Артемий Волынский

Другие члены рода отправились на восток, где началось освоение Сибири. Среди них был и прадед Артемия Петровича Степан Иванович, назначенный воеводой в Березов{30}.

К началу XVII века род Боброка подошел поредевшим, но его представители могли бы, как и Пушкин, сказать о своем предке: «Его потомство гнев венчанный, Иван IV пощадил». Фамилия не утратила места на службе в списках государева двора, сохранила родовые вотчины в Боровском, Звенигородском, Муромском, Рязанском и других уездах{31}, однако высоко подняться не смогла. В списках «дворовых» чинов числились в это время, помимо троих Григорьевичей, еще пять ее представителей этого поколения; вместе с ними на службе появились уже и их дети, в том числе сын Ивана Григорьевича Меньшого жилец Степан{32}.

При Борисе Годунове Степан Иванович стал «стряпчим с платьем», а затем стольником (носители этого чина участвовали в дворцовых церемониях, приемах послов, были рындами[2], прислуживали за царским столом, посылались в полки для раздачи денежного жалованья, во время «государевых походов» составляли в царском полку особые отряды).

В эпоху «московского разорения» Волынские из младшего поколения рода служили Василию Шуйскому; их имена стоят в одном ряду с еще неизвестным стольником князем Дмитрием Пожарским{33}. Дальше судьба разбросала родственников по разным лагерям. Кто-то, как Василий Иванович Волынский, «стоял крепко и мужественно и много дороцтво и храбрость и кровопролитие службы показал и голод и наготу и во всём оскудение и нужду всякую осадную терпел многое время, а на воровскую прелесть и смуту ни на которую не покусился, стоял в твердости разума своего крепко и непоколебимо безо всякие шатости» на стороне незадачливого царя Шуйского{34}. Иные же, как его брат Иван, перешли на сторону Лжедмитрия II. Иван Иванович стал одним из двух «тушинских бояр» Волынских{35}, однако вскоре разочаровался в самозванце и возглавил восстание горожан против тушинцев и поляков в апреле 1609 года. Будучи захваченным в плен бежавшим неприятелем, он обещал вновь привести непокорный город к присяге самозванцу, но в 1611-м оказался в Ярославле воеводой и призывал собирать «ратных людей» для борьбы с поляками{36}. Его бурная жизнь закончилась под Москвой в рядах первого ополчения (в октябре сторонник польского короля Иван Плещеев выпросил у Сигизмунда III вотчину И.И. Волынского, которого «ныне в воровских полкех не стало»{37}). Помимо него, в Смуту умерли или были убиты еще несколько членов рода. Пресеклась линия Вороных-Волынских: последняя его представительница Марфа Ивановна, постригшись в монахини в 1629 году, сначала заложила, а затем дала вкладом «вотчину своего деда и отца» — подмосковное село Вороново{38}.

В числе участников ополчения Минина и Пожарского и Земского собора, избравшего на царство Михаила Романова, находились два представителя рода Волынских — они в числе прочих встречали прибывшего в Москву из Костромы государя{39}. Входя в число столичной знати, члены этой семьи в то же время не принадлежали к родне или окружению Романовых и не могли рассчитывать на возвышение при новой династии. Род сохранил вотчины{40} и даже приобрел новые земли «за московское сидение» при Василии Шуйском и за «ярославскую и подмосковную службы» в 1612 году{41}. Но в разоренных в годы Смуты уездах земли находились «в пусте» и доходов не приносили. Фамилии надо было вновь бороться за место в рядах знати. Наиболее удачливыми в этом смысле оказались потомки воеводы Ивана Григорьевича Меньшого.

Все четверо Ивановичей указаны в боярской книге 1615/16 года{42}. Стольник Степан Иванович, прадед Артемия Петровича, отличился при отражении набега польского полковника Александра Лисовского — летом 1615 года отстоял город Волхов от неприятеля, когда соседи-воеводы бежали, оставив врагу крепости и запасы провианта{43}.

В 1617 году он первым из Волынских отправился за границу с посольской миссией — искать союзников против Польши, а также просить о материальной помощи — «казны тысяч на 200 и на 100, по самой последней мере на 80 000 и 70 000 рублей, а меньше 40 000 не брать»{44}. В Лондоне послы «правили поклон» королю Якову I, его жене и «королевичу Чарлусу» — будущему Карлу I. Переговоры с лордом-канцлером Фрэнсисом Бэконом («канслером Фянцыбякиным»), лордом-казначеем Томасом Говардом и «боярином» Томасом Арунделом шли трудно. Проект союзного договора «поотложили», а вопрос о займе стал предметом длительного торга: англичане хотели получить в залог московские «города», а послы объясняли, что требовать такие вещи от московского государя неприлично. (В итоге в 1618 году подручные посла Дадли Диггса дворянин Финч и купеческий агент Фабиан Смит доставили в Москву всего 20 тысяч рублей.) Не удалось русским послам и вернуть в отечество четверых российских «детей боярских», в 1602 году отправленных в Англию на учебу Борисом Годуновым. Результаты этой миссии трудно признать выдающимися, но ожидать большего было трудно — Россия, только начавшая восстанавливать силы после кризиса, в европейских делах веса не имела.

Вернувшись в августе 1618 года на родину, Волынский, по московскому обычаю, сдал в казну королевские подарки («суды серебреные» и серебряный «золоченый» кубок), за что приказано было выдать ему 485 рублей{45}. Надо признать, что особого впечатления этот вояж на его участников не произвел. Статейный список говорит лишь о том, кто и где встречал послов, как они заседали и что говорили. А ведь дипломаты встречались со знаменитым ученым Фрэнсисом Бэконом, ездили по улицам Лондона, слышали об открытиях в Новом Свете. Возможно, они оставались людьми старого московского покроя и западный мир с его деловой жизнью и культурными новациями был им чужд — или же лихолетье Смуты, когда «люторы» едва не сокрушили само Московское царство, заставило московских дворян сознательно сторониться западных порядков.

Позже Степан Волынский воеводствовал на другом краю державы — в Терском городе на Северном Кавказе, возглавлял Холопий приказ; из всех братьев именно его часто приглашали к царскому столу{46}, но он так и остался стольником.

В Боярской книге 1627 года среди семнадцати внесенных в нее Волынских числится и единственный сын Степана Ивановича Артемий, тезка и дед Артемия Петровича. Состоя в чине стольника, он участвовал в «литовских» походах 1654—1656 годов вместе с тремя другими представителями рода, за что все они были награждены по московской традиции — прибавкой поместной земли и денежного жалованья. Артемий Волынский получил «в придачу» 130 четвертей земли и девять рублей{47}. Он прослужил почти полвека, но, как и отец, не поднялся выше стольника. Артемий Степанович скончался в 1684 году, оставив сына Петра — отца нашего героя.

2

Рынды — в XVI—XVII веках оруженосцы-телохранители при российских государях, сопровождавшие их в походах и поездках. Во время дворцовых церемоний рынды стояли в парадных одеждах по обе стороны трона с бердышами на плечах.