Страница 127 из 129
Наталья и Соня обмениваются напряженными взглядами.
Рахманинов (продолжает). У меня, Феденька, какая-то очень редкая болезнь. Наташа, какая, я забыл?
Наталья (с готовностью). Воспаление нервных узлов, Сереженька…
Рахманинов. Вот-вот… Да… А Федор Иванович, папаша твой, хотя был и бас, а кланялся как тенор, умел он это…
В просторном зале на подиуме под портретом президента Рузвельта, торжественный и монументальный, стоит судья районного суда. У стены флаги США и Калифорнии. Перед судьей два эмигранта, принимающих американское гражданство, — Сергей и Наталья Рахманиновы. В зале Федя Шаляпин и Соня. Судья произносит слова торжественной клятвы верности Америке. Рахманиновы повторяют, подняв правую руку.
Судья. Я клянусь в преданности флагу США…
Рахманиновы. Я клянусь в преданности флагу США.
Судья. Одна нация под Богом, неделимая…
Рахманиновы. Одна нация под Богом, неделимая…
Судья. Свобода и справедливость для всех!
Рахманиновы. Свобода и справедливость для всех!
Федя с нежностью смотрит на две столь родные уже старческие фигуры — высокого, сутулого старика и его неизменной спутницы жизни…
У заправочной колонки суетится пожилой хозяин, заправляет «кадиллак» Рахманинова.
В машине. Рахманинов за рулем, Наталья рядом, сзади Федя и Соня. Все молчат. Жарко. Солнце слепит.
Рахманинов. Вот мы и американцы.
Он роется в карманах, вытаскивает пачку кредиток, чтобы заплатить подошедшему хозяину.
Рахманинов. Сколько?
Хозяин колонки смотрит на Рахманинова пристально.
Хозяин. Мистер… мистер Рахманинофф! (Радостно улыбается.) А я смотрю и не могу понять. Думал, что это кинозвезда, а потом — нет, это Рахманинофф!
Рахманинов улыбается, кивает.
Рахманинов. Сколько я вам должен?
Хозяин. О нет! Ни в коем случае — я не возьму с вас денег!
Хозяин начинает напевать знаменитую прелюдию, имитируя игру на рояле.
Хозяин. Там, там — там-м-м!.. Вы мне сделали честь, что посетили мою бензоколонку… Великий русский! Великая страна! Великая музыка!
Федя (с деланным разочарованием). А я-то думал, что с американцами еду! Знаете что — заправляться надо только здесь!
Все весело рассмеялись.
У радиоприемника, близко склонившись, почти касаясь ухом динамика, сидит Рахманинов. Сквозь радиопомехи доносится голос диктора на русском языке.
Диктор. В этом году музыкальный мир будет отмечать семьдесят лет со дня рождения великого русского композитора и пианиста — Сергея Рахманинова…
Входит Соня. Рахманинов жестами манит ее к себе, приглашая послушать, крутит ручки приемника, пытаясь настроить на волну. Соня и Рахманинов вслушиваются в далекий голос из Москвы.
Диктор. Московское радио подготовило программу романсов Рахманинова в исполнении ведущих советских исполнителей…
Соня (шепчет). Москва?
Рахманинов кивает. Соня садится рядом, сжимает руку Рахманинова. По радио начинает звучать романс «Сирень».
Голос певицы.
Соня смотрит на столь родное, знакомое до мелочей лицо Рахманинова. Он весь погружен в музыку…
Наталья, оцепенев, стоит посреди сада, вслушиваясь в музыку, которая доносится сюда, в Беверли-Хиллз, из далекой воюющей России. Она чувствует чье-то присутствие и оборачивается. Перед ней, теребя свою панаму, переминается с ноги на ногу садовник.
Садовник. Миссис Рахманинова, я виноват! Вы можете меня уволить…
Наталья всматривается в покрытое пятнами взволнованное лицо садовника.
Наталья. Что стряслось?
Японец не отвечает, он семенит в угол сада и машет рукой, приглашая Наталью следовать за собой.
Садовник подводит Наталью к укромному тенистому овражку, куда он свалил недавно срубленный увядший куст сирени. Среди гнилых сучьев, сохлой травы и всякого мусора лежит срубленный куст. Он цветет. Пусть всего лишь несколько тощих кистей дали цвет — это чудо неистребимой жизни. Наталья боится поверить своим глазам.
Садовник. Я не знал, что русская сирень цветет, только если ее срубят.
Рахманинов и Соня слушают передачу из Москвы. Теперь исполняется романс, посвященный Наталье, «Не пой, красавица, при мне».
Рахманинов. Не забыли… Не забыли.
Распахивается дверь и входит Наталья с ветками белой сирени. Рахманинов и Соня молча смотрят на ее бледное от волнения лицо.
Наталья. Это какое-то… это чудо! Она зацвела, срубленная!
Наталья протягивает Рахманинову цветы. Тот погружает лицо в белые гроздья, вдыхает запах. Наталья и Соня смотрят на него с волнением.
Рахманинов. Сиреневое вино… Помните? Видно, не увижу я моей России…
Радио продолжает транслировать романсы Рахманинова.
Куда ни кинь глаз, всюду развороченная земля. Надолбы, колючая проволока, заграждения, воронки, дымящиеся руины, далекий гул канонады. Сюда тоже доносится музыка Рахманинова… Она раздается из открытой двери блиндажа в береговом скосе, перед которым бойцы моются водой из ведер, бреются иступившимися бритвами.
Иван ласково, слегка снисходительно оглядывает смеющиеся лица.
У трофейного приемника расселись бойцы. Здесь же Иван.
Голос певца.
Лейтенант, сидящий подле приемника, хотел было крутануть ручку настройки, но молоденький боец останавливает его.
Молодой боец. Оставьте, товарищ лейтенант!
Усатый боец. Душевно поет…
Солдаты вслушиваются в музыку романса.
Голос.
Молодой солдат. Это музыка Рахманинова!
Иван. Да, Рахманинов… Сергей Васильич… Старый друг мой.
Лейтенант (насмешливо). Кто твой друг — Рахманинов?
Иван кивает.
Молодой солдат. Он за границу эмигрировал!
Лейтенант. Какой он тебе друг, ври, да знай меру!
Иван (настойчиво). Друг с самых молодых лет. Мы с ним девушку одну любили, она после моей женой стала!
Усатый солдат (хохочет). Хорошо травит!
Лейтенант. Кончай дурочку валять! Рахманинов — музыкант известный, а ты кто?
Иван. Сначала крестьянин, потом солдат, потом колхозник, опосля лагерный доходяга, после помощник капитана, а теперь обратно солдат… А с Рахманиновым на Тамбовщине вместе жили — он барин, а я — при кухне мужиком. На Марине перехлестнулись… (Горделиво.) А все-таки мой верх оказался!
Солдаты загоготали.
Усатый солдат. У Рахманинова бабу отбил! Ну, дает!