Страница 6 из 100
Общим ориентиром в области воздействия на сознание людей служат работы ученых, изучавших этот феномен. Созданию основ (или, может быть, точнее, ориентиров) теории общественного сознания мы во многом обязаны трудам русских философов-«идеалистов», прежде всего В. С. Соловьева, С. Н. Булгакова, Н. А. Бердяева, а также Э. Дюркгейма и его школы на Западе.
В энциклопедическом словаре 1954 г. приведены их характеристики («В. С. Соловьев — русский реакц. философ-мистик, богослов…»; «С. Н, Булгаков — русский реакц. бурж. экономист и философ, белоэмигрант, ярый враг Советской власти»; «Н. А. Бердяев — реакц. русский философ-мистик, белоэмигрант, ярый враг Советской власти»; «Э. Дюркгейм — франц. реакц. социолог, мальтузианец, расист, апологет империализма»), которые ярко отражают состояние «марксизма-ленинизма» того времени. Основной вывод, который следует из их работ, заключается в том, что общественное сознание — не надстройка над базисом (экономикой), а мир, развивающийся по своим законам. Разумеется, общество так или иначе приспосабливается к изменению внешних условий. Однако при этом в общественном сознании живет прошлое (и далекое в том числе), но в преобразованной (и постоянно преобразующейся) форме. В СССР работы специалистов по общественному сознанию благодаря идеологам КПСС практически не публиковались и не изучались. Другими словами, в этой области осуществлялось одностороннее разоружение. Прежде всего кратко остановимся на самом феномене общественного сознания.
Структура общественного сознания
Общество — это совокупность многих миллионов людей. Вся эта масса подразделяется на различные классы, объединения, группы, занимающие определенное место в социальной стратификации. И хотя каждому из таких подразделений, как и отдельным людям, свойственна своя система взглядов, подчас достаточно противоречивая, существует феномен общественного сознания, соединяющего людей в единое целое. Как писал известный испанский философ X. Ортега-и-Гассет [14]:
«Наше личное мнение может противоречить общественному, однако последнее не становится от этого сколько-нибудь менее реальным. Особой, определяющей чертой общественного мнения является независимость от того, разделяет его или не разделяет каждый человек в отдельности. С точки зрения каждой индивидуальной жизни общественное верование представляется чем-то вроде физического предмета. Словом, ощутимая реальность коллективного мнения состоит не в том, что я или ты его разделяем, напротив, это оно само, независимо от нашей воли навязывает нам свою реальность, вынуждая с собой считаться».
Естественно, что жизнь человека, не разделяющего общественные верования, существенно отличается от жизни человека, их принимающего.
Общественное сознание (как и индивидуальное) в принципе должно адекватно отражать реальную обстановку, приспосабливаться к ее изменениям. Положение, что бытие определяет сознание, верно только отчасти. Сознание как таковое отделено от реальности и представляет самостоятельный объект, изменяющийся по своим законам. В частности, общественное сознание на каком-то этапе может носить иррациональный характер, подобно тому как человек может жить в иллюзорном мире. Еще Бердяев [15] обратил внимание на иррациональные силы, действующие во время революции.
В общественном сознании можно выделить три структурных уровня: верхний, основной и глубинный. К верхнему уровню можно отнести общественное мнение, которое носит изменчивый характер, относительно неустойчиво и имеет сравнительно малое время жизни. Основной уровень является аналогом картины мира у отдельного человека. О нем говорят как о парадигме. Этот термин характеризует установившуюся систему понятий, взглядов, мировоззрения общества в целом [16]. Парадигма обладает большой устойчивостью. Эволюцию общественного сознания можно представить как последовательный процесс скачкообразных переходов от одной парадигмы к другой. Процесс отхода от существующей парадигмы может длительное время протекать незаметно, скрыто (подобно изменению общественного сознания в СССР в начале восьмидесятых годов). Глубинный уровень (или подоснову общественного сознания) можно грубо сравнить со слоями индивидуального сознания, формируемыми в раннем детстве и накладывающими свой отпечаток на всю жизнь. Тогда появляются символы и образы, лежащие в основе конкретного мышления человека. Данный уровень находит свое выражение в морали, идеалах, целях, ценностях, понятиях добра и зла, а также в духовных традициях народов. Он очень устойчив и при изменении парадигмы меняется незначительно. Более того, трансформация парадигмы происходит на базе имеющихся глубинных структур, которые, сохраняя основное содержание, приобретают новую форму.
