Страница 6 из 15
Кстати, успех спектаклю и массовый интерес у публики гарантировало участие в нем барона Николая Врангеля, сыгравшего роль предводителя дворянства в этой пьесе. Брат последнего командующего Белой армией, признанный авторитет в области искусствоведения, один из соучредителей и секретарь Общества защиты и сохранения в России памятников искусства и старины. И в то же время — Кока Врангель, завсегдатай великосветских раутов, столичный денди. Вот как описывали его внешность современники: гладкие волосы с безукоризненным пробором, аккуратные усики, монокль в глазу… Не правда ли, напоминает известный портрет Булгакова с моноклем? «Как же о Коке Врангеле говорить без парадокса, когда он сам был парадокс?» — так писал о бароне князь Волконский. Пожалуй, и о Булгакове можно было так сказать.
Итак, Кира Алексеевна и Юрий Михайлович могли впервые встретиться в доме графини Шуваловой, после спектакля. В пользу этого предположения говорит то, что молодые поженились через год после этой поездки князя в Петербург. Впрочем, молодыми их было бы неловко называть — Кира немного засиделась в девках, ну а мужу и вовсе было тридцать два.
После того как я увидел фотографию, уже невозможно было сомневаться в том, что это и есть та самая, таинственная К. Удивительно красивое лицо, нежный взгляд и странная грусть в глазах. Впрочем, снимок сделан был, когда уже шла война. Если коротко — в такую женщину просто невозможно было не влюбиться. Наверное, и я бы стоял под ее окнами, как Михаил Афанасьевич когда-то…
Княгиня Кира Алексеевна Козловская с мужем, 1914 г.
Перед войной у Киры Алексеевны родились две дочери. Но было это уже в Москве, поскольку сразу же после свадьбы она вместе с мужем поселилась поблизости от старого князя и княгини, в доме № 15 по Никитскому бульвару. Об этом адресе стоит рассказать подробнее.
Здесь долгое время проживала вдова статского советника, известного юриста Мария Павловна Дюгамель. Богатая помещица, образованная и глубоко религиозная женщина не скупилась жертвовать на дела православной церкви. Пришлось ей помогать и проповеднику ультрамонархических взглядов Иоанну Кронштадтскому, каковой в юности терпел немалую материальную нужду. Уже став настоятелем Андреевского собора в Кронштадте, Иоанн считал своим долгом в каждый свой приезд в Москву отобедать у Марии Павловны. Как утверждают современники, Иоанн придерживался рыбной диеты, особое предпочтение отдавая семге слабого посола. Из вин предпочитал херес, рекомендованный Елисеевым. В великопостные дни обед состоял исключительно из грибных блюд.
После смерти Марии Павловны земельным участком завладел известный архитектор Гребенщиков, а сам дом некоторое время пустовал — так было до тех пор, пока его не присмотрели для своей столовой вегетарианцы. В то время это увлечение только входило в моду, однако смысл объединения был гораздо глубже приверженности к овощной диете. Вот как восторженно приветствовал единомышленников один из новоявленных членов этого сообщества:
«Я обыватель, я всего один год вегетарианец. Я стал вегетарианцем, когда познакомился с этой столовой, которая была на Никитском бульваре. Я пошел сюда, нашел здесь свет, нашел здесь идею, нашел здесь веру и благородное отношение к себе самому».
Надо признать, что четырнадцать комнат, из которых четыре комнаты весьма просторные, были сверх всякой нужды — любителей овощной диеты в Москве не так уж много оказалось, да и удаленность от оживленных улиц, в частности от Тверской, несколько смущала. И все же, заплатив за аренду дома на следующие восемь месяцев, вновь образованное Общество пропагандистов вегетарианства поселилось здесь.
Однако правы были противники этого решения — Никитский бульвар не предназначен для любителей здоровой пищи. Здесь место для прогулок и для интересных бесед. Словом, место для отдохновения души, а вовсе не для наполнения желудка. И через год общество вместе со столовой вынуждено было перебраться в Газетный переулок. Еще одной причиной переезда стало намерение хозяина сломать дом и построить на его месте здание более современное и вместительное. Думается, Гребенщиков слегка лукавил — скорее всего, вегетарианцы пытались и его отвратить от мясной диеты. Любитель хорошо поесть такого насилия в итоге не стерпел.
