Страница 11 из 16
К Колодезной улице примыкает одноимённый переулок. Его делит пополам Сокольническая линия метро, и пешеходам приходится проходить по подземному переходу. Старое название переулка — Переведёновский, по переведёновцам — москвичам, бежавшим из города во время чумы 1770–1771 гг. и по возвращении переведённым из старых мест жительства туда, где им выделили землю.
В середине XVII века на пологом правом берегу Яузы царь построил деревянные хоромы — охотничий «потешный» дворец. Новое село поначалу не имело названия, и только когда здесь был выстроен храм Преображения, вся местность был названа селом Преображенским. Усадьба «потешного» царского дворца была ограничена с востока Яузой, с севера — опушкой Оленьей рощи, с запада — проездом от Соколиной рощи на Стромынку. С юга от дворца находился Святой колодец — уже описанный чистый источник питьевой воды. Царь выезжал в «потешный» дворец ежегодно в мае, охотился и подолгу жил здесь. В 1672 году в Преображенском рядом с дворцом выстроен придворный театр («комедийная хоромина»); театральные представления проходили с 1672 по 1676 год и продолжились в начале XVIII века.
Одна из просек в Сокольниках и стадион рядом носят название Ширяевы: по преданию, любимый сокол царя Алексея Михайловича Ширяй, бросившись на свою жертву, не рассчитал удара и разбился насмерть.
После смерти Алексея Михайловича село Преображенское стало местом неофициальной ссылки царицы Натальи Кирилловны с малолетним царевичем Петром. Здесь Пётр в 1683 году завёл свои потешные полки и построил «потешный городок» — крепость Прешбург (Пресбург).
Ни Прешбург, ни дворец Алексея Михайловича, конечно, не сохранились, и уже в XIX веке тут всё было застроено частными домами. Городская управа выкупила участок, выстроив тут работный дом или Дом трудолюбия, куда свозили нищих, захваченных полицией, и занимали их каким-то трудом. Работали те в мастерских, на огородах, а зимой — в оранжереях. Было и подростковое отделение, которое в 1914 году было переведено в особое здание и преобразовано в приют имени доктора Фёдора Петровича Гааза — филантропа и правозащитника. От всего большого приюта сохранились один корпус, выходящий на соседнюю улицу Олений Вал, (246) и храм Иоанна Предтечи. Этот храм был заложен в 1915 году, а сумму на строительство пожертвовала почётная гражданка госпожа Титова, потерявшая мужа и сына и желавшая почтить их память. Церковь была очень большая: тут одновременно могло молиться до 800 человек. В 1917 году храм был освящён, а в 1923-м — закрыт, купола снесли, фреску над входом сбили и разместили тут заводские цеха. Храм был возвращён церкви лишь в 1997 году.
За Оленьим Валом начинается парк Сокольники. Одна из его просек носит название Майской, но вовсе не в честь маёвок! Считается, что прорубить её приказал Пётр Первый, чтобы проводить тут майские гулянья. В день праздника весны 1 мая и по воскресеньям каждое лето на Майской аллее накрывали столы, расставляли вина, закуски, всякую снедь, и начиналось застолье. Большинство приглашённых составляли немцы — из Немецкой слободы. От этого Сокольническая роща долгое время звалась Немецкие столы. На этой просеке тоже есть храм — святителя Тихона Задонского на Ширяевом поле — это редчайший образец московского деревянного зодчества середины XIX века, чудом уцелевший.
В конце XVII века Пётр построил новый Преображенский дворец на противоположном — левом берегу Яузы, а старый дворец с тех пор использовался как путевой, пока совсем не обветшал. Ново-Преображенский дворец Петра I стоял недалеко от Преображенской улицы, на высоком левом берегу реки Яузы, между ней и современной Электрозаводской улицей. Стоял он на возвышенности и потому назывался также Нагорным дворцом. Хотя современные люди вряд ли посчитали бы дом Петра — «дворцом»: царь-реформатор был крайне неприхотлив и даже аскетичен в быту. Даже иностранцы скептически морщились: «дворец» этот был «деревянный, в один только ярус, с такими низкими комнатами и до того углублён в землю, что высокорослый мужчина, стоя у порога, без труда достанет кровли».
Неподалеку от дворца находилась Съезжая изба — орган полицейского сыска. Следы старых строений находятся и поодаль, на улице Бухвостова, но обычно её относят в то место, где на Преображенской улице находится дом № 6.
