Охотники

Джеймс Фелан

Охотники

Посвящается моим родителям

Иначе, чем другие дети,

Я чувствовал и все на свете,

Хотя совсем еще был мал,

По-своему воспринимал.

Мне даже душу омрачали

Иные думы и печали,

Ни чувств, ни мыслей дорогих

Не занимал я у других.

То, чем я жил, ценил не каждый.

Всегда один.

Прежде…

Я скучал по дому, по австралийской жаре, по лениво загорающим людям, по тишине и покою. Здесь было очень холодно – никогда не думал, что может быть так холодно, – и все куда-то спешили. А дома, я точно знал, мои одноклассники сейчас жарят на лужайке перед домом сосиски, играют в крикет, подкалывают друг друга и веселятся на полную катушку.

Наверное, я бы смог освоиться в этом городе – человек ко всему привыкает, но пока я здесь не в своей тарелке: Манхэттен кажется мне слишком огромным. Такое чувство, что Нью-Йорк когда-то случайно проглотил небольшую деревеньку, а та стала расти, да так, что теперь городу не под силу ее переварить. И теперь Нью-Йорк совсем как тот змей из мифологии, который сам себя за хвост кусает, а съесть его никак не может. Уроборос, что ли? Вроде да. В нескольких словах я бы сказал про Нью-Йорк так: «Нью-Йорк – город миллионов людей, бесконечных многоэтажных кварталов, мрачных снеговых туч, постоянно бегущей толпы, город, который пожирает сам себя». В этом городе для меня всё слишком: люди слишком заняты и слишком одиноки.

– Эй, Джесс, ты чего такой? Первый раз в подземке? – спросил Дейв.

Для своих шестнадцати Дейв был довольно рослым, по крайней мере, если сравнивать с нами. Полностью его звали Дэвид – ну, как Давида из Библии, – хотя по сравнению со мной он вполне тянул на Голиафа. В общем-то, с первых дней лагеря у нас сложились вполне дружеские отношения, но вот именно сейчас я бы многое отдал, чтобы посмотреть, как он, точно Уроборос, изгибается, засовывает ноги себе в рот и начинает их медленно пережевывать прямо вместе с кроссовками.

– С чего ты взял? – Мне пришлось оторвать взгляд от компании в середине вагона. Скорее всего, цвета их одежды указывали на принадлежность к одной из уличных банд, и, вероятно, у них даже было оружие, а может, и нет. Я напустил как можно более уверенный вид и посмотрел на Дейва. Улыбнулся, представив, как он жует свою дурацкую кроссовку а изо рта выглядывает кончик шнурка.

– Как-то ты нервничаешь. У тебя дома что, нет подземки? – спросил Дейв.

– Есть, но она называется по-другому. Ну и поменьше, конечно, всего пара станций под землей.

– У вас там все поменьше, наверное? – ухмыльнулся Дейв. Безупречно ровные зубы на фоне темной кожи казались ослепительно-белыми.

– А откуда ты? Что-то вылетело из головы, – вмешалась Анна.

Она повернулась ко мне, откинув за спину блестящие черные волосы. Анна, хоть и была родом из Индии, жила в Англии. На мгновение весь мир перестал существовать – я видел только ее длинные густые ресницы и красные губы.

– Из Мельбурна…

Язвительное замечание Дейва попало в цель. Ну да, я кажусь ему мелким. Хотя дома никто не считал меня невысоким: я был такого же роста, как большинство сверстников, просто довольно худощавым. Я еще не дотягивал до мужчины – подросток как подросток. Нужно было ответить Дейву, нужно было скрыть от Анны, что я растерян. Нам всем было по шестнадцать, но она казалась старше, уверенней в себе, что ли. Я выпрямился, немного подался вперед.

– Так что, Джесс, ты первый раз в подземке без мамочки? – продолжал нападать Дейв.

Интересно, что на него нашло? До сегодняшнего дня мы вполне нормально общались. Наверное, рано или поздно все, кто вынужден жить в одном помещении, подхватывают что-то вроде лихорадки – на какое-то время просто перестают выносить друг друга.

– Прекрати, – тихо сказала Мини.

Дейв с раздражением глянул на нее.

– У меня нет матери, – ответил я.

