Страница 31 из 42
Она попросила разрешения зайти ко мне в кабинет немного позже. Сейчас принимаюсь за чтение дневника ее мужа, ведь профессор говорил, что дорога каждая минута.
29 сентября. Я привела себя в порядок и спустилась к доктору Сиварду. За дверью его кабинета слышался чей-то голос. Я остановилась в нерешительности, но, вспомнив просьбу доктора не медлить, постучалась и вошла.
В кабинете, кроме доктора, никого не оказалось. На столе стоял фонограф. Впервые увидев этот аппарат, я заинтересовалась им.
— Надеюсь, что не заставила вас ждать, — сказала я. — Но, услышав разговор, я боялась помешать вам.
— Нет, вы не помешали мне, — улыбнулся Сивард, — я веду своего рода дневник с помощью вот этого фонографа.
— Как интересно! А нельзя ли мне что-нибудь послушать?
— Конечно, — кивнул доктор, придвигая к себе фонограф.
Но вдруг он заколебался, на лице появилось беспокойное и нерешительное выражение.
— Дело в том, — пробормотал он, — что в основном там речь идет о моих больных. Я бы не хотел… Это, пожалуй, будет неловко…
— Вы ухаживали за Луси, — перебила я Сиварда. — Позвольте мне услышать подробности о ее смерти. Я буду вам крайне признательна. Я очень любила ее!
— Подробности о ее смерти? Ни за что! — воскликнул он.
— Но почему же? — изумилась я.
— Видите ли, — произнес доктор после долгого колебания, — к сожалению, я не знаю, на каком цилиндре эта запись…
Говоря это, Сивард был очень взволнован. Внезапно я догадалась, что смерть Луси имеет отношение ко всем ужасам, описанным моим мужем в его дневнике. Желая во что бы то ни стало добиться правды, я сказала:
— В таком случае, доктор, я могу облегчить вашу задачу. Заведите фонограф, и я перепечатаю ваш дневник.
Побледнев, Сивард воскликнул:
— Нет, нет, я не хочу, чтобы вы узнали эту ужасную историю!
Мое чутье не обмануло меня! Смерть Луси действительно окружена какой-то ужасной тайной. Но как расположить доктора к себе? Случайно мой взгляд упал на пачку бумаг, стопкой сложенных на столе. Я узнала среди них свой дневник.
— Вы не доверяете мне, — сказала я. — Прочитайте мой дневник и дневник моего мужа. Убеждена, что после этого вы измените свое отношение.
Встав и открыв ящик, наполненный цилиндрами, обернутыми в вату, доктор обернулся ко мне:
— Миссис Гаркер, я знаю, что Луси очень любила вас, она говорила мне об этом. Простите меня и не сердитесь. Эти цилиндры в полном вашем распоряжении. Первые шесть номеров касаются лично меня… Я же, если позволите, займусь вашими дневниками. Фон Гельсинг советовал мне ознакомиться с их содержанием.
Сивард отнес фонограф в мою комнату и перед уходом завел аппарат.
— Когда ужин будет готов, я позову вас, — сказал он, обернувшись в дверях.
29 сентября. Я так заинтересовался дневниками Гаркера и его жены, что совсем забыл об ужине. Я велел позвать миссис Гаркер. Она пришла растерянная и заплаканная.
— Боюсь, то, что вы узнали, очень огорчило вас, — сказал я мягко.
— Я и вас жалела, — ответила миссис Гаркер, — вы много страдали. Я перепечатала ваш дневник, вы не сердитесь? В нем много важных подробностей. Да, смерть бедной Луси — лишь звено во всей этой страшной истории. Мы с Андреем уже кое-что предприняли. Он поехал в Витби, чтобы собрать некоторые необходимые сведения; завтра он присоединится к нам. Мистер Сивард, давайте договоримся: пусть между нами не будет никаких тайн. Действуя сообща, мы скорее достигнем цели.
Миссис Гаркер говорила с таким жаром и так убежденно, что я, конечно же, согласился с ней.
— Давайте ужинать, — предложил я. — Вам необходимо подкрепиться, а потом я буду к вашим услугам.
30 сентября. Андрей Гаркер приехал в девять часов утра. Я прочитал его дневник. Судя по всему, это умный, энергичный и удивительно храбрый человек, не теряющий хладнокровия даже в самых неожиданных обстоятельствах.
