Изгнание

Экспедиция намечалась до середины октября, и Сизов просто не знал, как будет теперь охотиться. А без ружья он не мог жить в тайге. Его бесило, что все это Димка делал с таким невинным видом и, кажется, не в силах был даже понять, что для него может быть что-то недозволенное. А казался таким славным мальчуганом. И кто бы подумать мог… «Пойду и обо всем расскажу отцу», — твердо решил Сизов.

Он стал ходить по лагерю в поисках начальника, заглянул во все палатки, но Ивана Савельевича нигде не было. Явился он поздно вечером — уходил с геологом на пять километров в глубину сопок брать пробы. Работал он всегда много. Хотя научным руководителем являлся Жук, а начальник должен был в первую очередь заботиться о своевременной доставке продуктов, инструментов, почты, зарплаты и о многих других хозяйственных и организационных вещах, — Иван Савельевич, кроме общего руководства, в свободное время сам уходил в горы с молотком, лазил по отвесным сопкам в канавы. Он был очень утомлен, в его больших серых глазах держалась печаль, как в узких распадках подолгу держится туман.

И когда Сизов подошел к начальнику, он рассказал ему не про случай с ружьем, а про то, что у него, Сизова, уже нет мешочков для проб известняка и их не из чего сшить.

За ужином Димка коварно улыбался, словно заранее знал, что Сизов не выдаст его, громко грыз сахар и все время посматривал на Сизова и, казалось, вот-вот покажет ему язык. Геолог усиленно старался не смотреть на него. Он в полном молчании ел кашу, угрюмо уставившись в стол. Он был зол на себя. «Чуть не пожаловался, не наябедничал Ивану Савельевичу на сына, — думал Сизов. — Неужели расписался в полной своей беспомощности? Не совладаю с мальцом?

А парень-то — дока! Другой бы струсил и самое большое, на что решился — попросил бы подержать в руках патрон, но он, Димка, не робкого десятка. И что в этом особенно худого? Патроны в конце концов можно привезти из Иркутска, а вот терять контроль над собой и жаловаться на тринадцатилетнего мальчика — несолидно все это. Сил некуда девать мальчишке, надо какую-нибудь работку подыскать ему в экспедиции…»

Утром, выйдя из палатки, Сизов заметил над южным берегом Байкала узкую синюю тучу. «Как бы не задождило», — подумал он с тревогой. Увидев Нину, которая несла с моря ведро воды, Сизов показал ей на тучу.

— А у меня палатка не окопана, — сказала Нина, ставя ведро на землю. — Как хлынет — только лови реторты и химикаты… Да и вообще все палатки не мешало б окопать.

— Пожалуй, — ответил Сизов, — вот вернемся вечером и объявим аврал…

— Нет уж, спасибо… А если польет днем? У меня же все-таки химлаборатория.

— Знаю, да не похоже, чтоб днем полило… А впрочем, вот что, — Сизов внезапно улыбнулся, — твою палатку окопаем вне очереди. Через пять минут пришлю тебе отменного землекопа… Хочешь?

— Давай, если не врешь, — ответила Нина.

«Неужели откажется?» — думал Сизов, разыскивая Димку, и чуть заметно волновался. Увидев геолога, мальчишка потупился. Сизов поздоровался с ним и, словно вчера ничего не произошло, протянул руку.

— Ну и силен же ты, парень, — сказал Сизов и потрогал Димкины мускулы на руках. — Добрый из тебя солдат будет.

Димка внимательно слушал его, слегка зардевшись от удовольствия.

— Другой приходит в армию — дохляк, да и только. Окопчик такому вырыть — пять потов спустит. А вот ты-то небось…

— Да мне это плюнуть! — Димка отскочил в сторону и стал делать руками такие движения, точно ему уже вручили лопату.

— Я и не сомневался, — сказал Сизов и совсем уже дружеским тоном добавил: — Понимаешь, Дима, со дня на день может быть дождь…

И Сизов все объяснил ему.

— Давай! — воскликнул Димка, вырывая из рук Сизова лопату.

— Вот тебе мои часы, — проговорил Сизов, — проследи, за сколько времени ты окопаешь палатку. А другую сегодня вечером окапывать буду я… Кто быстрее?

— Я, — отрезал Димка, — да я их все окопаю, пока вернетесь…

И не успел Сизов сказать ему, какой глубины надо копать ровик, как Димка, прикусив язык, уже вонзил в грунт лопату и отбросил метров на пять большой, связанный корешками трав, ком земли. Он работал так старательно и горячо, что Сизову стало совсем совестно за вчерашний день.

— Полегче, Дима, полегче, а то ты сейчас снимешь весь верхний слой и мы очутимся на скале, — сказал Сизов.

Димка хохотнул и еще глубже вонзил лопату. Нина стояла у входа в палатку, улыбалась, и солнце, пробиваясь сквозь ветви лиственницы, пятнами играло на ее лице.

