Париж ночью

– Нина, это я, – говорил Василий Михалыч, начальник его охраны. – У Феликса неприятности. Слушай меня внимательно, ни о чем не спрашивай и делай то, что я тебе скажу. Как можно быстрее собери вещи. Забери… ну, ты сама понимаешь что. Выходи на проспект. От дома иди проходными дворами. Жди в арке рядом с магазином «Молоко» через двадцать минут. Тебя подхватит наша машина, только быстрее, а то за тобой приедут другие.

Мой взгляд машинально упал на циферблат часов, по нему бежала секундная стрелка, но я не могла пошевелить даже пальцем. Меня сковал страх. Я тупо смотрела, как стрелка сделала полный круг. И только когда она пошла на второй круг, я вышла из оцепенения. Опустошила домашний сейф, потом побросала в сумку самые необходимые вещи, косметику и зачем-то маленькую бутылку с минеральной водой.

У двери я остановилась.

Почему охранники не заехали за мной, а назначили встречу на проспекте? Значит, сами боятся. Может, опасность ожидает меня уже на лестнице.

Мысли путались в голове. Меня бил озноб. Я посмотрела в глазок. Никого.

Конечно, не такие они идиоты, чтобы толкаться напротив двери. Спрятались где-то у стен…

А может, все-таки остаться здесь? Ведь в квартире я в относительной безопасности.

Ой, какая же я дура! Почему до сих пор не позвонила Феликсу? Но его мобильник сообщил, что с абонентом нет связи, ни один его служебный телефон тоже не отвечал. Даже секретарша. Я потеряла на этом еще три минуты. Трясущимися руками я приоткрыла дверь.

Площадка была пуста.

Я выскользнула из квартиры и, стараясь не производить лишнего шума, осторожно спустилась по лестнице. Перед дверью подъезда меня стал бить такой озноб, что я была не в силах нажать на дверную ручку. Дверь внезапно распахнулась сама. От ужаса ноги мои подкосились, и я опустилась на пол. В подъезд с лаем ворвался лохматый пес, которого вела на поводке девочка с плеером и наушниками в ушах. Она показалась мне ангелом-спасителем.

– Девочка, милая, – забормотала я, – мне плохо, доведи меня до проспекта, пожалуйста.

Девочка сняла наушники.

– Что? – спросила она, пританцовывая.

Пришлось повторить.

– Я в школу опаздываю, – поморщилась она и умчалась вверх по лестнице вместе со своим псом.

Что же мне оставалось? Прятаться в подъезде? Нет! Нужно было выйти за эти проклятые двери. Ведь на проспекте у дома с надписью «Молоко» меня ждало спасение.

Я выглянула во двор. Оголенные деревья. Грязные лужи. Рядами стоят гаражи, и за каждым меня могут ждать.

Как я пролетела сквозь эти дворы? С какой скоростью? Наверное, если бы мне выстрелили вслед, то пуля бы не успела догнать меня. Но в арке никого не было.

Я выглянула на проспект, и там никто меня не ждал.

После «олимпийского» забега мне не хватало дыхания, а сердце выпрыгивало из груди. Я прижалась к стене. На несколько мгновений я закрыла глаза и уже не смогла их открыть.

Чьи-то железные ладони сжали мне лицо. Я поняла только, что меня бросили в темный кузов какого-то грузовика. Мне заломили руки назад, связали их, а широкая лента скотча залепила мой рот. Взвыл мотор. Машина двинулась.

Как долго мы ехали, я не смогла понять. Начала считать про себя, но после одиннадцати тысяч четырехсот бросила это занятие. Стало понятно, что меня увозили из города. Кто сидел в кузове за моей спиной, я не знала, а когда попыталась оглянуться, мне на голову набросили мешок. Когда меня вывели из машины, я успела рассмотреть из-под мешка садовую дорожку под своими ногами, несколько деревянных ступенек и каменную лестницу, ведущую вниз. Щелкнул замок металлической двери. Тишина. Одна моя рука оказалась прикованной наручником к батарее. Свободной рукой я сбросила мешок с лица, сорвала с губ скотч. Огляделась.

Тусклая лампочка освещала тесный бетонный подвал. На полу лежал матрас, рядом стояло ведро с водой, а в углу – другое ведро с крышкой, назначение которого я поняла не сразу. Еще там был мешок с сухарями. Судя по его размерам, сидеть мне предстояло долго.

