Сорок лет Чанчжоэ

— А Венская опера! — воскликнул учитель. — Ложи и балконы с прекрасными дамами!

Голова у Гаврилы Васильевича слегка кружилась, как от доброкачественного шампанского, и он то и дело произносил какую-нибудь фразу вслух:

— Гаудеамус игитур! — пропел он из студенческого гимна. — Только в спальном вагоне!.. Буду давать уроки!.. Буду расшифровывать старинные рукописи!..

Буду славен и богат!..

— А костюмчик на вас для покойника! — неожиданно услышал Гаврила Васильевич откуда-то сбоку.

От внезапности он споткнулся и чудом удержался на ногах. Лишь чемодан уронил в пыль.

— В таких костюмах обычно хоронят!.. Это я, Джером! Я справа от вас!

— Ах, это ты! — протянул славист, разглядев невысокую фигурку в стороне.

Настроение у него почему-то испортилось. — Чего тебе?

— Уезжаете?

— Уезжаю. А тебе что?

— Чего ж не попрощались?

Джером стоял в двух метрах от учителя. Если бы было чуть светлее, то можно было бы увидеть, что вся одежда мальчика, от воротника рубахи до ботинок, сплошь вымазана кровью. Глаза его блестели, как от болезни, он слегка дрожал то ли от возбуждения, то ли действительно от жара. А правую руку держал за спиной, сжимая какой-то предмет.

— Все-таки надо было попрощаться! — сказал Джером. — Столько времени вместе провели! Учитель и ученик!

— Извини, не успел.

— Ладно, прощаю… Куда едете?

— Пока не решил.

— Понятно… — Джером сделал шаг вперед. — Видели, как куры улетают?

— Видел.

— Вы туда же уезжаете?

— Куда? — не понял Теплый.

— Ну, куда куры летят.

— А куда они летят?

— Вот и я вас спрашиваю, куда это они упорхнули?

Теплый наклонился и поднял из пыли чемодан.

— Слушай, у меня так мало времени! — сказал он. — Ты меня прости! Не поминай лихом и все такое! — И пошел.

— А я никому не говорил, что вы Супонина с Бибиковым замучили! — Джером шагнул следом. — Только одному человеку намекнул.

Славист вздрогнул и остановился.

— Какому человеку?

— Сами знаете.

— Кто же это?

— Подумайте.

Гаврила Васильевич обозлился:

— Какому человеку, я спрашиваю!

— Сами догадайтесь!

Теплый поглядел по сторонам — нет ли за ним погони. Удостоверившись, что дорога пуста, учитель опустил чемодан на землю. Выбралась на небо луна, делая дорожную пыль почти белой, и у чемодана появилась тень.

— Подойди ближе, — попросил славист.

— Зачем? — удивился Джером.

— Я хочу с тобой поговорить.

— А разве вы меня отсюда не слышите?

— Все-таки подойди ближе.

— Ну хорошо.

Джером подошел к Гавриле Васильевичу почти вплотную и стал смотреть на него снизу вверх, по-прежнему держа правую руку за спиной.

— Чего?

— Кому ты рассказал о своих догадках?

— Разве это важно?.. Вы уезжаете… Погони за вами нет. Просто интересуетесь из любопытства?

— Ты правду мне говоришь?

— Я вас когда-нибудь обманывал?

Гаврила Васильевич еще раз коротко оглядел окрестности, затем схватил здоровой рукой мальчика за горло и стал душить его, комкая кадык тонкими паль— цами.

— Глупец! — шипел он, брызгая слюной. — Я дал тебе шанс остаться на этом свете! Придурок!

Теплый извивался всем телом, стараясь вложить в здоровую руку как можно больше силы. При этом он не забывал глядеть в глаза Джерома, стараясь насладиться предсмертным страхом подростка.

— Тебе не надо было говорить, что ты обо всем догадался! — шептал Гаврила Васильевич. — А теперь придется умирать в жутком страхе!

Но мальчик не был напуган. Он чувствовал на горле сухую клешню, отчаянно задыхался, но не боялся…

—Страшно тебе?!

Нужный момент наступил тогда, когда Джером понял, что оттяни он еще мгновение — будет поздно. Язык просился изо рта, ни вдохнуть, ни выдохнуть не было возможности. Джером высвободил из-за спины правую Руку, сжимавшую самострел, направил ствол в Теплого и выстрелил. Он попал учителю в ляжку, в мягкое место возле самого паха.

Гаврила Васильевич еще мгновение сжимал горло мальчика, затем хватка ослабла, он вдруг осознал, что в него выстрелили, понял, в какое место попали, ощутил жгучую боль, нога подломилась, и Теплый с удивлением рухнул в пыль.

— Ну что, господин учитель! — растирая шею, произнес Джером. — Ситуация изменилась. Не правда ли?

Из пулевого отверстия небольшим фонтанчиком била кровь. Славист пытался зажать рану большим пальцем, но штанина все равно быстро намокала.

— Рана пустяковая! — продолжал Джером. — Единственная опасность от нее — кровопотеря. Так в ваших атласах написано. Но и от потери крови можно умереть!

— Ты в меня выстрелил! — изумился Теплый.

— Так точно.

— Ты меня ранил!

— Правда.

— Зачем ты это сделал?!

— Я хочу, чтобы вы испытали страх, — ответил Джером и, взведя курок самострела, направил дуло в глаз учителя. — Сейчас я выстрелю в вас еще раз.

Дробь пробьет роговую оболочку глаза, взорвет зрачок, и белок выплеснется вам на щеку. Возможно, сразу вы не умрете, но я выстрелю еще раз — во второй глаз.

— Ты что! — отшатнулся Теплый. Его спина уперлась в чемодан с венской наклейкой, он вздрогнул всем телом и заколотил здоровой рукой по колену. — Ты не должен этого делать! Ты не можешь этого сделать!

— Почему?

— Потому то ты еще ребенок! Ты не получишь от этого удовольствия!

— Я получу удовлетворение, — пояснил Джером и приблизил дуло самострела к лицу учителя.

— А-а-а! — закричал Теплый так, что, казалось, задергалась в небесах луна. — Да что же это такое! Что же это меня все мучают! Дайте же мне в конце концов убраться из этого проклятого города на все четыре стороны! Не надо меня мучи-и-и-ть!!!

На исходе последнего крика Гаврилы Васильевича послышалось тарахтенье автомобиля. В глазах Теплого образовалась надежда, он пополз навстречу шуму, воодушевленно шепча:

— Возьмите меня!.. Возьмите!..

Авто приблизилось и остановилось, освещая фарами ползающего в пыли учителя.

Щелкнула дверь, и на дорогу выбрался доктор Струве.

— Господин учитель?! — удивился эскулап. — Что вы тут делаете?

— Меня… Я…

Из темноты в луч света вышел Джером.

— На нас напали разбойники, — пояснил мальчик. — Меня пытались задушить, а господина учителя ранили в ногу. Он истекает кровью.

— Ай-яй-яй! —запричитал доктор. — Ах, времена!..

Ах, нравы!.. Подождите, я возьму из кабины свой саквояж.

Пока доктор рылся в автомобиле, Джером встал над сидящим в пыли учителем, широко расставил ноги и смачно плюнул слависту на голову.

— Я вас не буду убивать, — сказал он. — Мне достаточно вашего страха…

Гаврила Васильевич утер с волос слюну и жалобно заскулил.

Джером оглядел авто доктора, и, несмотря на затемненные стекла, ему показалось, что внутри есть еще кто-то.

— Не мое дело", — решил мальчик.

— А рана-то пустяковая! — обрадовался доктор Струве, разрезав штанину Теплого.

— Одна дробинка всего!.. Даже зашивать не надо. Наложим пластырь, и делов!..

Ваш чемоданчик?

— Что? — переспросил Гаврила Васильевич.

— Уезжать собрались?

— Да-да, конечно, уезжаю! — согласился славист, подтягивая к себе пожитки.

— А что ж на ночь глядя?

— Так вышло. — Теплый поднялся на ноги и охнул. — Однако болит. Спасибо вам, доктор.

— Не за что. Теперь займемся молодым человеком.

— Мною не надо, — отказался Джером. — Я в порядке.

— И все же! — настаивал доктор Струве, подходя к мальчику. — Встаньте-ка вот сюда. Так мне вас лучше будет видно!

Эскулап оглядел Джерома в свете фар.

— Да вы весь в крови! — всплеснул он руками.

— Это не моя кровь.

— А чья же? Учителя?..

— Нет.

— Ах, да-да-да!.. — догадался г-н Струве. — События минувшего дня… И вы тоже, молодой человек, принимали в них участие? За что же вы птичек-то?

— Не ваше дело! — огрызнулся Джером, отталкивая руки доктора от своего горла.