Страница 67 из 76
Обрадовался собственной догадке и дальше пошел.
Видит — шест. Высокий, от земли до неба. По шесту солдат в сапогах лезет. Лезет, лезет и вдруг — жжик вниз! Другой бы отказался, а он — нет. Упрямый, как муравей. Поплюет в ладоши, потрет рука об руку и снова вверх.
Лезет, а в глазах такая жадность, будто там, наверху, мед, и ему надо этот мед достать.
Дальше идет Слава Маркин. Остановился и замер. Перед ним бревно на двух столбиках, а по бревну солдаты бегают. Руки, как крылья, раскинут, в одной руке автомат, другая пустая, и — бегут. Что это? Зачем? Подумал Слава Маркин и опять догадался — солдатский цирк! Только там, в настоящем цирке, артисты по канату ходят, а тут по бревну, тонкому как канат, бегают.
Одно непонятно: почему зрителей нет? А наверное, потому, что рано. Утро еще. Чай, должно быть, пьют. Попьют и соберутся.
…Наконец нашел Слава Маркин генеральский дом — штаб. Крыша красная, а окна как ромашки. Потому что в ромашковые цвета покрашены: желтый и белый.
— К вам мальчик, — доложили генералу.
Генерал — строгий и усатый, в очках — очень удивился. Знакомых мальчиков у него в лагере не было. Однако сказал: «Прошу» — и уставился на дверь с таким видом, как будто ожидал чего-нибудь необычного.
Дверь открылась, и вошел Слава Маркин.
И хотя Слава Маркин был самым обыкновенным девятилетним мальчиком, генерал, увидев его, до того удивился, что снял очки и стал их быстро-быстро протирать. Ну ясно, для того, чтобы получше разглядеть Славу Маркина.
Слава Маркин, войдя в кабинет, удивился не меньше генерала. Дело в том, что они давно уже знали друг друга. Как рыбак рыбака. Только одного не знал Слава Маркин. Что дед-рыбак, с которым он иногда удил рыбу, был генерал.
— Здравствуй, — сказал генерал и вышел из-за стола. — Зачем пожаловал?
Слава Маркин, хитро прищурившись, в упор посмотрел на генерала: как будто не знает… Как будто не он, дед-рыбак, рассказывал ему, Славе Маркину, о сапогах-скороходах. О сапогах, в которых тот, кто ими владеет, и в огне не горит, и в воде не тонет, и нигде-нигде пропасть не может… О сапогах, которые делают того, кто ими владеет, сильным, храбрым, выносливым и ловким… Как будто не он, дед-рыбак, обиделся на него, Славку Маркина, когда тот усомнился в существовании волшебных сапог, сказав, что все это вранье и одни сказки. И до того рассердился, что об уженье забыл. Щуренок, обглодав наживку, высунул из воды рыльце и удивленно посмотрел на деда-рыбака: чего это с ним, я клюю, а он не подсекает?
Когда старшие выходят из себя, лучше всего сделать вид, что слушаешься их. Слава Маркин поморщился и сделал вид, будто верит в сапоги деда-рыбака. Потом не выдержал и, скривив рожицу, пожелал узнать, в каком магазине он, если захочет, может купить сапоги-скороходы?
— В свое время бесплатно получишь, — ответил дед-рыбак и загадочно улыбнулся.
Слава Маркин тут же поинтересовался, когда наступит это «его время», и дед-рыбак, не таясь, сказал:
— Когда в солдаты пойдешь.
Ну если только за этим дело, Слава Маркин не из тех, кто откладывает на завтра то, что можно сделать сегодня.
…И вот он у генерала. Смотрит на него и удивляется. «Тот» дед-рыбак куда старше «этого» деда-генерала. Отчего? Слава Маркин задумывается и догадывается: от формы. В военной форме все как молодые. Вот и он — наденет и никогда не состарится.
Да, генерал ведь ждет. «Здравствуй, — сказал он. — Зачем пожаловал?»
— В солдаты… записаться… — ответил Слава Маркин и выразительно посмотрел на генеральские сапоги.
И тут случилось такое, во что ты ни за что не поверишь. Генерал вызвал адъютанта и… велел записать Славу Маркина в солдаты.
Слава Маркин обрадовался. Ну вот, сейчас он получит солдатские сапоги и, если генерал не врал, станет самым храбрым, самым ловким, самым сильным, самым, самым…
— Пошли, солдат, — сказал адъютант.
Славу Маркина привели куда-то и велели сесть в кресло. «Для примерки сапог», — подумал он, сел и вытянул ноги. Но тут вдруг над головой у него что-то зажужжало, что-то холодное проехало по голове, и волосы, его волосы, как хвоя с дерева, посыпались на пол. Слава Маркин потрогал голову. Гладкая, как арбуз. А в руках — вот они — его волосы. Жаль стало. Хотел заплакать, но сдержался. Подумаешь, волосы! Он теперь кто? Солдат. А солдаты никогда не плачут. Даже если их до крови ранят.
Встал, стриженый, с кресла. Улыбается сквозь слезы. В глазах вопрос: дальше что?
А дальше портные набежали. Стали Славу Маркина вдоль и поперек мерить. Один меряет, другой записывает, сколько на Славу Маркина сукна надо: сколько на штаны, сколько на рубаху. Смерили — скрылись, шить побежали.
Сапожник пришел и целый мешок сапог принес. Вот оно, самое желанное! Стали выбирать. Из всех больших самые маленькие выбрали. Надел Слава Маркин сапоги и — как дома, до того хорошо, уютно. Тут и портные подоспели. Одели Славу Маркина с ног до головы. К зеркалу подвели — смотри и любуйся. Тут и генерал подошел. Посмотрел и сказал:
— Хоть сейчас в строй!
Однако не поставил. Домой отпустил, велел утром прибыть без опоздания.
В доме у Славы Маркина — праздник и веселье, полна горница детей. Как же, Слава Маркин в солдаты записался. Мама, как и полагается всем мамам, слезы украдкой вытирает. Папа… Нет, папа не хнычет, мужская гордость не позволяет. Наоборот, подбадривает Славу Маркина:
— Служи!
Утром, ни свет ни заря, Славу Маркина будят:
— Вставай, пора…
Но Слава Маркин не встает. Отмахивается от мамы’ как от мухи.
Тогда за дело берется папа.
— Куда так рано? — хнычет спросонья Слава Маркин.
— В солдаты! — кричит папа в самое ухо.
Вскочил как на пожар. В бабкину кофту влез, в дедовы валенки обулся — и к двери.
Папа смеется вслед: солдат, штаны забыл надеть…
Пришлось вернуться. Оделся, обулся по-настоящему, хотел позавтракать, да где уж там, и так опаздывает.
В солдатский лагерь прибежал — нет никого. Солдаты, не дождавшись Славы Маркина, без него на ученья, ушли. Что же ему теперь делать? Ну ясно что. Свой взвод догонять. Выручайте, сапоги!
Ух как они помчались! Летит Слава Маркин, ног под собой не чувствует.
Телеграфный столб обогнал, девчонку с куклой, женщину с авоськой, туриста с рюкзаком… Вдруг — стоп. Остановились сапоги и ни с места. И Слава Маркин в сапогах, как птица в капкане. Хочет оторваться от земли, а не может. Значит, наврал дед-рыбак про сапоги. Никакие они не волшебные, а просто вредные. В них еще больше устаешь, чем когда босиком бежишь. А раз так, не нужны Славе Маркину такие сапоги. И солдатская служба не нужна. Он лучше в лесу погуляет. А сапоги бросит. Так и сделал. Разулся и один сапог на обочине оставил, другой на тропинке, что в лес вела. Побежал налегке. Лесная тропинка как пружинная.
Да как взвизгнет: «Ой!»
Показалось, будто скорпион укусил. Только скорпионы ведь в этих местах не водятся. Что же тогда его укусило? Сучок из-под ноги выступил. Сучок укусил, вот что.
Ручей жужжит-бежит. Как будто ему на сбор, и он опаздывает. Не спеши, ручей, поиграй со Славой Маркиным. Какой в ручье у Славы Маркина нос широкий — курносей курносого. На лице смирно сидит, а посмотришь в ручей — как живой шевелится.
Поднял голову — белый гриб увидел. Стоит толстяк под зонтиком. По зонтику муравей бегает, гриб обнюхивает, будто решает, сейчас его съесть или про запас оставить? Прогнал муравья, сорвал гриб — рад, будет с чем домой вернуться. Да где он, тот дом? Какая туда тропинка? Их в лесу видимо-невидимо. Сел и «У-у! У-у! У-у!» — как филин заухал. Испугался и забыл, что солдаты ни при какой беде не плачут.
Вдруг слышит, труба кричит:
— Слава Мар-кин!.. Сла-ва Мар-кин!..
Слезы сами собой высохли. Напролом, через кусты, на трубный голос…
— Ту-та я!..
На поляну выбежал. Солдат с командиром увидел. Вот, оказывается, кто его нашел. От радости как благодарить не знает. А солдаты благодарности не принимают: