Родичи

– Monkey! – воскликнул Ягердышка, увидев свою старую знакомую. – Обезьянка!

В зал вошел адвокат Тромсе в сопровождении мистера Абрахама:

– Он невменяем! Прошу не считать это высказывание оскорблением!..

Далее пошли вопросы судьи-monkey, почему невменяем, где медицинское заключение, не расист ли мистер Ягердышка?..

Тромсе старался изо всех сил, защищая мужа своей соплеменницы. В ход шли различные аргументы о малочисленности народа, который представляет подсудимый, о тяготах, которые пережил на бывшей Родине маленький человек, и прочее.

Абрахам, имеющий научную степень, подтверждал все вышесказанное адвокатом как свидетель и одновременно работодатель и добавлял о несомненной лояльности Ягердышки к Соединенным Штатам Америки.

Судья поглядела в какие-то бумажки и сообщила, что подсудимый лишь несколько недель назад получил разрешение жить и работать на американской земле, но не оценил такой чести и будет депортирован восвояси.

Обезьянка стукнула молоточком.

– Вышлют тебя! – сообщил Ягердышке Тромсе. – Домой поедешь!

– Это не моя земля?! – вскричал Ягердышка, вскочив с лавки. – Моя! Моя!.. Здесь нашли моего предка, и выгнать меня с этой земли несправедливо!

– Лицо чукчи раскраснелось, а глаза наполнились слезами. – Если это не моя земля, то чья же? – И поглядел на чернокожую судью с укором, считая ее уже не союзницей, как раньше, а врагом. – Ваша земля это? Тысячи лет по этим местам ходили предки мои, охотились и любили, рожали и воспитывали детей, но пальм с кокосовыми орехами отродясь не видывали! Так это ваша земля?!!

В судебном зале сидел скучающий журналист из Вашингтона, ожидающий следующего процесса по обвинению некоего мистера К. в двойном убийстве. Журналист был с перепоя и страдал похмельем. Ему было омерзительно скучно, но когда он услышал речь чукчи о «земле», то почти пропитое до конца сознание подсказало работнику пера, что пахнет сенсацией. С этого момента мозг журналиста заработал, как компьютер, и выдал заголовок первой статьи; «Маленького человека выгоняют с земли, по которой ходили его предки!» Смысл статьи виделся в том, что не только индейцы притесняются в самой демократичной стране мира, но и малые северные народы!..

– Депортация в течение сорока дней! – уточнила обезьянка и опять шлепнула молоточком. – Содержание под стражей. Залог – семьдесят пять тысяч долларов!

– Подавайте апелляцию! – прошептал журналист, подобравшись к адвокату Тромсе.

– Какой смысл? – отмахнулся эскимос. – Его все равно вышлют!

– Выслать-то вышлют, но резонанс у дела будет огромный! Так что луч славы и вас коснется!

– Вы так думаете? – Глаза жирного Тромсе засверкали, и он тотчас представил себя жителем большого пентхауза в центре Манхэттена.

– Обещаю!

Ягердышка, обливаясь слезами, продолжал что-то кричать, но здоровенные охранники уже тащили его к выходу, где ждала тюремная машина.

Его поместили в ту же камеру, а на следующее утро вместе с завтраком принесли газету «Вашингтон пост», в которой на первой странице красовалась нарисованная в цвете рыдающая физиономия чукчи, обезьянье личико судьи и гордый лик адвоката Тромсе!..

Журналист, как и обещал, изобрел сенсацию. Страна подхватила полемику, Ягердышка в течение тридцати дней был маленькой знаменитостью, но оставался в тюрьме, пока газеты наперебой клеймили власти и судебную систему как несовершенную и карательную.

Журналист-пьяница стал ведущим репортером своей газеты, зарплата его удесятерилась, и все ведущие клиники штата наперебой предлагали ему свои услуги по лечению от алкоголизма.

Последней публикацией по делу Ягердышки стало выступление сенатора Аляски, который объяснил американскому народонаселению, что Америка купила еще аж в позапрошлом веке русские земли у царя и вовсе не притесняет коренное народонаселение. Есть чукчи американские – богатые, а есть чукчи русские – бедные, старающиеся откусить побольше от пирога американской цивилизации!