После завтрака его жена решила привести в порядок все документы, включая мой дневник и письма Луси. Кроме того, у Гаркера имеется копия письма Биллингтона из Витби, подтверждающего отправку в Лондон деревянных ящиков. Гаркер занят теперь чтением моего дневника. Любопытно, какое он вынесет заключение.
Позже. Странно, что я до сих пор не догадывался о возможности пребывания графа в соседнем пустом доме. Почему поведение Ренфильда не натолкнуло меня на эту мысль? У Гаркера сохранились документы, касающиеся покупки этого дома. Если бы мы знали об этом раньше, бедная Луси была бы спасена!
Миссис Гаркер уверяет, что к вечеру закончит работу, и у нас будет подробное описание всего, что случилось. Ее муж советует мне повидаться с Ренфильдом. Он считает, что перепады поведения сумасшедшего объясняются присутствием или отсутствием в доме графа; надо будет проверить правильность его версии сопоставлением чисел. Хорошо, что миссис Гаркер перепечатала мой дневник. Как я не подумал об этом сам?
Я застал Ренфильда спокойным, со счастливой улыбкой на лице. Он казался совсем здоровым. Разговор у нас шел о самых разнообразных вещах. Ренфильд говорил вполне разумно, выразил желание ехать домой и надежду скоро выписаться из клиники.
После предупреждения Гаркера я решил еще усиленнее наблюдать за ним. Чему приписать удивительное спокойствие Ренфильда? Рассчитывает ли он усыпить мою бдительность? Мысль о том, что этот человек тоже может быть вампиром, заставляет меня содрогаться. Я ушел, приказав фельдшеру зорко следить за ним.
29 сентября, по дороге в Лондон. Получив любезное письмо от Биллингтона, в котором он изъявил готовность сообщить все сведения, интересующие меня, я решил отправиться в Витби. Мне хотелось проследить дальнейшую судьбу ящиков с землей, вывезенных цыганами из замка, в одном из которых лежал Дракула. Доставлены ли они в Лондон? И если доставлены, то где находятся?
Сын Биллингтона встретил меня на станции и отвез в дом отца. Очень милая и гостеприимная семья. Биллингтон приготовил к моему приезду все бумаги, касающиеся получения и отправки интересующих меня ящиков. Мне чуть не сделалось дурно, когда я увидел письмо, написанное Биллингтону рукой графа.
Он прекрасно продумал свой план. Предвидя все возможные препятствия, Дракула заранее их устранил. В накладной сказано: «Пятьдесят ящиков с землей для научных исследований». Биллингтон передал мне еще копию письма на имя Картера, Патерсона и К° и копию ответа.
Получив от Биллингтона все сведения, имеющиеся у него, я отправился в гавань, чтобы расспросить таможенных чиновников и сторожа. Там я впервые услышал странный рассказ о прибытии судна с мертвым рулевым, но, к сожалению, ничего нового не смог узнать насчет ящиков, разве только то, что они были необыкновенно тяжелы.
30 сентября. Решив проехать по тому же пути, по которому были отправлены ящики, я отправился в КингсКросс, а оттуда — в контору Картера, Патерсона и К°, где по конторским книгам мог удостовериться в благополучном прибытии ящиков и в их отправке в пустой дом в Пурфлите, приобретенный графом. Я виделся с рабочими, отвозившими этот груз. Оказывается, они сложили ящики в старинной часовне, примыкающей к дому. Теперь остается лишь узнать, все ли пятьдесят ящиков находятся там, или Дракула успел уже приказать увезти несколько. Судя по дневнику доктора Сиварда, последнее предположение вернее… Я обязательно расспрошу рабочих, на которых напал сумасшедший Ренфильд. Мы можем кое-что узнать от них.
Позже. Минна и я работали целый день над документами, касающимися интересующего нас дела. Слава Богу, все бумаги приведены в надлежащий порядок.
30 сентября. Сегодня у меня хорошее настроение. Это, должно быть, реакция на ту ужасную тоску, которая терзала мое сердце последнее время. Я так боялась за Андрея, боялась возврата его болезни! Но, слава Богу, опасения оказались напрасными. Он вернулся из Витби вполне здоровым и спокойным. Мне кажется, что наше намерение разыскать графа, приносит мужу несомненную пользу: он стал гораздо бодрее и энергичнее прежнего.