Страница 75 из 100
Под символом «командно-административная система» подразумевают олицетворение всех бед, неэффективность экономики. Реальное значение символа «командно-административная система» — плановое хозяйство, имеющее крупные преимущества над чисто рыночным. Для проведения адекватных преобразований требовалось лишь снять сверхцентрализацию и пустить в свободное плавание мелкие предприятия.
Итак, рассмотренные понятия — символы, вкладываемые в сознание людей, не соответствуют своему реальному содержанию. Казалось бы, опыт каждого человека должен был бы со временем поставить все по своим местам. Это справедливо в условиях отсутствия постоянного воздействия СМИ, которые имеют отработанные методики. Для закрепления навязываемых понятий «демократические» СМИ использовали методику Геббельса, заключающуюся в постоянном повторении (вдалбливании) в сознание слов-символов (не раскрывая их сути): «демократия», «рынок», «свобода», «тоталитаризм», «реформы», «сталинские репрессии», «цивилизованные страны» и др. От постоянного повторения они оседают в головах людей, которые уже не вникают в их действительное содержание. В результате большая часть населения страны живет в мире слов, символов, понятий, оторванных от реальности.
Важной составляющей воздействия СМИ было использование специфического языка арго. Согласно [12], арго — это «диалект определенной социальной группы (первоначально воровской язык), создаваемый с целью языкового обособления. Характеризуется специальной или своеобразно освоенной общеупотребительной лексикой». В свое время преступники говорили, казалось бы, обычными словами, обычными фразами, но они имели для посвященного совсем другой смысл. Арго СМИ — это особый «демократический» язык, многие понятия которого имеют смысл, прямо противоположный обычному. Приведем в качестве примера отклик на события октября 1993 г., помещенный в «Независимой газете», представителя интеллигенции (как говорится в газете) Александра Архангельского, написанный им на арго [13]:
«1.События 3 октября 1993 года я считал и считаю поворотными в новейшей русской истории. Как тогда, так и теперь убежден: демократия не терпит политического безволия; пока есть возможность, нужно искать компромисс с оппонентом; когда такой возможности нет и оппонент взял в руки оружие (превратившись из оппонента в противника), необходимо применять силу. Беда не в том, что Ельцин в конце концов отдал приказ открыть огонь по вооруженному Белому дому, а в том, что ранней осенью 1991-го он не распустил Верховный Совет, избранный в другой стране и по Конституции СССР, не решился начать декоммунизацию и раз навсегда распрощаться с Советами. В наихудшем случае он должен был это сделать в мае 1993-го вслед за референдумом и сразу после того, как пролилась кровь на первомайской демонстрации. Тогда все обошлось бы без стрельбы. Но в любом случае, если бы не 3—4 октября 1993 года, мы сейчас жили бы в совсем другой стране, фашизоидной, большевистской, по-настоящему голодной и не имеющей никаких перспектив, поскольку был бы упущен последний вXXвеке шанс преодолеть отрыв от общемирового хода истории. Насколько я понимаю, такую же позицию занимали тогда другие члены «Союза 4 октября», к сожалению, так и не превратившегося в реальную организацию (это наша общая вина).
2. То, что происходит сейчас — мягкая реставрация позднегорбачевского идиотизма, — прямое следствие черномырдинской политики 1997 года, ельцинской усталости и политической апатии, олигархических игр (особенно Березовского и Гусинского), самодовольства либеральной интеллигенции, прежде всего ее пишущей и вещающей части, азартно проклинавшей «антинародный режим». А также, увы, массовой безответственности избирателей, сочинивших такую вот горькую Думу.
Косвенно нынешний кризис связан с тем, что последовало за октябрем 1993 года, когда власть не сумела или не захотела воспользоваться плодами победы.
С самими событиями 3—4 октября теперешнее гниение не связано никак. Разумеется, уступи тогда Ельцин — никакого кризиса сейчас не было бы по той простой причине, что не было бы ничего. Вообще ничего.
3. Это не был шаг к демократии; это не был шаг к тоталитаризму; это был трагически необходимый выбор, сохранивший для России саму возможность свободной и экономически полноценной жизни. Как мы распорядились этой возможностью — другой вопрос».
Этот текст прочли несколько человек. Один решил, что творческий интеллигент разыграл редактора «Независимой газеты». Второй сказал, что, судя по фразе: «если бы не 3—4 октября 1993 года, мы сейчас жили бы в совсем другой стране, фашизоидной, большевистской, по-настоящему голодной и не имеющей никаких перспектив, поскольку был бы упущен последний вXXвеке шанс преодолеть отрыв от общемирового хода истории», ее автор — человек со сдвигом. Ведь сейчас 70% населения или нищие, или находятся на грани нищеты; многие находятся в полурабском состоянии, по многу месяцев не получая зарплаты; в школах случаются голодные обмороки; население сократилось на 8 млн. человек. О какой мировой цивилизации может идти речь, когда Клинтон намеревается бомбить сербов, чтобы отвлечь внимание от своих действий по отношению к Монике Левински. Но думается, что не правы ни тот, ни другой читатель.
Этот отрывок на самом деле представляет познавательный интерес. Все сказанное в нем — бессмыслица с фактической точки зрения. Но интеллигент Архангельский мыслит символами. Эти символы (мифы) не отражают реальность, а живут сами по себе отдельной жизнью. С точки зрения символов в этом тексте есть свои «находки». Так, создано слово «фашизоидный» как гибрид понятий фашиста и шизофреника и помещено рядом со словом большевистский. Замечательно выглядит и утверждение о том, что если бы не 3—4 октября, «не было бы ничего, вообще ничего». Это впечатляет. Но дело в том, что приведенный отрывок — типичен. Средства демпропаганды работают, опираясь именно на мифы и символы. Еще в 1945 г. немецкий философ Эрнст Кассирер писал [14]: «Философия бессильна разрушить политические мифы, миф сам по себе неуязвим. Он нечувствителен к рациональным аргументам, его нельзя отрицать с помощью силлогизмов». Кассирер отмечает, что важно понять противника, а чтобы его победить, его нужно знать. В данном случае — основу демпропаганды.
«Демократические» издания написаны на арго. Их можно читать со словарем, где понятия демократического арго переводятся на обычный язык, например:
рынок — хаос, распад народного хозяйства;
демократия — авторитарный режим, расовая дискриминация в Латвии;
реформы — уничтожение (промышленности, армии, науки, образования и т.д.);
вхождение в мировую экономическую систему — перекачка богатств на Запад;
свобода — проповедь разврата и растления.
Подробный словарь такого типа позволяет правильно понимать и интерпретировать СМИ. Методика демпропаганды та же, что и у партийной пропаганды времен позднего социализма. И это не случайно. Их создали одни и те же люди по одному рецепту. Та же многозначительность, та же пустота за текстом. Они сходны и в наборе ключевых слов и понятий (своих у каждого). Успех демократов в перестройке был на контрасте — в том, что утверждалось прямо противоположное тому, что говорилось ранее, просто люди не распознали родную партпропаганду.
Но СМИ прогрессируют, не стоят на месте. Например, в последнее время они показывают тяжелое состояние людей, создавая впечатление полной безнадежности — что делать, если мы такие.
Новое мировоззрение, новая вера
Важнейший момент конца перестройки — отречение от прежней веры и переход к новой, или, другими словами, коренное изменение мировоззрения, основ общественного сознания. Именно этим коренным изменением и объясняется такой феномен постперестроечных лет, как безграничное терпение людей, их пассивность, безропотное вымирание, добровольный уход из жизни, включая частые самоубийства офицеров. Это, можно сказать, главный результат информационно-психологического наступления.