«Только русские северные народы нецивилизованны и устраивают пожары в музеях! Американцы эти музеи строят!»

На тридцать седьмой день за Ягердышку кто-то внес залог. На ногу чукче прикрепили браслет с радиомаяком, вручили билет на самолет Анкоридж – Москва, взяв за него все сбережения из ботинка, и сочувственно улыбнулись.

– Да мне тут пять часов на лодке и пехом три дня! – попытался было отказаться от билета Ягердышка.

Никто ничего слушать не хотел.

– Москву посмотришь! – успокаивал жирный Тромсе, который надавал платных интервью аж на полсотни тысяч долларов. – Красивый, говорят, город!..

Оказалось, что залоговые деньги внес Абрахам.

– Вы, пожалуйста, не сбегайте! – попросил хозяин зоопарка.

– Я полечу в Москву, – ответил чукча.

Они подошли к клетке с медведем, который вырос заметно в холке и раздался вширь.

– Никто не признал в нем ассирийского медведя, – печально сообщил Абрахам. – Ни один университет!

– Давайте выпустим Аляску на волю! – предложил Ягердышка. – Ему там лучше будет!..

Они погрузили медведя в микроавтобус и повезли к океану, где открыли перед ним двери к свободе. Сначала медведь не понял, что от него хотят, думал, что все – игра, запрыгал по снегу, а когда Абрахам выстрелил из ружья в воздух, в мозгу Аляски стремительно пронеслись картинки из недалекого прошлого – выстрел и опавший сосок матери…

Что было силы медведь припустил ко льдам, и уже через несколько минут его не было видать, слился со снегом, лишь пару раз мелькнул красный, как кета, язык…

Через три дня представитель российского консульства, пыхтя сигарой, принял Ягердышку из рук американского правосудия и препроводил в кабину аэрофлотовского самолета.

– Во, мудило! – поделился представитель мнением с командиром самолета.

– Урод косоглазый!

Командир корабля киргиз Чингиз Байбетов пропустил Ягердышку в салон и слегка толкнул круглоглазого представителя в грудь. Этого было достаточно, чтобы американизированный рязанец потерял равновесие и покатился по трапу.

Последнее, что услышал представитель из уст командира корабля: «Что же вы так неаккуратно, скользко же!» и «Марина, закрывай!»…

Через двенадцать часов Ягердышка ступил на асфальтированную землю столицы своей Родины, за многие тысячи километров от родного чума, с четырнадцатью долларами в кармане и ноющей душой за грудиной.

Его встретил народный депутат Государственной думы от чукотского края. Апатичный, с вялой физиономией алеут отвез репатрианта на старенькой «Волге» в гостиницу «Звездочка» и подарил Ягердышке билет в Большой театр на премьеру восстановленного балета Хачатуряна «Спартак». Алеут балета не любил, но в Думе билеты распространялись систематически, иные он продавал через помощника, а этот вдруг подарил депортированному. Вот уж не ожидал от себя!..

– На Чукотку поедешь через неделю! – сообщил депутат и хотел было дать Ягердышке средства, выделенные Сообществом малых народов, но передумал.

– Денег на тебя нет, – сморщился. – Поэтому билет продай! Да смотри, не продешеви! За премьеру долларов триста проси!..

10.

Иван Семенович Бойко сидел в своем кабинете и смотрел в окно на поток проезжающих под окнами машин. Генерал-майор был достаточно расслаблен, хотя движение по делу о крушении затормозилось до остановки, если оно было – движение.

Месяц назад, во вторник, Иван Семенович добрался на общественном транспорте до украинского ресторана «Шинок», в котором встретился со своим информатором.

Под борщ с пампушками и вареники с картошкой они поговорили.

– Давно вас не было! – тихо проговорил мужчина с мятыми, как у борца, ушами. – И рука у вас поломанная… Я уж думал, не свидимся.

– Видишь меня?

– Я в контактных линзах. Вижу хорошо.

– У вас там про палладий что-нибудь слышно?

Мужчина оторвался от борща, долго и удивленно смотрел в глаза визави, потом странно улыбнулся.

– Товарищ полковник!.. – с иронией.