Страница 56 из 81
В предисловии к одной из глав Джибни констатирует активность Пеньковского в пользу Запада: «Имея свободный доступ в Минобороны, ГРУ и свой собственный ГК КНИР, Пеньковский беспрепятственно фотографировал любые документы, преимущественно с грифом самой высокой категории — техдокументации, инструкции, руководства для персонала». Однако во всех режимных организациях — Минобороны и ГРУ — спецотделы, хранящие секретные документы, контролируются КГБ, в задачу которых входит учет лиц, чрезмерно интересующихся информацией вне служебного положения, по должности или тематике работы. Материалы с особым грифом можно читать только в самом помещении секретного отдела, а выносить нельзя. В гражданских организациях типа ГК КНИР — тем более ничего нельзя брать с собой, даже материалы самой низкой секретности. И вообще документы с высоким грифом — штучный «товар» и доступ к нему идет через разрешение высокого начальства. Пеньковский был, по меркам сотрудников ГРУ, фактически «рядовым подкрышником». И все эти секреты ему были ни к чему. Лукавит Джибни — точно лукавит насчет «свободного доступа к секретным документам».
Прав был британский контрразведчик Питер Райт: Пеньковский заботился о своей безопасности, но как иначе появились 5000 кадров с документальной информацией? С нашей точки зрения — столько «информационного шума».
С Винном контакт Пеньковского выглядел как полезная связь с перспективой на привлечение к сотрудничеству по линии ГРУ, причем связь хорошо прикрытая делами с ГК КНИР.
Советской стороной Винн был оставлен в качестве связника с дальним прицелом. Нужно было создать иллюзию у Запада, что он не знал содержимого передаваемых Пеньковским материалов. И потому заявление Пеньковского на суде о том, что его связник не был в курсе содержимого их соответствовало действительности, и на Западе воспринялось как сигнал: «Я нелоялен к органам дознания и суду. Верьте мне (моим материалам)». КГБ-ГРУ на это и рассчитывали. Возможно, в этом кроется причина: почему до сих пор «дело» — и у нас, и у них — не обнародовано.
Чтобы усилить впечатление о важных связях Пеньковского в высших эшелонах власти, в частности в ГРУ, в Лондон с ним вместе приехал начальник военной разведки Серов с женой и дочерью, которых «агент» там опекал. Джибни констатирует то, что родилось в недрах КГБ-ГРУ: «Этот факт способствовал тому, что в московских кругах высокопоставленных чиновников Пеньковский приобрел репутацию человека, который чувствует себя на Западе как рыба в воде».
Мне жаль старину Джибни, видимо, умного и проницательного человека, издателя журнала «Шоу», автора статей в журнале «Лайф» и редактора «Ньюсуик», который описал реакцию Пеньковского на западный мир с его обществом и магазинами (до него это сделал Винн). Мне представляется, что Пеньковский к тому времени кое-что повидал, особенно в годы войны, и ему было не все равно, как живут его сограждане — цена западного благополучия не была выстрадана Джибни, как это случилось с народом России — СССР.
Естественен вопрос: почему я вступил в «дискуссию» с Джибни, взяв за основу часть «его труда» — «Записки Пеньковского»? В том, что «Записки» — фальшивка, не сомневались и на Западе. Даже их пресса отмечала: «Только круглый идиот может поверить, что шпион вел подробный дневник да еще рассуждал о советской политике конца 1965 года, то есть о событиях спустя два года с лишним после судебного процесса». (К этому можно еще добавить: только круглый идиот не уничтожил бы улики в своем домашнем тайнике, имея уже наружку «на хвосте»?!)
Бывший сотрудник американской разведки Пол Плэкстон в журнале «Уикли ревью» писал: «Утверждение издателя «Записок» о том, что Пеньковский передал рукопись на Запад еще осенью 1962 года, звучит нелепо — в это время за ним внимательно следили, и он не стал бы подвергать себя опасности разоблачения…»
«Специалист по русскому вопросу» Зорза из английской газеты «Гардиан» заявил, что «Записки» — вымысел. Это случилось после того, как он, другие журналисты и издательства обратились к ЦРУ с просьбой показать русский текст «записок», но штаб-квартира разведки в Ленгли оригинал предъявить не смогла.
