Второе дыхание

Командир испытующе смотрел на него.

— Партизан Серебряков, слушай приказ…

В землянке все встали.

Определив по карте маршрут, командир отогнул рукав гимнастерки и отстегнул ремешок часов.

— Возьми, — он сам надел их Анатолию на руку. — Они будут твоим помощником.

— И твоим единственным соперником на дистанции, — добавил комиссар.

С продовольствием в отряде было плохо. Два кусочка сала размерами со спичечную коробку и несколько сухарей — вот все, что передал Серебрякову вестовой.

— Для марафонского пробега маловато, но сам знаешь положение, — улыбнулся комиссар. И уже без улыбки добавил:

— Помни, Анатолий, на финише — сто человеческих жизней. В пути тебе будет трудно. Но когда станет совсем невмоготу, думай об этих людях. Ведь в этом соревновании вторых мест нет. Есть только первое. Все остальное — проигрыш.

…Две с половиной тысячи лет назад греки одержали победу над войсками персов. Расстояние от Марафонской долины, где происходила знаменитая битва, до греческой столицы Афин равнялось сорока двум километрам ста девяносто пяти метрам. С радостной вестью в Афины был послан воин, лучший бегун Фейдиппидес. Гонец прибыл в столицу в полном изнеможении. — «Радуйтесь, мы победили!» — успел он лишь вымолвить и упал мертвым.

Подвиг Фейдиппидеса вошел в историю, положив начало марафонскому бегу. В 1896 году на земле древней Эллады в Афинах были проведены Олимпийские игры, на которых впервые бежали марафонцы. Через 2386 лет спортивный подвиг Фейдиппидеса был повторен бегунами девятнадцатого столетия. С тех пор марафонский бег на сверхдальние дистанции стал неотъемлемой частью программы всех крупных состязаний и Олимпийских игр.

…Серебряков никогда не бегал марафонскую дистанцию, но он понимал, что сейчас кроме него задание командира никто выполнить не сможет. От лагеря на Сухой Альме до горы Басман примерно десять километров — это самая трудная часть пути: все время в гору. Зато дальше, по равнинной Ялтинской яйле до Ай-Петри, должно быть легче: подъемов и спусков там почти нет.

С самого начала Серебряков взял довольно резкий темп. Ему хотелось засветло попасть на яйлу.

Первые километры бежать было легко. Дорога шла лесом, тихим и молчаливым. Деревья как будто присмирели перед надвигающейся зимой. Кругом, куда ни кинь взгляд, настоящее царство осени. Желтые, золотые, бронзовые, оранжевые и даже красные листья. Зеленеют только сосны да редкие тисы. Земля устлана мягкими блеклыми листьями. Они приятно шуршат под ногой.

Но чем дальше, тем чаще стали попадаться мелкие острые камни, скрытые опавшей листвой. Постолы — легкая, мягкая и бесшумная обувь, которую обул Анатолий, — не защищали ноги от камней, и юноша вскоре возненавидел предательские листья.

Становился тяжелее вещевой мешок, ремень автомата врезался в шею. Все чаще и чаще Серебряков вытирал рукавом со лба неприятную испарину. Сказывалось недоедание. Но Анатолий старался об этом не думать. Он говорил себе, что спортсмен не может выдохнуться за какой-то час. Просто, видно, он недостаточно владеет техникой бега на дальние расстояния.

Перед ним высился крутой склон горы, поросший редкими буками. Казалось, чем дальше, тем гуще стоят эти равнодушные буки. Там, вдали, наверху, деревья сливались в сплошную стену и, казалось, упирались верхушками прямо в небо.

Через час Серебряков начал задыхаться. Стучало в висках, пересохло горло, мучительно хотелось пить.

Буки кончились неожиданно. Подъем стал почти пологим. Впереди Серебряков увидел серое нагромождение скал. Их очертания были причудливыми. Изъеденные ветрами камни напоминали сказочный за́мок великана. В узких расселинах росли изогнутые сосны.

Анатолий взобрался наверх. Это и была гора Басман. Перед ним расстилалось безлесное плато. Кое-где еще зеленела запоздалая трава. Серебряков посмотрел на часы. Ровно восемнадцать. Ну что ж, это неплохо. Он наметил себе примерный путь на юго-запад и двинулся дальше.

Над яйлой повисли сумерки. Анатолий тревожно поглядывал то на часы, то на небо. Густел воздух, густела прозрачная синева неба. Он ускорил бег, стараясь до темноты пробежать как можно больше.

Но вот настала минута, когда сердце Анатолия, казалось, было готово проломить грудную клетку и выскочить наружу. Холодная испарина заливала лицо, к горлу подступала тошнота, в виски стучали частые удары молота.

