Страница 11 из 12
Рассказ начальника был плавным, обстоятельным. Видно было, что он помнит ту экспедицию до мельчайших подробностей. Ни годы, ни столичная суетная жизнь не стерли в памяти события давно минувших дней. И может быть, даже наоборот, воспоминания обострились и приобрели новую окраску, новый смысл.
– Все удавалось нам в той экспедиции. Работа шла легко, и геологи, и руководство были довольны результатами изысканий. Белые ночи не оставляли измученным тяжелой работой геологам времени для отдыха. Рабочий день растягивался почти на сутки. Едва добравшись до палатки и вяло пожевав чего-нибудь, парни мгновенно отключались, будто проваливались в яму сна. Спали всего по нескольку часов в сутки, без тревог и сновидений. А при первом солнечном луче – опять за работу. И вот однажды случился в экспедиции перерыв в работе, и впервые за долгие месяцы объявили геологам долгожданный выходной. Тесная мужская компания отвыкла отдыхать и не знала, как провести подаренное судьбой свободное время. Я прибыл в экспедицию лишь неделю назад, устать еще не успел, поэтому закинул на плечо двустволку и отправился на охоту. Приятно хрустел под ногами ягель, заманивали спелыми ягодами черничники, манила дымчато-голубой ягодой голубика, которую мудрый народ прозвал «пьяникой», голова кружилась от терпкого запаха багульника. Один за другим отправлялись в пайву крепкие оранжевые шляпки подосиновиков. А вот дичи не попадалось. Встретилась только неприметная пугливая капалуха с выводком, но трогать самку глухаря нельзя, а с птенцов тоже никакого толку. Так ни одного выстрела и не сделал. От палаток ушел довольно далеко, устал и прилег на пружинящий ягель немного отдохнуть. Задремал под мерное жужжание комаров. А проснулся оттого, что услышал во сне волшебное пение. Открыв глаза, увидел недалеко на черничной поляне маленькую хрупкую девушку в национальной одежде. Девушка быстрыми маленькими руками собирала крупные черные ягоды в берестяной туесок. Певунья не заметила меня и чувствовала себя непринужденно.
Я окликнул ее. Девушка вскрикнула, уронив туесок, рассыпались черные бусины черники. Я бросился к ней, чтобы помочь собрать ягоды, а она опустила раскосые темные глаза, по щекам расплылся застенчивый румянец.
– Ты кто? – спросил я у девушки. – Как тебя зовут?
– Токуча, – ответила девушка.
– Токуча… Забавно! А что означает твое имя?
– Перышко.
– И правда, перышко, – засмеялся я, окинув взглядом ее легонькую тоненькую фигурку. Я никогда не отличался высоким ростом, но рост Токучи не выдерживал никакой критики. Она испуганно смотрела на меня снизу вверх, как на великана.
– Меня в интернате Тоней звали, – помолчав, сказала девушка, – так будет тебе привычнее.
– Ну уж нет, – возразил я, – мне приятнее называть тебя Токучей. Тонь сколько угодно на свете, а вот Токучу я знаю только одну.
– Ну ладно, – согласилась девушка, – будь по-твоему. Мне все равно.
– А откуда ты взялась здесь?
– Наши чумы недалеко стоят, рядом. Разве вы не видели наших оленей? – Токуча улыбнулась, и на щеках появились крохотные кокетливые ямочки. Я всмотрелся в хорошенькое личико лесной красавицы и удивился – чудо как хороша! Заметив, что девушка собирается уходить, я захотел удержать ее хоть на минуту, хоть на мгновенье. Мне показалось, что если сейчас она скроется за березами, то исчезнет навсегда.
– Я могу еще увидеть тебя? – голос стал каким-то хриплым и чужим. Мне показалось, что если она скажет «нет», я не доживу до завтрашнего утра.
– Конечно, – легко согласилась Токуча, – я всегда здесь ягоды собираю ближе к вечеру. А сейчас мне нужно идти, поздно уже.
– До встречи!
– До встречи! – девушка легко зашагала прочь.
Какая уж тут охота… Я опять присел под кедром, навалившись спиной на теплый пахнувший смолой кедровый ствол. В ушах звучал приятный, волнующий душу голосок, в воздухе витал неуловимый аромат багульника. А может быть, мне все это только приснилось? Я протер глаза. На бледно-зеленом ягеле чернели ягоды, которые так и не собрали мы с Токучей.
Значит, не приснилось.