Очень антисоветская бельгийская газета «Стандард» писала: «…книга является подделкой. Часть сведений, содержащихся в ней, просто преувеличена, а другая часть — сфальсифицирована американской разведкой». Шведская влиятельная газета «Афтонбладет» шутила над американцами: «Центральному разведывательному управлению следовало бы поработать лучше…».
Оценки, даваемые фальшивке на Западе, помогали мне опровергать и уточнять действия Пеньковского по работе в пользу советской стороны.
Говорил Джибни о заданиях. Новые задания были по Вооруженным силам СССР, ракетным войскам, Группе советских войск в ГДР и по подписанию мирного договора с ней. Интересы Запада обозначались, облегчали работу Пеньковского при подготовке «информации с шумом» и, конечно, дезинформационных сведений.
Джибни, упоминая об имидже Пеньковского, называет его «западником». Так вот, этот имидж рвущегося на Запад человека Пеньковский подкреплял даже уроками танцев и фотографированием в форме полковника британской и американской армий во время визитов в Лондон.
Почему Джибни не задался вопросом: зачем Пеньковский спрятал свои фотографии во вражеской форме у себя дома? Одного этого было достаточно для обвинения советского офицера в антипатриотизме и предательстве. А ведь мог «издатель-автор-редактор» просчитать ход задумки с фотографией (и с тем, что Пеньковский сохранил в тайнике шифры, коды, инструкции, информацию и так далее) как улику против западных спецслужб. Даже можно пошутить в рифму: наш менталитет на их менталитет — обман не раскрылся с десяток лет.
Разглагольствованиями о «культе Хрущева» (усиленными спецслужбами при подготовке книги к изданию) Пеньковский укреплял свои позиции в глазах Запада. Конечно, Пеньковский понимал, что в Союзе дела шли не так, как хотелось руководству страной. Но было и много положительного, а он в угоду Западу акцентировал свою критику на негативе. И это срабатывало. Многое из того, что он говорил и оценивал, было и его позицией, но утрировалось якобы в силу ненависти к советскому строю. Легенда отлично работала.
Джибни, думается, не попался на эту легенду, но принял антисоветизм Пеньковского как должное в его подыгрывании Западу.
Джибни отмечает: «Период с 1960-го по 1962 год был трудным в жизни профессиональных военных в СССР…» Действительно, время со второй половины 50-х годов в среде советских военных было тревожным в связи с тем, что было объявлено о сокращении армии на 1 200 000 человек! Тогда шла замена тех, кто окончил войну в 20–30 лет и остался на позициях военного видения проблем армии. Рождалась новая армия — в своей основе ракетно-ядерная. Политика внутри страны работала на эту концепцию.
Автор «Записок» ехидничает: «Советские вооруженные силы задыхались в жестких тисках контроля со стороны партийного руководства, взявшего курс на балансирование на грани ядерной войны». «Тиски?» Такие бы «тиски» да сегодняшней нашей армии — ослабленной передрягами и некомпетентными переформированиями и внутренней «дедовщиной». А вот «на грани ядерной войны» — это западный блеф, заведомая ложь: ни одно правительство СССР не хотело войны, но вынуждено было под «давлением» Запада укреплять свою обороноспособность. В доктринах Минобороны СССР вплоть до 90-х годов не было планов превентивной войны против Запада, тем более упреждающих ядерных ударов. В этом случае Джибни сознательно американские планы по «ядерному устрашению» и «упреждающему удару» вкладывает в уста советской стороны. Но… «черная пропаганда» есть «черная пропаганда»!
Да, действительно, военная доктрина обсуждалась в советском Генштабе — это верно подтверждает Джибни, ссылаясь на Томаса Вольфа из Кембриджа (1964). Но в Генштабе говорилось о переориентации военной доктрины страны и ее Вооруженных сил в связи с появлением в мире новых видов ракетно-ядерного оружия. Это были 60-е годы, а Соединенные Штаты уже имели детально разработанные планы ядерной атаки против СССР еще в конце 40-х годов, и они регулярно обновлялись и дополнялись (о чем активная советская агентурная сеть в США и Европе так же регулярно информировала Советы).