Разум и вера
Действия человека и общества в целом определяются двумя факторами — разумом и верой, которые неразрывно связаны между собой как части общественного сознания. Говоря о разуме человека, уместно сопоставить его с процессом поиска, присущим животным. Кроме того, у человека благодаря второй сигнальной системе возникло слово, которое обобщает, появилось символическое видение мира, в отличие от животных, употребляющих для общения химические и звуковые сигналы с совершенно конкретным смыслом. И человек не просто ведет поиск, а фиксирует свои знания словами. Поскольку каждое слово обобщает, то при этом как бы осуществляется акт творения нового. Совокупность фиксируемых и накапливающихся знаний — наука — стала основой рационального подхода к внешнему миру.
Вместе с тем, поскольку непосредственно каждому человеку доступна лишь крупица знания об окружающем мире, ему приходится принимать «на веру», как постулат, без доказательств огромный объем фактов и положений. Вера имманентно присуща и общественному сознанию. Она прежде всего связана с ограниченностью человеческого познания, хотя и может опираться на повседневный опыт, здравый смысл, внешние традиции. Вера носит надличностный характер. Она как бы связывает человека и общество. Основную сумму своих знаний человек получает от общества, принимает на веру.
Есть и другой аспект слова «вера», связанный со структурой, отражающей личностные и общественные интересы. Он предполагает существование высших духовных ценностей, стоящих над человеком: человек живет и действует не только для себя, но и для других. Этот аспект неизменно присутствовал на всех этапах развития общества и принимал различные формы. Можно говорить о вере в Бога, в коммунистическое будущее, в обожествленную личность. Четко характеризует проблему X. Ортега-и-Гассет [14]:
«Когда говорят, что нет религии без Бога, то на поставленный нами вопрос о главнейшем отличительном свойстве существа, называемого Богом, нам теми или иными словами в зависимости от убеждения отвечают так: Бог есть дополнение к человеку, а религия — именно тот образ жизни, который связывает нас с нашим дополнением, позволяя нам в нем пребывать. Без этого дополнения человек не может жить, он чувствует, что его существование жестоко и безнадежно искалечено, лишено смысла и цели… Все то, что помогает человеку ощутить свою жизнь частью целого, не думать, что она непоправимо искажена, открывает путь религии. Возможно, что то, чем довольствуются одни, покажется непонятным абсурдом другим, но если им и в самом деле этого достаточно, если они способны поддерживать этим свое существование, пребывать в этом, чувствуя под ногами твердую почву, то в этом несомненно состоит их религия».
Согласно Ортеге-и-Гассету, вера может иметь самые различные формы. Он отмечает связь веры со смыслом жизни — ради чего нужно жить в этом мире неправды и несправедливости. Действительно, требуется какое-то дополнение к человеку. Человек не может жить сам по себе, он входит в общество, он — его составная часть (а может быть, и чего-то более широкого). И это должно быть заложено в самих основах человеческого сознания. Другими словами, вера есть форма отражения общественной стороны человеческого бытия. И в этом смысле она заложена в глубинных слоях общественного сознания. Как познать эту субстанцию? Ортега отмечает непригодность для этой цели физического разума. Реальность человека — это его жизнь, это то, что с ним происходит. История является как бы разверткой общества, общественного сознания во времени. Здесь возникает новый вид разума — разум исторический.