Страница 48 из 116
Он сидел, сжав в руке пустую кружку, и двинуться не мог.
— Еще молочка? — предложил отец.
А он ответить не мог. Онемел.
Вдруг под ногами земля завибрировала, ходуном заходила, так что молоко во все стороны расплескалось.
Испугался Колька, а мать говорит — не пугайся, просто пора нам! И протянула было к сыну руки, но здесь твердь накренилась, так что табурет с Колькой поехал.
— Прыгай в лодку! — заволновался отец. — Пора нам!
Колька сиганул на корму, взялся за весла и смотрел на своих родителей, как они машут ему ладошками на прощание. Очень похожие друг на друга.
— От бабушки привет! — прокричал напоследок отец.
— И от дедушки привет! — донеслось вдогонку от матери.
А потом произошло и вовсе невообразимое. Закачалась земля, словно при землетрясении. Потом накренилась на сорок пять градусов да стала уходить под воду.
— Ой! — вскрикнул Колька, когда родители скрылись под волной. — Эх!..
А потом вода взбурлила, и на поверхности показался огромный рыбий хвост. Такой величины был он, как у самого большого кита в мире.
«Чудо-юдо-рыба-кит!» — догадался Колька.
Он что было силы погреб в сторону земли, дабы не угодить в водяную воронку, оставленную чудищем, а когда вернулся на скит, долго еще пытался забрасывать удочку в надежде словить эту рыбу, на которой его родители живут. Ведь столько вопросов осталось…
А когда на следующий день проснулся, никак не мог понять, было ли вчерашнее на самом деле или только приснилось ему. Календаря, кроме церковного, не было, да и в том он пометки не нашел…
Погрустил Колька несколько дней, осознавая себя одним в этом мире, а потом обрадовался наоборот, что отвлекаться от молитвы не надо!
Проснулся, а молитва уже течет себе, как ручеек…
А потом туриста к нему на третий год привели, и Колька впервые поговорил по-английски. Коряво, но турист понял.
Прыщавый малый, вспоминал Колька, с тысячью комплексов, но такой талант Господь вложил в его душу! Как пели колокола во славу Всевышнего и во славу красоты, а красота и есть Всевышний!..
Вскорости пошла по Ладожской земле молва о схимнике, поселившимся на Коловецком острове. И стал народец наезжать, пытаясь попасть на разговор с отцом Филагрием. Схимник не отказывал, давал мирянам мудрые советы и продолжал жить своею жизнью. Вскорости в его келье появились рукописные иконы, заменившие печатные, какой-то местный купчина поставил за скитом генератор, и электричество стало освещать стосвечовой лампочкой жилье отца Филагрия. Тот же купчина одарил стеклянным крестом с многочисленными гранями. «Сваровски», — похвалился имущий и рассказал о чудесном месте в Австрии, где из стекла производят дивные вещи. Колька крест освятил и повесил под образами. Вечерами крест ловил лампадный огонь и, преломляя его своими гранями, превращал свет в разноцветные лучи… Кто-то подарил схимнику японский спиннинг, и вечерами Колька баловался бросками блесны аж на пятьдесят метров. Подсекал щучек и иногда отпускал обратно в озеро, за ненадобностью, так как провизии хватало с избытком. А раз обнаружил в скиту коробку с радиоприемником. Не выдержал и включил. И мир вошел в его уши, разрушая мир его…
В особенности Колька полюбил слушать футбольные трансляции, в которых еще встречались знакомые по молодости фамилии.
Ишь, удивлялся Колька, Шалимов играет еще!..
Через месяц он услышал в новостях, что скончался выдающийся старейший деятель советского и российского спорта…
«Вот и умер старик», — подумал Колька и отчего-то загрустил. Он отслужил по преставившемуся заупокойную и включил старика в список ежедневно поминаемых.
Приехал как-то к Кольке даже депутат. Много говорил и жарко. О детях, о жене, о политике.
— Я в политике, мил человек, ничего не понимаю! — улыбался Колька. — Неведомо мне все это. И про жен и детей мало чего разумею. Монах я… А то, что в молодости было, позабыл!
Потом говорили о душе, как о птице, томящейся в клети человеческих ребер. Говорили о собственной вине, что до такого душу довели. О насаждении порнографии тему затронули, как детские души развращаются и растлеваются.