И снова дом пустовал, поскольку скоро сказка сказывается, а получить разрешение на строительство и подготовить проект не так-то просто — на это требуется время. И тут к Гребенщикову обратился муж Киры Алексеевны, это было вскоре после свадьбы. Вывеску вегетарианской столовой к этому времени, конечно, сняли. Думаю, что даже подновили фасад.
В доме на Никитском Кира Алексеевна прожила вместе с князем около двух лет. Здесь же родилась одна из двух дочерей — Марина. Но вскоре намерение Гребенщикова построить новый дом приблизилось к завершающей фазе, и князю пришлось подыскивать новое жилье. К этому времени в Обуховом переулке как раз был построен удобный во всех отношениях доходный дом, и Кира Алексеевна вместе с мужем и дочерью перебралась туда.
Дом Гребенщикова на Никитском бульваре (№ 15, с колоннадой), 1912 г.
Догадывалась ли Кира Алексеевна, что дом на Никитском, то есть вновь отстроенный на этом месте дом, вскоре станет пристанищем «Зойкиной квартиры»? Конечно нет. А между тем именно здесь, на последнем этаже, к началу 20-х годов обосновался то ли салон интимных встреч, то ли явочная контора заговорщиков. Вот что писали об этом заведении в журнале «Огонек»:
«У Никитских ворот, в большом красного кирпича доме на седьмом этаже посещали квартиру небезызвестной по тому времени содержательницы популярного среди преступного мира, литературной богемы, спекулянтов, растратчиков, контрреволюционеров специального салона для интимных встреч Зои Шатовой. Квартиру Зои Петровны Шатовой мог посетить не всякий. Она не для всех была открыта и доступна. Свои попадали в Зойкину квартиру конспиративно, по рекомендации, паролям, условным знакам. Для пьяных оргий, недвусмысленных и преступных встреч Зойкина квартира у Никитских ворот была удобна: на самом верхнем этаже большого дома, на отдельной лестничной площадке, тремя стенами выходила во двор, так что шум был не слышен соседям. Враждебные советской власти элементы собирались сюда как в свою штаб-квартиру, в свое информационное бюро».
Не сомневаюсь, что в Москве было немало подобного рода «малин». Но это заведение было особенным. А дело в том, что содержала его жена потомственного дворянина, сноха покойного работника губернского министерства юстиции, присяжного поверенного, губернского секретаря, гласного городской думы, а также члена Общества спасения на водах под покровительством государыни императрицы. Казалось бы, можно удивляться, как в добропорядочной семье появилась столь мерзкая особа. Но не спешите с выводами. А спешить не стоит, потому что у присяжного поверенного был еще один сын, имевший намерение отправиться по стопам отца. Весной 1917 года перед ним, к тому времени уже получившим звание присяжного поверенного, забрезжили заманчивые перспективы. Сначала он товарищ губернского комиссара Временного правительства, чуть позже — комиссар, затем — председатель городской думы, а с января 1918-го — председатель губернской земской управы. Потрясает усердие, с которым дипломированный юрист взялся за поддержание в Тамбовской губернии порядка, все силы отдавая защите частной собственности:
3 мая 1917. Предупреждение всем волостным и сельским комитетам о незаконном вмешательстве в жизнь кооперативов.
4 мая 1917. Предписание о незаконности действий волостных и сельских комитетов, запрещающих рубку леса частным владельцам.
7 мая 1917. Предписание о невзимании волостных сборов с частновладельческих земель.
8 мая 1917. Предписание о неправомочных действиях волисполкома.
19 мая 1917. Телеграмма о недопущении захвата земли помещицы Астаповой.
20 мая 1917. Телеграмма об отмене постановления волостного комитета, воспрещающего землевладельцам продавать скот и инвентарь без разрешения комитета.