его с самыми достойнейшими». К свадьбе с графиней Матвеевой Александра Румянцева ожидал царский подарок — «чин бригадира с пожалованием нескольких деревень». Впоследствии это событие стали трактовать иначе, утверждая, будто бы существовала тайная связь царя с девятнадцатилетней Матвеевой. И женитьба была задумана Петром как прикрытие его любовных отношений. Что отцом мальчика, названного Петром, был не кто иной, как сам Петр I… В. Петелин в книге «Фельдмаршал Румянцев: 1725—1796», едва ли не по дням и часам восстановив хронологию тех дней, попытался опровергнуть эту версию{5}. В самом деле, семейная жизнь новобрачных протекала, как подобает. У Румянцевых после женитьбы появилась на свет сначала одна дочь, затем вторая… И лишь рождение третьего ребенка — сына — вызвало кривотолки. Однако как не принять во внимание многочисленные заявления представителей поколения Романовых да и самой матери Петра Румянцева — Марии Андреевны Матвеевой-Румянцевой, прожившей долгую жизнь (1698—1788). Великий князь Николай Михайлович Романов (1859—1919) в многотомной истории дома Романовых трактует обстоятельства весьма определенно: «Красивая, живая и грациозная Матвеева обратила на себя внимание самого Петра и, по собственному ее признанию, не была противницей его желаниям. Она занимала первое место среди любовниц великого императора, он любил Марию Андреевну до конца жизни и даже ревновал ее, что случалось с ним не часто»{6}.

Альковные тайны сильных мира сего, подвергаясь многочисленным толкованиям, не всегда поддаются разгадке. Более того, слухам вокруг царственных особ в ряде случаев придается исключительное значение, порой они становятся весомее самого факта. На самом деле в XVII—XIX веках появление у самодержцев побочных детей было явлением нередким, история знает немало таких примеров. Сановники почитали за честь быть «молочными братьями» самому императору. Что касается судьбы Петра Румянцева, то вполне уверенно можно утверждать, что разговоры о его царском происхождении насколько помогали, настолько и вредили ему. Противоречия династического порядка, борьба вокруг престола грозили опасностью для каждого из носителей царской крови. Поэтому появление у монархов внебрачных детей старались всячески скрывать. Для законных наследников престола такие родственники не могли стать соперниками, у них не было законных прав претендовать на трон. Однако в ходе политических событий, характер которых трудно было предсказать, у тех, кому реально принадлежала власть, нередко появлялось сильное беспокойство. Известно, как непроста была жизнь семьи отца, да и самого Петра Румянцева в пору разных царствований: при Анне Иоанновне, Елизавете, Петре III, Екатерине II.

Румянцеву-отцу не довелось дожить до той поры, когда сын устремился к воинской славе. Свои «дерзости» и «проказы» младший Румянцев оставил только к тридцати годам, уже после его кончины. Армейская дисциплина, необходимость повелевать, настраивать офицеров и солдат на готовность пожертвовать собой требовали от полковника иного образа жизни. Петр Румянцев по-настоящему стал понимать это, когда пришло время решать реальные боевые задачи.

Началась Семилетняя война (1756—1763) против Пруссии, где Петру Румянцеву довелось приобретать боевой и командный опыт. Уже тогда качества предприимчивого, смелого, решительного командира выдвинули его в ряды перспективных военачальников. Это была сложная и противоречивая военная кампания, где успех и неудачи сопровождали боевые столкновения сторон. Прусскими войсками командовал сам король Фридрих II (Великий), демонстрируя воинское искусство и полководческий талант. Это ему принадлежит родившееся в ходе жесточайшего сражения при Цорндорфе (1758) суждение: «Русские войска можно скорее перебить, чем разбить». В той войне «королю-солдату», как еще называли Фридриха, довелось услышать о Румянцеве, а прусским полкам на себе испытать его победные удары. В ходе одного из сражений при Кунерсдорфе на Одере в августе 1759 года Румянцев смелой атакой своего полка в центре сумел опрокинуть неприятеля, тем самым обеспечив войскам общую победу. Противник оставил на поле битвы 172 орудия, пять тысяч прусских солдат было захвачено в плен. Командующий Салтыков был произведен в фельдмаршалы, а генерал Румянцев награжден орденом Святого Александра Невского.