Война Ретифа (сборник)

— Для начала, по–моему, неплохо бы найти местечко поудобнее на полу, — заметил Ретиф.

— Что? На полу?.. Ладно, если это нам как–нибудь поможет.

— А теперь мы будем ждать.

— Буду с тобой откровенен, Ретиф: мне твоя программа что–то не кажется динамичной.

— По крайней мере это все, что я могу пока предложить.

— М–да… — Глут помолчал. — А чего мы ждем? Что–то должно произойти?

— С радостью восприму, если что–нибудь будет, если, конечно, будет.

— Все шутишь. Как же можно чего–нибудь ждать здесь, в этой подземной конуре, где есть только один узенький выход и тот — для дерьма?

— А вот посмотрим, — возразил землянин.

— Ты имеешь в виду?..

— Тихо!

Откуда–то снаружи послышался тихий осторожный шорох. Ретиф зажег свою зажигалку. Ее бледный огонек отбрасывал слабый свет на липкий влажный пол камеры.

В четырехдюймовом сточном отверстии, кажется, что–то зашевелилось.

Вначале показалась тощая нога, увенчанная большим глазом, который придирчиво осматривал внутренность камеры. Потом нога впрыгнула на пол. За ногой след в след показалась рука, которая прежде чем вползти внутрь показала на двух пальцах земной знак «V» — «Победа». За рукой показалось ухо и так дальше.

— Чтоб я сдох!.. — свистяще повторял потрясенный Глут, когда видел, что в камеру залезает новое Простейшее. — Что за сборище?!.. Что за сброд?!..

— Спокойно, Глут, — проговорил Ретиф. — Вы, кажется, хотели, чтобы что–то произошло?

— Уж не проделки ли это наших друзей? Они сначала засадили нас, а теперь решили позабавить…

— Тихо, Глут! Не говорите глупостей! Если тюремщики услышат ваш голос, то, боюсь, они положат этому съезду конец.

— Не знаю, не знаю, — бормотал Глут, чуть отодвигаясь, чтобы уступить место все прибывающим существам. Вдруг он оборвал себя на полуслове, а его лицо исказилось от ужаса. — Дьявол, посмотри, что они делают!

Один глаз подкатился к носу, и они быстро соединились в одно целое. Затем к ним прибавился другой глаз. В воздухе промелькнула верхняя губа, и через секунду она уже красовалась там, где ей и положено быть, — под носом. Другие Простейшие толпились возле, дожидаясь своей очереди.

— Это… Это… Я об этом слышал, но даже не думал… — заикаясь, говорил Глут. Он замахнулся ногой на увеличивающийся на глазах живой клубок, но Ретиф вовремя схватил его.

— Спокойнее, Глут, — сказал он. — Вот это и есть жизнь! И не надо этого бояться!

— Подожди, я что–то не найду второе легкое, — послышался хриплый голос, доносившийся как раз из самой середины копошащихся и соединяющихся Простейших. — Убери подальше этого хама, а то он у меня узнает! Я думаю, у него поубавится самодовольства, когда он услышит от меня всю правду о себе!

— Весь последний день я ощущал, что за мной кто–то ходит, — сказал Ретиф. — Признайтесь: это были вы. Добро пожаловать, Инарп. Вы случились здесь как нельзя более кстати.

17

— Вот это и есть наш небольшой секрет, Ретиф, который я не хотел раскрывать перед тобой в гостях у Фудсота, — говорил Инарп пятью минутами позже. Теперь он был уже полностью собран, все части его тела прочно сидели на своих местах. Да так все было провернуто ловко, что линии соединения были едва–едва заметны. — Способность к самовосстановлению дает нам огромные преимущества. Вот из–за чего мое меньшинство постоянно преследуют различные негодяи.

— Да это же дегенераты! — воскликнул Глут. — Они собираются, тыча тем самым всем нам в нос, что мы произошли от низших форм.

— Итак, каждый это знает, — сказал Инарп, презрительно глядя на Глута.

— Да, но порядочные лумбаганцы не признают это и уж во всяком случае не кричат об этом на каждом углу!

— А вот вы, Инарп, показали, появившись так счастливо в этой мрачной камере, все преимущества вашего меньшинства. Вы, кстати, пришли не только для этого?

— Я уже говорил тебе, Ретиф, мне нравятся чужеземцы.

— Подтверждаю это, Инарп, — сказал Ретиф.