Все трое теперь молчали – они переглянулись и уставились на мокрый пол вагона. Эта фраза всегда срабатывала. Не то чтобы я врал… Нет, но… На самом деле мать у меня была – где-то. И мачеха тоже была – дома, в Мельбурне. Барбара, та еще змея. А моя родная мать уже, вполне возможно, умерла…

– А у меня их целых две, – сказала Анна так, будто речь шла о самой обычной штуке.

– Во дела! – не сдержалась Мини.

– Кэрол и Меган.

– Как это? – сначала сказал, а потом подумал я и поспешил поправиться: – Ну да, наверное, это классно.

– Поверь мне, ты немного потерял.

– Да уж, – добавила Мини.

Повисла неловкая пауза. Что сказать? Подошел бы анекдот, но анекдотов про матерей я не знал.

– Посмотрите-ка на остальных, – сказал Дейв. Он был почти на голову выше нас, поэтому и обзор у него открывался получше. Остальные ребята из нашей группы набились в соседний вагон, как кильки в банку: одинаковые такие рыбешки в светло-голубых куртках. Я смотрел на них, стараясь не встретиться взглядом с парнями из банды. Мы садились в метро на Центральном вокзале, как раз рядом с нашим отелем и штаб-квартирой ООН, и они уже были в вагоне, но вряд ли, как мы, ехали на экскурсию к Мемориальному комплексу 11 сентября.

– И не скажешь, что это самые-пресамые шестнадцатилетние со всего мира, – съязвила Анна. И попала в точку. Наряженные в одинаковые голубые куртки с белыми буквами «ООН» на спине и надписью «Молодые послы ООН» на нагрудном левом кармане, они выглядели по-идиотски – как, впрочем, и мы. Забавно получалось: и две наши группы «ооновцев», и членов банды можно легко идентифицировать по цвету одежды.

– Да уж, точно в толпе не затеряются, – сказал я. Мини засмеялась. Ее тихий, грудной, заразительный смех всегда удивлял меня: казалось, такая миниатюрная девчонка не может так смеяться. – Просто воплощение духа единения.

Кроме нас и банды, в вагоне ехали еще человек пять-шесть пассажиров, не больше. Время близилось к полудню, утренний час пик уже прошел, вечерний еще не наступил, поэтому в метро было больше туристов, чем местных.

– Представляю, какая вонища у них там, – сказала Анна, глядя на дверь в соседний вагон. Мистер Лоусон, один из руководителей группы, как раз засек нашу компанию и направился к двери в наш вагон. – Как у моих братцев в комнате, когда они снимут футбольные бутсы.

– Вы как хотите, а я на работу буду добираться на вертолете, – сказал Дейв.

– Что, будешь журналистом, который рассказывает о пробках на дорогах? – спросил я.

Анна и Мини засмеялись.

– Нет, я буду работать в ООН, как дед.

– И куртку с надписью носить будешь?

Дейв пропустил мои слова мимо ушей:

– Только я не собираюсь просиживать штаны в офисе: в зонах военных конфликтов, в местах стихийных бедствий и катастроф полно работы. А вы чем будете заниматься?

– Я буду учителем, – выпалила Анна. – В Индии. Буду организовывать школы для детей из бедных семей. Там миллионы бедняков, и у них совсем ничего нет.

В свои шестнадцать я понятия не имел, кем собираюсь стать, и домашней заготовки для ответа на этот вопрос у меня не было. Дейв и Анна посмотрели на меня, но я только пожал плечами. Тогда они повернулись к Мини.

– Не знаю. Может, врачом или ветеринаром. А может, художницей. А может, выйду замуж за богатого дядечку и буду дурака валять. А что, чем плохо?

– Ну, Мини, не так все просто, – сказал я.

Мистер Лоусон уже был у самой двери, но от нас его отделяла банда и еще несколько пассажиров: мы стояли в самом конце вагона. За нами была только чернота уносящегося тоннеля. Мини молча смотрела в темноту, отражаясь в вагонном стекле: смотрела не на летящие рельсы – на меня. На мгновение наши взгляды встретились – и я залился краской.

– Думаете, они живут по Золотому правилу? – кивнула Мини в сторону банды.