Страница 22 из 64
Я пошутил:
– Может, она с каким-нибудь котом убежала?
Но это только добавило масла в огонь. Из Анечкиных глаз брызнули слезы.
– Зачем я только ее сюда взяла? Матильда, кошечка моя, отзовись!
Я тоже принял участие в поиске, заглянув в самые дальние закоулки участка. Увы!
Я обнял всхлипывающую Анечку:
– Ну, успокойся, дорогая, мы ее найдем.
– Как? Если ее нет на твоем участке, значит, она могла сбежать к соседям или уйти в лес. А там ее, бедненькую, наверное, уже разорвали собаки…
– Нет у нас в поселке никаких собак.
– Тогда чайки могли заклевать. Слышишь, как они галдят?
– Хорошо, пойдем поглядим.
Мы спустились к воде.
– Видишь, – успокоил я Анечку, – чайки сидят на причале и никого не трогают.
– Значит, она утонула… – зарыдала Анечка.
– Ну, почему ты думаешь только о плохом?
– Потому что, кроме меня, ее никто не любит.
– Ничего, найдем. Пойдем отсюда, кажется, стало прохладнее, – сказал я и обнял девушку.
А она все никак не могла успокоиться. Всхлипывала и вздрагивала. Мы поднялись к даче, а Анечка все причитала:
– Как же я ее одну отпустила? Она такая беззащитная. Куда она сбежала? Я вот здесь ее оставила. – И вдруг Анечка остановилась и прошептала: – Ой! Да вот же она!
Действительно, ее Матильда лежала ровно на том месте, где ее оставила девушка. Кошечка и не думала никуда сбегать. Мы ее просто не заметили. Вместо того чтобы бегать за местными котами, гонять за стрекозами или резвиться, играя с опавшей листвой, бедное животное сидело не двигаясь, ошеломленное раскрывшимся перед ним простором. Вокруг летали птицы, шумели могучие деревья, росли цветы, по небу плыли облака. Матильда внимательно разглядывала огромный, яркий, цветной купол, распростершийся над ней. Он так сильно отличался от тесного мирка комнаты, в которой она провела целый год своей жизни. Что по человеческим меркам почти десять лет.
И вдруг я понял, почему Анечка не пошла поступать в Академию сервиса – вовсе не из-за дождя. И почему ей не понравился холодный и сверкающий «Космос», со всеми его люстрами и зеркальными стеклами. Это был чужой и непонятный для нее мир. Ей было трудно в нем выжить.
А в коконе своих фантазий, как, впрочем, и в своей палатке, она чувствовала себя в безопасности. Там можно было существовать, грезить и надеяться, что кто-то подарит тебе Мечту.
– Вот тебе, дорогой Пьер, целых три истории про девушек, которых в старину называли чистыми и возвышенными. Говорю это без всякой иронии.
– Неужели есть такие? Я не встречал…
– Просто тебе не везло. Это исчезающий вид. Их можно заносить в «Красную книгу». А подавляющее большинство современных красоток примитивны и меркантильны.
– Они-то мне как раз и попадались. С ними скучно уже через пять минут…
– Ты не знаком с Жиляевой? Она модель. Жила тут в Париже.
– Не встречал. – Вот кто не дал бы тебе скучать ни одной минуты…
Правда жизни
Жиляева – девушка редкой красоты. Но не это было в ней главным. Потрясала ее способность говорить в наше лицемерное время только то, что она думает, резать правду-матку в глаза всем окружающим и вообще жить так, как хочется. Выходить с Жиляевой в свет было опасно. Она могла посидеть в какой-нибудь компании высоколобых интеллектуалов минут десять, помолчать, послушать, какие мысли волнуют сегодня лучших представителей общества, и после этого заявить:
– Все вы тут дураки!
И уйти в наступившей тишине, ни с кем не прощаясь. А что про нее будут говорить – ей было до фени. Но самое занятное, что этой гражданке все сходило с рук, и обиженные ею интеллектуалы говорили о ней только в превосходных степенях, отмечая ее обаяние, красоту и прочие выдающиеся качества. То есть общество относилось к ней с опаской и уважением. А сама Жиляева видела это общество в гробу.
Короче, как-то летом звонит мне она:
– Привет, Саша! Давно не виделись. Вывези меня на природу.
Я подхватываю ее на Таганке, сажаю в машину. По дороге она начинает рассказывать очередную потрясающую историю из своей жизни:
– Я тут недавно решила выйти замуж. Хватит мне одной куковать. Все-таки мне уже девятнадцать лет…
«Интересное начало, – думаю я. – А видел кто-нибудь когда-нибудь Жиляеву одну. Без мужика то есть».
А Жиляева продолжает:
– Замуж я решила выйти в Париже. Опять же польза, в придачу французский вид на жительство можно получить. В общем, отправилась я туда по приглашению одного модельного агентства и объявила конкурс на соискание моей руки и, возможно, сердца. Кастинг был весьма многолюдным. Мужчины проходили тест на спортивную фигуру, сексуальную фантазию и материальное положение. Многочисленных конкурентов оттеснил замечательный парень: потомок русских дворян в третьем поколении, талантливый фотохудожник и гражданин Доминиканской Республики Артур Порт-Артуров. Правда, по паспорту он именовался Педро Рибейра. Так, по его словам, перевели на местное наречие его звучную русскую фамилию доминиканские придурки. Что же касается отсутствия у него французского гражданства, то это меня особенно не смущало. Ведь с доминиканским паспортом можно свободно жить и в Нью-Йорке, и в Лондоне, и в Мадриде.
В общем, зажили мы с Артуркой в Париже. Загуляли круто. Днем, когда я отсыпалась после вчерашнего, Артур-ка бегал по своим делам, приносил домой деньги. Где он их брал, меня не интересовало. А по ночам мы их прогуливали, благо в Париже для этого есть много хороших мест. Чем таким фотографическим Артурка занимался, я никогда не видела, но фотоаппарат у него точно был. Он любил меня обнаженную снимать. В постели, в ванной, на природе. У нас даже целая сессия была прикольная: вот идем мы по улице где-нибудь в самом людном месте, например по Елисейским Полям в час пик, я неожиданно останавливаюсь, юбку поднимаю, чтобы все было видно. Артурка меня фотографирует, народ отпадает, потому что трусиков я отродясь не ношу.
Словом, любил меня Артурка страшно. Подали мы заявление на официальную регистрацию брака и даже оплатили венчание в русском православном храме на рю Дарю. Но все сорвалось из-за совершенно дурацкого случая, когда он меня просто не понял.
Дело было так. За три дня до нашей свадьбы Артурка убежал доставать деньги на мой подвенечный наряд, а я зашла к художнику Милану Зарубеку, нашему общему приятелю. У него сидели двое заезжих русских музыкантов – муж и жена. Мы курнули травки и решили заняться коллективной любовью. Просто так, чтобы время убить. Делать-то было нечего, обед уже прошел, а до ужина далеко. Когда это занятие нам надоело, я позвонила Артурке и назначила свидание в кафе «Бобур», потому что там дают совершенно потрясающие блинчики с малиновым вареньем, а меня после секса всегда тянет на что-нибудь сладкое.
За блинчиками я, конечно, рассказываю своему жениху Артурке, как мы весело скоротали время с Миланом и этой парочкой русских сексуальных маньяков. И, представляешь, Артурка первый раз в жизни устраивает мне скандал. Выхватывает из кармана свой пистолет и с жуткими криками бежит убивать Милана. Я просто не понимаю, чего он так взъелся. Мне, конечно, стало жалко Миланчика, которому сейчас сделают дырку в голове ни за что. Я звоню ему по телефону и спрашиваю:
– Ну, как тебе понравился наш секс?
– Секс был потрясающий, – говорит он.
– Ты его запомнишь навсегда, ведь это был последний секс в твоей жизни, – грустно добавляю я.
– Почему? – удивляется Милан.
– Потому что мой жених Артур в ближайшие десять минут тебя застрелит.
– С какой стати? – все еще не понимает Зарубек.
– Видишь ли, он не совсем адекватно отреагировал на информацию о нашей сегодняшней «коллективке». В последнее время он вообще какой-то стал странный, дерганый. Ты не знаешь, у мужчин всегда такая реакция на предстоящую счастливую семейную жизнь?
Но Милан не отвечает на мой вопрос, бросает трубку и сразу звонит в полицию. Когда Артурка ворвался с пистолетом в мастерскую Зарубека, его уже ждала засада из трех полицейских, которые скрутили моего бедного жениха и доставили в участок. Там полицейские по компьютеру стали проверять его личность и выяснили, во-первых, что он никакой не Артур Порт-Артуров, потомок русских дворян из Доминиканской Республики, а Изя Куршниц из Винницы; во-вторых, что он не художник-фотограф, а рэкетир украинской мафии; и в-третьих, а это самое главное, что он давным-давно объявлен в розыск Интерполом по делу Педро Рибейры, бесследно исчезнувшего в Лиме четыре года назад.