— Видала? — шепнул Сизов. — Только заинтересуй, свет перевернет…

К вечеру, когда Сизов вернулся в стан, палатка была окопана со всех сторон аккуратным ровиком. Теперь никакая бегущая с сопок вода не сможет проникнуть в нее. Сизов вызвал Нину. Лицо у нее было усталое, неприветливое.

— Поздравляю, ровик вырыт по всем правилам.

— Да, по всем, — ответила Нина, — я, слава богу, не первый раз в экспедиции…

— Ты чем это недовольна? Может, Димка…

— Жди, — грустно протянула Нина. — Поторкался, лопату погнул и стал чертыхаться. Уж я ему и сама помогала, и рассказывала, из чего делают порох и аммонит и как узнают качества известняка… Вроде слушал. А потом пошла попить, вернулась, а он исчез… Я уж не вытерпела, Жуку все рассказала…

— Что ты говоришь! — не поверил Сизов, сбрасывая на землю тяжелый от образцов рюкзак, потом почесал черенком геологического молотка затылок. — Значит, сбежал, вот оно что!..

Ночью Жук мучительно думал о Димке, ворочался, покашливал и вздыхал, но ничего так и не мог придумать. Решение иногда приходит внезапно. Но эта внезапность не бывает случайной, она незаметно подготовляется долгими раздумьями. Так случилось и на этот раз. Проснувшись, Жук совершенно точно знал, что нужно делать.

После завтрака он подошел к палатке начальника и заглянул в нее. Мальчишка валялся на спальном мешке, смотрел в потолок и делал руками такие движения, словно выжимал тяжеленную штангу.

— Идем со мной, Дима, — сказал Жук.

Мальчишка перестал выжимать невидимую штангу:

— Куда?

— Погуляем вдоль Байкала.

— Ну пойдем… — не очень охотно ответил Димка. Встал, потянулся и, зажмурившись от яркого света, вышел из палатки.

Солнце, стоявшее над морем, било прямо в глаза. Оно вспыхивало в каждой росинке, а все вокруг — и трава, и кустарник у обрыва, и лиственницы — было унизано росой. С крутых сопок медленно стекал густой туман, срезая стволы сосенок и елок. Впереди быстро шел Жук — не шел, а катился — своей торопливой походкой, маленький, неутомимый, с плотным загорелым лицом, в обтрепанной кепчонке с поломанным козырьком. За ним понуро тащился Димка, ловкий и крепкий, с недоумевающим лицом. Он был почти вровень с Жуком.

Когда они проходили через пустынный лагерь — все уже были на работе, — мальчишка вдруг спросил:

— А за кого вы болеете?

— То есть как — за кого?

Здесь, на пустынном берегу, этот вопрос показался Жуку нелепым. И только минутой позже он догадался, что имеет в виду Димка. Жук слабо разбирался в спорте, футбольные страсти мало волновали его. Он не выстаивал у репродуктора во время матчей на первенство страны, когда радиокомментатор, ведя из Москвы передачу, во всех подробностях рассказывал, кто кому дал пасовку, кто у кого отобрал мяч, кто пустил его в поле без адреса и кто применил недозволенный прием… Жук просто не мог себе представить, как может серьезный человек не спать ночи, переживать и волноваться оттого, что в сетке какой-то команды запутался кожаный мяч. Он относился иронически, с чувством некоторой жалости к приятелям-болельщикам, подтрунивал над ними. Несколько раз его пытались затащить на стадион, но это оказалось невозможным.

— Я стараюсь, Дима, вообще не болеть… В тайге врачей нет, — попробовал он пошутить, чувствуя, однако, что шутка до мальчика не дойдет.

— А я вот за ЦДСА! — бойко сказал мальчишка, и тут уж его нельзя было остановить.

Он говорил о каждом игроке с такой осведомленностью, словно знал его лично. Димка оценивал достоинства каждого вратаря трех ведущих команд страны — «Динамо», «Спартака» и ЦДСА, — вспоминал их удачи и поражения за два последних года, он отлично знал, кто из футболистов точно бьет и правой и левой ногой, а кто — только правой; прошелся по капитанам и тренерам, долго распространялся насчет вредоносности теории «индивидуального гола» — так некоторые спортивные журналисты формулируют желание многих футболистов во что бы то ни стало лично забить мяч в ворота противника, хотя давно известно, что футбол — игра коллективная. Димка легко и непринужденно сыпал специальными терминами, его суждения о футболе, и не только о русском, были, на удивление, обширны. Жука даже ошарашили его познания в этой области, и он впервые подумал, что очень наивно и неверно представлял игру в футбол. Выходило, тут побеждает не только тот, у кого оказываются крепче мускулы ног и кто ловчее подставит голову под мяч, чтобы забить гол…