— Кстати, отец Филагрий, — поинтересовался депутат, — а как вы смотрите на проблему педофилии в православной церкви?
Колька икнул от неожиданности.
— Неведомо мне это. Есть проблема? — спросил.
— Есть.
Напоследок депутат попытался было оставить схимнику мобильный телефон, убеждая, что его душа государственная часто нуждается в правильном совете.
— Разве техника помеха?
— Нет уж, — отказался Колька. — Коли у души проблемы настанут, приезжайте. Как раз за время дороги проблемы и рассосутся.
Депутат был настырный и еще долго пытался убедить отца Филагрия взять мобильник, ссылаясь на то, что в Московской патриархии все с телефонами и не видят в этом священники ничего дурного.
На какое-то мгновение Колька почувствовал раздражение.
— До свидания, — попрощался он.
Депутат уехал, а через два дня, когда Колька выключил лампочку и загасил свечи, готовясь ко сну, в скиту раздался звонок…
Телефон Колька отыскал по звуку. За дровами лежал. Звонил истерически и дребезжал. Колька вышел к озеру, размахнулся было, чтобы закинуть дурной аппарат на глубину, но тот замолчал вдруг, как существо живое, предчувствующее свой скорый конец.
А потом телефон зазвонил снова. Колька нажал на зеленую кнопочку и приставил ухо к трубке.
— Отец Филагрий! — почти кричал депутат. — Отец…
Столько боли содержалось в крике депутата, что схимник не выдержал.
— Алло…
— Дорогой вы мой! — обрадовался депутат. — Мне так плохо, так плохо!
— Что случилось?
— Зарядное устройство для телефона там же, за дровами!..
— Вы для этого мне позвонили?
— Господи, что я говорю!.. Душа моя погибла!
— Что случилось?
— Ах!.. Изменил… Изменил жене!.. Что же делать?
— Первый раз?
В трубке замолчали.
— Вы что же думаете, я вам буду по телефону грехи отпускать по три раза на дню?
— Зачем так утрировать!
— Всего хорошего!
— Подождите!.. Подожди…
Голос депутата прервался, так как Колька нажал на красную кнопку. Пошел, отыскал за дровами зарядное устройство и запустил его в темные ладожские воды. Вслед полетела и трубка.
«Вот, — думал схимник, — будет трезвонить на дне, а там рыба-кит спит…»
Проснулся однажды, и первой его мыслью было то, что «Спартак» сегодня в Лиге Чемпионов играет. Полежал, понежился, попредставлял, как «Спартаку» «Манчестер» настреляет, и подумал о том, что в России еще не скоро в футбол выигрывать начнут, потому что Родину не любят. Как Родину полюбим, так непременно Лигу выиграем… Колька представил себя нападающим «Спартака», как он выходит на ударную позицию и всаживает мяч в самую девятину…
На следующий день проснулся с переживаниями о проигрыше «Спартака», поел рыбы копченой и хотел было закинуть приемник в Ладогу. Но даже не замахивался. Привык к нему, как к родной вещи…
Назавтра пробудился от болей в желудке и почти целый день просидел над сортирнои дыркой, греша на рыбу.
«Вот ведь, если бы сам коптил, а то принесли угощенье», — злился Колька на очередной спазм…
А через неделю проснулся с мыслью, что за последние семь дней, пробуждаясь ото сна, ни разу не застал себя говорящим молитву. Молитвенный ручей пересох… Он тотчас свалился с кровати на колени и несколько часов кряду шептал под образами слова с глубоким смыслом, а потом вторую половину дня сидел как каменный, напуганный до истукана, ждал ночи, а когда она пришла, бухнулся в постель одетым, да не мог заснуть от страха, а потом, когда заснул, то через мгновение проснулся уже утром с осознанием того, что во рту только ужас, а молитвы нет!.. Он опять рухнул на колени перед ликом Всевышнего и закричал:
— Господи! Ответь мне! Господи!..
Но уши его оставались глухими, словно воском залитыми. Тогда он вскочил, схватил приемник и, красный от нервного припадка, кинул его в озеро. Затем утопил японский спиннинг, с легкостью опрокинул в воду генератор, оборвал в скиту электрические провода, а лампочку истоптал до пыли… Все из скита повыкидывал, оставил лишь то, с чем пришел на одиночество семь лет назад… Спросил: