Идущие

Майлс отвел взгляд. Недавняя гибель Монтгомери Джонса подействовала на него больше, чем он ожидал, поэтому даже в бородатых фармацевтах чудилось какое-то недоброе знамение.

Это напомнило о необходимости позвонить Грэму. Он не разговаривал с юристом с того момента, как покинул место преступления, но убийство каким-то образом удалось скрыть от газет и телевидения, Майлс хотел выяснить, кто приложил к этому руку – Грэм или сама компания «Томпсон». Он также хотел узнать, хочет ли Грэм, чтобы он продолжал расследование по делу компании, или всем этим теперь будет заниматься полиция.

Майлс шел дальше. Впереди показалась большая скатерть, расстеленная прямо на земле и уставленная граммофонными трубами от «Виктролы». За скатертью на складном металлическом стуле сидел бородатый, чрезмерно тучный мужчина с длинными жирными волосами, забранными в конский хвост на затылке, и полировал миниатюрную граммофонную трубку.

– Прошу прощения, – обратился к нему Майлс. Человек поднял голову. – Вы знаете Лиэма Коннора?

– Лиэма? А как же. Хотите его визитку?

– Нет, я хотел бы задать вам парочку вопросов о нем.

Выражение лица собеседника потускнело. Желание помочь уступило место полнейшему равнодушию.

– Извините. Я не по этому делу.

– Я не коп, – быстро произнес Майлс. – Я частный сыщик. Меня наняла дочь мистера Коннора. По ее мнению, мистера Коннора с некоторых пор кто-то преследует и пугает. Дочь обеспокоена. Я бы хотел узнать, не говорил ли он вам о чем-то таком и не упоминал ли о возможных врагах.

– Лиэм? – Мужчина громко захохотал; несколько прохожих с удивлением посмотрели в его сторону. – У Лиэма не может быть врагов!

– Похоже, что есть, – сухо улыбнулся Майлс.

Смех оборвался.

– Серьезно? Кто-то его преследует?

– Мы так думаем.

– Зачем? Убить его?

– Это я и пытаюсь выяснить. Если бы вы могли припомнить, не говорил ли он...

– Минутку! А почему вы меня спрашиваете, о чем он мог говорить? Почему его самого не спросить? – Мужчина подозрительно оглядел Майлса. – Вы под него копаете, а?

– Нет, уверяю вас, его дочь наняла меня...

– Значит, его дочке нужны его деньги или еще что, – покачал головой мужчина. – Нет. Если Лиэм молчит, я тоже молчу. – Он взял в руки тряпку, которую держал на коленях, и вернулся к прерванному занятию.

Майлс предпочел не дожимать его. Достав из бумажника визитку, он бросил ее на скатерть.

– Все законно. Можете позвонить мистеру Коннору и сами у него спросить, если угодно. А если что вспомните – позвоните мне.

Мужчина посмотрел на него. Визитку он брать не стал, но и не порвал на мелкие части. Майлс надеялся, что он все-таки сохранит ее и, возможно, передумает.

Позже он нашел еще несколько продавцов, которые знали Лиэма, и двое из них даже изъявили желание побеседовать, но, как оказалось, ни один ничего такого не слышал и не заметил ничего подозрительного в поведении Коннора в последнее время.

Часа в три дня Майлс уныло вернулся к машине. Он не узнал ничего нового по сравнению с тем, когда сюда приехал. Весь день пропал даром, и хотелось побыстрее добраться до дома и покемарить. Но вместо этого он заехал в больницу, сидел с отцом, держал его за руку, слушал его бессвязный шепот и лгал о том, что все обязательно будет хорошо.

3

Дерек Баур проснулся с мыслью о том, что сегодня умрет.

Предыдущей ночью ему приснился Волчий Каньон. Он увидел в воде всю свою семью – родителей, сестру, братьев. Он много лет – десятилетий – не вспоминал о Волчьем Каньоне, и это должно было бы означать некое дурное предзнаменование, но предчувствие было не таким логичным и не было связано с сюжетом или серией каких-то образов, увиденных во сне. Не то чтобы ему кто-то об этом сказал или он сам пришел к этому выводу путем умозаключений или рассуждений.

Он просто знал.

И он был готов.

В прошлом марте ему стукнуло восемьдесят шесть. Его жена, друзья, даже сын уже давно были в могилах. Он остался последним и давным-давно уже даже не делал вид, что жизнь его как-то интересует. Он ничему не радовался, ничего не ждал. Смерть – единственное, что у него осталось.

Какой она будет? Легкой, во сне? Или мучительной? Или чем-то средним, вроде сердечного приступа или удара?

Он много размышлял на эту тему и пришел к выводу, что приятной смерти не бывает. Где-то лет в пятьдесят он едва не задохнулся, подавившись в ресторане куском стейка, но Эмили успела ударить его по спине и избавить от препятствия в горле. Хотя все произошло на протяжении считанных секунд, ему показалось, что конца этому не будет. Время – понятие субъективное, и уже тогда он понял, что смерть, если ее объективно измерять по часам, может быть «быстрой», но человеку это может показаться вечностью.

И поэтому, хотя он был готов к смерти, ему не нравился сам процесс.

Повернувшись на бок, он отодвинул штору. За окном мичиганский ландшафт был покрыт снегом. На стояке перед домом престарелых несколько машин скорее напоминали индейские иглу, чем транспортные средства.

Он все еще смотрел в окно, когда Джимми, новый санитар, принес завтрак. И не изменил положения до тех пор, когда Джимми через полчаса вернулся за подносом, на котором остались нетронутые тарелки.

– Нет аппетита, мистер Баур? Вы знаете, мне придется сообщить об этом.

Дерек не стал утруждать себя ответом.

Зачем есть, если он собрался умирать?

Он бы с радостью положил конец этому существованию. Нет, обращались с ним здесь неплохо, но он терпеть не мог сам дом престарелых, ненавидел ощущение унижения и холодности, получая заботу и внимание от платных кураторов, а не от семьи.

По крайней мере он еще мог передвигаться – хотя бы с помощью палки. Многие другие обитатели дома, гораздо более молодые, чем он, даже не могли вставать с постели и круглосуточно проводили время в четырех стенах своей комнаты.

Он бы в подобной ситуации давно уже покончил с собой.

Разумеется, большинство из этих людей просто не имеют такой возможности.

Все утро он провел, глядя на снег. Где-то в районе полудня зашел один из врачей – видимо, Джимми исполнил свое обещание сообщить кому следует, – и Дерек, не будучи в настроении выслушивать лекции или вести длительные дискуссии, согласился со всеми словами врача и пообещал съесть ленч. Вскоре опять появился Джимми с довольным видом и полным подносом еды, но Дерек его проигнорировал. Ленч он съел. Пришел санитар, забрал поднос, и в комнате снова воцарилась тишина. После краткой и тягостной прогулки в туалет Дерек переместился в кресло и коротал время за перелистыванием журналов. Он ждал.

Он думал о том, как это произойдет.

У него не было и тени сомнения в том, что он сегодня умрет. Он не был религиозным человеком, но верил, что в мире есть явления, которых он не понимает...

Волчий Каньон

...и не поймет никогда, и полагался на то знание, которое ему было доступно. Он ждал, когда придет смерть.

Но первым пришел сон, и по мере того, как журнал начал выскальзывать из ослабевших пальцев, по мере того, как стало отключаться сознание, Дерек еще думал, суждено ему проснуться или это уже конец.

Он проснулся. Проснулся от очередного сна про Волчий Каньон. Ему приснилось, что он застрял в каком-то доме, он видит, как несется гигантская волна, а ноги пристыли к полу, словно залитые бетоном, и никакие усилия не дают возможности спастись. Начав глотать воду и тонуть, он из последних сил дернулся... и проснулся.

Открыв глаза, он увидел перед собой Джо, ночного санитара.

– Простите, что побеспокоил вас, мистер Баур, но пора ужинать. Желаете сегодня ужинать в кресле?

Дерек кивнул, опасаясь заговорить. Он немало удивился, обнаружив себя живым, и впервые усомнился, так ли уж безошибочно его предчувствие. Может, ему еще не пора умирать. Может, это сознание играет с ним такие шутки?

Поковырявшись в тарелке, он отодвинул поднос в сторону и после очередного похода в туалет взгромоздился на кровать, повернулся лицом к окну и начал смотреть на снег, пока не заснул.