Но знаешь, что было самым страшным? Не духота и не вонь в этом каменном мешке, не постоянная боль в затекшей руке, скованной наручником, не то, что время остановилось, и даже не то, что я постепенно сходила с ума, превращаясь в собаку на цепи.

Страшнее всего были муравьи.

Я никак не могла понять, откуда они появляются. Все время, пока я бодрствовала, я боролась с ними, выискивала глазами эти шевелящиеся точки и давила их, давила, давила. А когда я спала, они заползали мне под одежду, в уши и в волосы. Маленькие гадкие твари! Как я их ненавидела!

Я боялась, что в какой-то момент у меня не будет больше сил уничтожать их и тогда они уничтожат меня. Я представляла, как они заползают мне в рот и легкие и начинают грызть меня изнутри. О Феликсе и его проблемах я уже не вспоминала.

Однажды я проснулась от глухих звуков и какого-то топота наверху. Лампа под потолком не горела. Вокруг была абсолютная темнота. И тогда я закричала, завыла, как зверь. Сверху донеслась ругань, послышались звон разбитого стекла, чьи-то крики. Я каталась на своем матрасе и выла.

Потом раздался грохот на лестнице. Последнее, что я помню, луч фонарика, ослепивший меня.

Потом мы мчались в машине. Когда ко мне, лежащей на заднем сиденье автомобиля, возвращалось сознание, я начинала выть и опять отключалась. Еще помню, как Феликс мыл меня под душем в каком-то дешевом и грязном мотеле возле финской границы. Потом он овладел мной прямо под струей воды. Я мало что почувствовала, но после этого перестала кричать.

Мы вылетели из Хельсинки. Долго летели над океаном. Я думала, что мы летим в Майами, но Феликс сказал, что у нас больше нет там дома. И в Монако тоже. Мы приземлились в Каракасе, потом пересели на маленький самолет и прибыли на остров Маргарет, то есть на край земли.

Небольшой отель при гольф-клубе, где мы записались под именами мистера и миссис Робинсон, стал нашим пристанищем. Там мы перевели дух. Феликс очень изменился. Из холеного плейбоя, который безостановочно сыпал комплиментами, он превратился в замкнутого, издерганного человека с постоянно бегающими глазами. О том, что было в Москве, я не спрашивала, да и он не сказал ни единого слова.

Дней через десять, когда я уже немного успокоилась, Феликс вдруг исчез. Я заявила в полицию. Меня долго допрашивали. Даже держали под арестом, но через три дня выпустили. Я осталась ждать в этом гольф-клубе неизвестно чего.

И дождалась. Как-то утром, когда я сдавала ключи от номера, портье передал мне пакет с небольшой коробкой, которую, по его словам, принес для меня неизвестный мальчишка.

В коробке было ухо Феликса. Я его сразу узнала по родинке. По уху полз муравей.

Я бросилась в аэропорт и через полмира примчалась в Москву к маме, в ее маленькую квартиру. И теперь каждый день я живу в страхе.

Я не знаю, чего мне ждать. Что теперь мне пришлют? Второе ухо Феликса или его голову?

И чего от меня вообще хотят?

После своего рассказа Пьер несколько минут сидел молча. А вокруг продолжалась парижская суета. Неподалеку от нас за стол уселась молодежная компания. Ребята были увлечены обсуждением теннисного матча, с которого, судя по всему, они только что явились. Девушки беззаботно смеялись и строили глазки своим кавалерам.

–  А что с ней стало потом?

–  Куда-то пропала,  – вздохнул Пьер.  – Жалко ее. Как ты думаешь, она выживет? –  Не знаю. Мне вообще русских девчонок жалко. Есть такие наивные… Выжить им бывает очень трудно.

Ереванский массаж

Однажды я оказался в цветнике. Можно даже сказать, в райском саду. У меня был роман с одной моделью, а агентство, где она работала, находилось как раз напротив моего дома. Моя холостяцкая квартира превратилась в клуб первых красавиц Москвы. Подруги возлюбленной постоянно звонили ей и табунами приходили к нам на чашечку кофе, покурить и поболтать. Я стал для них подружкой, поэтому, не стесняясь моего присутствия, они поверяли друг другу свои тайны, от которых у меня отпадала челюсть или волосы становились дыбом. Именно тогда я понял о женщинах все.