Даже в начале XIX века исследователи могли видеть остатки этих строений «на покатом холме, у коего извивается Яуза… На левой стороне, ехавши от заставы, на горе… на той стороне речки и моста, против Екатерининской богадельни». Считается, что именно здесь, а не на Красной площади, как изобразил Суриков, «были пытки и казни»; здесь стояли виселицы, здесь рубили головы мятежным стрельцам.
Старая Стромынская дорога убегает дальше — через петровскую Преображенскую слободу в село Черкизово — митрополичью дачу.
Название Черкизово происходит от имени ордынского царевича Серкиза, перешедшего на сторону русских и после крещения ставшего Иваном Серкизовым. Сын его Андрей был на Куликовом поле воеводой Коломенского полка и погиб в бою с Мамаем. У Андрея Серкизова (Черкизова) был сын Иван, среди вотчин которого было и это подмосковное сельцо. Иван продал это сельцо другому крещеному татарину — Илье Озакову, который выстроил в Черкизово на берегу речки Сосенки первую церковь — Ильи Пророка, конечно, деревянную и до наших дней не дошедшую. Стоящая на его месте новая Ильинская церковь выстроена в конце XVII века. Так сельцо — то есть простое поселение без церкви, стало селом — с церковью. Илья, хотя и был татарином, входил в число слуг митрополита Алексия — одного из вдохновителей Куликовской битвы (о нём будет рассказано особо). Именно к митрополиту и перешло Черкизово, и он сделал село своей летней резиденцией. С тех пор за ним закрепилось название митрополичья дача.
В настоящее время основная часть Сосенки заключена в трубу, и всё, что от неё осталось, — это Черкизовский пруд, на берегу которого по-прежнему возвышается Ильинская церковь, уже каменная. Она окружена кладбищем, очень древним, скорее всего, существовавшим ещё во времена Куликовской битвы! Среди относительно новых могил есть одна, заслуживающая особого внимания: это погребение юродивого, пациента психиатрической клиники Ивана Корейши. Врачи считали его неизлечимым больным, а толпы визитёров — святым и ясновидящим. Действительно, предсказания Корейши сбывались очень часто.
Слева от Щёлковского шоссе — село Богородское (туда ведёт Богородское шоссе). Его самая большая достопримечательность — деревянный храм Преображения Господня (Краснобогатырская, 17), освящённый в 1880 году. А в 1913-м здесь произошло страшное злодеяние: были зверски убиты две старушки, вдова местного священника и её сестра. Даже видавший виды начальник Московской сыскной полиции Аркадий Францевич Кошко годы спустя с ужасом вспоминал об увиденном:
«Картина этого… убийства была особенно кошмарна. Жертвы жили в Богородском, в старом церковном домике. Одна из них была вдовой местного священника. Вместе с ней проживала её сестра-старушка.
Обе женщины не только были убиты, но подверглись ещё перед смертью утончённейшей пытке. Вид их трупов леденил кровь: поломанные кости, вырезанные груди, обугленные пятки — говорили о перенесённых ими чудовищных истязаниях. Всё в доме было перевернуто вверх дном. Всё, что можно было унести, — унесено. Словом, та же картина ограбления дочиста, столь знакомая мне по ряду других происшедших недавно случаев. Тут же при доме на дворе валялись трупы двух отравленных собак».
Это было одно из страшных дел убийцы-садиста Сашки-Семинариста, буквально терроризировавшего в те годы Москву. «Грабежи… следовали один за другим, с промежутками в неделю-две и носили несомненные общие признаки: жертвы обирались дочиста (часто до белья включительно), убивались всегда каким-нибудь колющим оружием», — вспоминал Кошко. Вся московская полиция была поставлена на ноги, но успех принесли не облавы, а скрупулёзный анализ всех деталей убийств, проведённый Кошко. Он пришёл к выводу, что в Москве орудует шайка, руководит которой человек молодой, весьма образованный и начисто лишённый моральных принципов, — весьма распространённый в те годы тип «нигилиста». Поиски велись очень долго, но преступники неминуемо рано или поздно в чём-то ошибаются. Так случилось и на этот раз: за Драгомиловской заставой они не добили одного из ограбленных, а тот успел ранить одного из нападавших. По его описанию и потому, что раненый неминуемо должен был обратиться к лекарю, удалось схватить одного из убийц. Главаря своего они боялись до смерти, но всё же выдали его. На допросах Сашка вёл себя нагло: «Я такой же интеллигент, как и вы», — заявил он следователю на первом допросе. «Ты не интеллигент, а убийца и изверг рода человеческого!» — с презрением ответил Кошко.