— И сдается мне, что дела поворачиваются гораздо хуже, чем мы думали. И только ты можешь тут что–нибудь сделать. Поэтому я здесь. Но, увы, — что я могу сочинить? Притащить тебе сюда пару детективчиков от скуки? Передать близким твои последние слова?

— Лучше попытаться вытащить нас отсюда.

— Не знаю, Ретиф, — сказал Инарп, глядя на Глута, который демонстративно стоял в самом дальнем углу камеры со скрещенными на груди руками и мрачным видом. — Для чего мне рисковать своей шкурой? Чтобы освободить из тюрьмы этого олуха?

— Без него, боюсь, никак не получится, — твердо сказал Ретиф.

— Кому он нужен? — удивился Инарп. — Придется мне, видно, уйти отсюда сначала тем же путем, как и вошел…

— Почему я должен выслушивать то, что здесь болтает этот дегенерат? — ворчал Глут.

— …и вновь собраться за крепостной стеной. Потом, когда ты встанешь наготове и заорешь, прибежит охранник с резиновой дубинкой, чтобы тебя успокоить, — тут–то я своим появлением отвлеку его.

— У меня мыслишка получше, — сказал Глут. — Ты отдаешь свой плащ этому недоноску, и мы все втроем садимся и зовем охранника. Он приходит, видит, что ты раздвоился, и у него начинает медленно ехать крыша. В этот момент я захожу сзади…

— Тоже мне, придумал, — ухмыльнулся Инарп. — Он придет и увидит, что Ретиф без плаща, а плащ надет на незнакомце. Испугаться здесь может, по–моему, только такой кретин, как ты.

— Так. Хорошо. А если я беру плащ?

— Тогда его они видят без плаща, а меня вообще голого. И подумают, что ты — это я, только на два фута поменьше и покрасивше…

— Придумал! Ретиф берет мой плащ…

— У тебя нет плаща, идиот.

— Тогда пусть он сидит в своем! Ты подходишь к двери…

— Мне не надо указывать, что делать, ты, длинный, грязный и придурковатый!

— Не нервничай, коротконогий вонючий негодяй! У меня была прекрасная мысль…

— Хочешь, поспорим на успех твоей мысли? Вот тогда и сиди молча. Сделаем, как я предложил. Вот увидишь, Ретиф.

— Как насчет того, чтобы немного помолчать и дать мне высказать свое предложение? — сказал Ретиф, уже начиная, видно, терять терпение.

— Отлично, кто берет твой плащ?

— Пусть он останется при мне. Перестановки будут касаться вас двоих, я для них просто не гожусь.

— Э, что я слышу? — протянул Глут.

— Что ты забрал себе в голову? — с подозрением спросил Инарп. — Какая–нибудь неприятная штука?

— На первый взгляд гораздо неприятнее, чем вы думаете, — спокойно ответил Ретиф. — Скажите мне, Инарп, вы хотите, чтобы Лумбага была приведена в повиновение диктатору?

— Ты шутишь? Нам нравится калечить друг друга, не отрицаю. Но у нас есть история, которая никогда не знала ни одного диктатора. У нас есть хорошая память, и она подсказывает нам, что наши предки никогда ни перед кем не пресмыкались. Забудь о диктаторе, Ретиф.

— Рад бы, но, боюсь, что парень по имени Уш плюет на ваших предков с высокой колокольни. Просиди мы здесь еще хоть один день — и завтра уже будет поздно. На Лумбагу обрушится Уш.

— Так чего же мы здесь ждем?! Давай мой план! — требовательно заявил Инарп.

— Давай лучше мой! — крикнул Глут.

— Джентльмены, — прервал их Ретиф. — Вы ссорьтесь между собой сколько хотите, но знайте, что приходит момент, когда лучше сесть спокойно и подумать о последствиях. В эту самую минуту Уш и его ребята накладывают последние штрихи к плану, который они разрабатывали в подполье не один год. Их войска уже находятся на марше. Скоро они оккупируют город. А мы сидим в сорока футах под землей, у черта на куличках, и еще упражняемся в диспутах и спорах.

— Э… М–да… — тихо промычал Глут.

— Что и говорить — поганое это занятие, — хмуро согласился Инарп.

— Выбор перед вами, — сказал Ретиф. — Ваши предложения хороши ровно настолько, чтобы добежать до конца коридора. Но потом нас прихлопнут, будьте в этом уверены. Нужен план, который бы обеспечивал нам стопроцентный успех!