Так началась наша с Токучей дружба и закончилась моя беззаботная студенческая жизнь. Начальник экспедиции заметил, что я хуже стал работать. Часто отвлекался, мысли мои бродили где-то около заветной черничной поляны. Я искал всяческие предлоги, чтобы улизнуть на свидание. С нетерпением посматривал на часы, рабочий день растягивался, упорно не желая идти к концу. Так незаметно пролетело два летних месяца.
Мое увлечение молоденькой ненецкой девушкой никто из бывалых геологов особо не приветствовал. «Смотри, – сказал мне начальник экспедиции, – нам с местным народом ссориться нельзя. Девушку обидишь – всем нам неприятность будет».
Обидеть девушку, от которой без ума, – как такое возможно?! Хотя теперь Токуча на свидания стала приходить гораздо реже. Наверное, ее родня тоже не приветствовала нашу дружбу и внезапно возникнувшую любовь с будущим геологом.
Ночи стали холоднее и гораздо темнее, чем в начале лета. Уже не звенели комары, спряталась и мошкара. Я уже несколько дней подряд поджидал Токучу у кедра, но она не приходила.
Воскресным вечером я долго сидел на черничной поляне, ожидая свою любимую. На небе появился молодой месяц – тоненький золотистый серп повис над верхушкой старой лиственницы. Тревожно вскрикнула кедровка. Пора уходить в лагерь. Я грустно подумал о том, что мое пребывание в экспедиции подходит к концу. И если дальше так дело пойдет, то придется улетать, не увидев Токучу. Я неделю уже носил в кармане листочек из блокнота со своим столичным адресом, но как передать его девушке, пока не придумал. Неохотно поднявшись с ягеля, я повернулся, чтобы выйти на лесную тропинку.
– Подумать только, – сказал я. себе вслух, – ведь это я за два месяца протоптал тропинку от лагеря прямо до черничной поляны. Ведь, кроме меня, по этой тропинке никто из геологов не ходит.
Я пошагал прочь от кедра. Поляна без Токучи сегодня мне показалась какой-то враждебной и чужой. А через мгновенье я услышал, как где-то сзади сухо треснула ветка. Я остановился и прислушался. Кто-то быстро шагал по дорожке, догоняя меня. Сердце дрогнуло, защемило под ложечкой.
– Токуча! Моя Токуча! – крикнул я и бросился назад.
Она стояла на тропинке у старой сосны. Ленивый месяц освещал ее будто фарфоровую фигурку. Я заметил, что сегодня девушка была не в ненецкой одежде. Я обнял Токучу за плечи, крепко прижал. Ее темные длинные волосы пахли багульником, а на пухлых розовых губах я ощутил вкус княженики. Я поднес к губам и поцеловал маленькие, почти детские ладошки.
– Токуча, Токуча, где ты была? Почему не приходила? Я целую неделю ждал тебя у кедра на черничной поляне, думал, что так и уеду не попрощавшись…
– Я не могла прийти.
– Почему?
– Братья против наших встреч, да и родители тоже.
– Почему?
– Понимаешь, мы – дети тундры, а у тебя совсем другая жизнь.
– Токуча, родная, я увезу тебя с собой в столицу, мы там будем вместе учиться, потом поженимся и будем жить долго и счастливо.
– Какой же ты глупый, Ваня, все это очень не просто. Многие ненецкие девушки уезжали с парнями, да быстро возвращались, я не хочу быть одной из них. И родные мои не хотят, их можно понять.
Она не ждала от меня ответа, да и что я мог ей ответить?
– Разве нам плохо было с тобой, Ваня? – спокойно сказала она. – Но лету конец. Пора тебе возвращаться домой.
Она сорвала белую ромашку и, нервно отрывая один лепесток за другим, торопливо пускала их по ветру.
– Ты такая же беззащитная, как эта ромашка, – грустно сказал я.
– Похоже…
– Ты напишешь мне письмо? – спросил я, вкладывая в ее ладошку маленький клетчатый листочек с адресом.
– Не знаю.
– Почему не знаешь? Разве это не от тебя зависит? Кто может помешать тебе написать письмо? Ведь я люблю тебя. Я думал, ты меня любишь тоже… Или у тебя это не любовь была, а просто так, интересный случай из жизни?..
– Просто так только у вас, у парней, бывает. Знаешь, Ваня, я люблю тебя, честно. Думаю, что ты у меня был первым и будешь последним. Единственным на всю жизнь. Давай с тобой так договоримся: ты приедешь и пришлешь мне весточку, а я тебе отвечу, так будет справедливо.