…Стрелка часов приближалась к восьми. Анатолий начал спотыкаться, и вдруг земля под ним завертелась, как карусель. Он упал и испугался, что больше не встанет. Перевернулся на спину и некоторое время лежал, широко открыв рот и судорожно глотая воздух, как выброшенная на берег рыба. Наверху в бешеном хороводе плясали яркие южные звезды.

Анатолий поднес к лицу руку с часами, с трудом поймал глазами стрелки. Половина девятого. Невероятным напряжением воли он остановил хоровод звезд и медленно приподнялся. Снял вещевой мешок, вынул оттуда две гранаты. Подумал и выкинул третью — последнюю. Расстаться с автоматом не решился, но запасной диск вынул.

Вскинув мешок на спину, Анатолий поднялся на четвереньки. У него снова закружилась голова, но он заставил себя встать и сделать шаг. В ногу ударила резкая боль. Хотелось опуститься на землю, закрыть глаза, чтобы не вертелись эти проклятые звезды, и так лежать в забытьи, ни о чем не думая…

Но он не мог не думать о финише. И он сделал второй шаг, третий и… побежал. К нему пришло второе дыхание.

Он бежал медленно, тяжело, но ровно, не выходя из какого-то им самим выработанного темпа.

Каждый шаг пронизывал болью все тело и тупыми ударами отдавался в голове. Было совершенно темно, и он не видел, куда ставил ногу, определяя направление по ветру. Ветер, нерезкий и прохладный, дул с моря.

Судя по времени, Бахчисарайское шоссе, идущее через Ай-Петри, было недалеко.

Анатолий теперь боролся с желанием отдохнуть. Ну, хоть самую малость — пять минут, не больше. Но он понимал, что после привала бежать будет еще мучительней.

И он бежал и бежал, на ходу поглядывая на безжалостные стрелки часов.

По его расчетам, до горы Ай-Петри оставалось километров семь-восемь. И времени один час. Восемь минут на один километр — можно успеть. Но если он ошибся в расчетах? Если он неправильно выбрал направление? Нет, шесть минут на километр. Медленнее нельзя.

Но тут же Анатолий с досадой подумал о бесполезности своих вычислений. Что в них толку, если он не знает точно, сколько осталось. Надо просто бежать и ни о чем не думать. Ни о чем, кроме финиша!

Внезапно из темноты послышался резкий оклик:

— Хальт!

Мрак вспорола автоматная очередь. Анатолий бросился ничком на землю. Падая, он повернул автомат дулом вперед и еще на лету нажал спусковой крючок. Впереди кто-то вскрикнул. Стало тихо. Серебряков отполз в сторону и поднялся. Впереди ударили трассирующими пулями. Послышались слова команды и грохот сапог по камням.

«Эх, пропал!» — чуть ли не вслух простонал Серебряков. Видимо, он нарвался на патруль. Он знал, что на Ай-Петринской яйле, в доме метеостанции, разместился гитлеровский кордон для патрулирования шоссе. Об этом предупреждал его командир.

Над яйлой стлались штрихами разноцветные нити трассирующих пуль. Рикошетя о землю, пули круто взмывали вверх и где-то в темноте угасали. Путь был свободен только назад — на восток. Серебрякову нужно было на запад.

Гитлеровцы двигались цепью, он чувствовал это по стрельбе. Ему не пробиться.

Выпрямившись во весь рост, Серебряков полоснул длинной очередью по отблескам пламени фашистских автоматов и побежал в сторону, на север, зная, что отклоняется от финиша.

Он бежал, пока не свалился. Упал, уткнувшись лицом в кучу опавших листьев. Но ему казалось, что он продолжает бежать. Автоматные выстрелы сливались с аплодисментами; трибуны стадиона разматывались яркой, цветастой лентой; ноги, ладно схваченные спортивными туфлями, легко и упруго отталкивались от гаревой дорожки. Скоро финиш! Громче гул трибун. Еще один круг. Последний! На повороте — тренер. «Выкладывай! — кричит он Серебрякову. — Все до последнего!» Ах, как трудно дышать! Кругом до самого солнца полно воздуха — свежего, чистого, голубого, но ему воздуха не хватает. Осталось еще немножко, сейчас грудь его коснется ленточки финиша, и кончится это страшное напряжение. Трибуны разразились громом аплодисментов. Но что это? Как отяжелели ноги! Он не может оторвать их от земли. Финиш! Вот же, недалеко финиш! Согнувшись, он сделал несколько мучительных шагов вперед и понял, что проиграл. «У тебя не хватило воли!» — слышит он издалека, как из тумана, голос тренера.