Страница 55 из 63
— Какое ужасное задание! — сказала Вера, проведя кончиками холеных пальцев по конверту. — Ну что за глупость, в конце концов!
— Вы критикуете решение Центра? — холодно осведомился Дуглас.
— Нет, не критикую… хотя решение Центра совершенно идиотское. Почему это должна делать именно я? Отправку денег, я имею в виду… У меня кошмарно заметная внешность. Если что-то случится — любой почтовый служащий меня сразу вспомнит.
— Ничего не случится, — сказал Дуглас, глядя на нее с отвращением. «Действительно, внешность запоминающаяся, — подумал он. — И вот вопрос: почему эта красивая женщина так меня бесит? Мне ничего, кажется, так не хотелось бы, как взять связку розог, задрать на ней юбочку и всыпать по первое число… Возможно, это желание — форма сексуального влечения. Возможно. Но услышать, как она визжит и хнычет, было бы приятно…»
Вера смотрела на него кисло, нимало не подозревая об этих мыслях. Лицо Дугласа по-прежнему оставалось скучным, взгляд — за семью печатями. Что называется, не сработались.
— Ничего с вами не случится, — раздраженно повторил Дуглас. — На всякий случай укажите в почтовом переводе чужой обратный адрес.
— Вот объясните, — Вера подалась к нему, — зачем весь этот риск? Между прочим, я должна скоро приступить к выполнению ответственного задания. Вам известно, что в Москве перед отъездом я получила весьма ответственное задание? Или вас не поставили в известность? Не удивлюсь!
Последнюю колкость Дуглас пропустил мимо ушей.
Вера сказала:
— Поручите почтовый перевод кому-нибудь другому.
Дуглас ответил ледяным тоном:
— Из-за убийства Рейсса и бегства Кривицкого у нас сейчас здесь практически не осталось людей. — Он посмотрел на Веру в упор и прошептал: — Подонки. Везде подонки. Вам ясно?
Она кивнула, чуть растерянно.
Дуглас вздохнул:
— И перестаньте наконец обсуждать приказы. Подобное обыкновение ничем добрым для вас не закончится. Вы меня поняли, правда?
— С нетерпением буду ждать нашей следующей встречи, Жорж, — произнесла Вера, вставая. — Жорж в конце. Как всегда. Правда?
Болевич знал о происходящем гораздо больше, чем Вера. Во всяком случае, достаточно, чтобы понимать: скоро агентурная работа в Париже будет свернута, и агентам — кому легально, а кому и нелегально — придется перебираться в другие города. У него не было сомнений в том, что теперь они с Верой увидятся очень нескоро. Если вообще когда-либо увидятся.
Поэтому он отбросил колебания и попросту явился к ней на квартиру. Так, словно ничего между ними не стояло: ни его отъезд в Бретань, к Цветаевой (на самом деле — к Эфрону, но Вера об этом не знала), ни потерянный ребенок, ни работа в паре с Кондратьевым, ни даже сам нарком Ежов.
Все с начала, с чистого листа.
Из таких крохотных, оборванных листков и состоял весь их роман. Крошечная стопочка дней — не наберется даже на повесть, по большому счету.
Увидев Болевича у себя на пороге, Вера поначалу обомлела.
— Ты?! Как тебя угораздило прийти, Болевич?
— Не закрывай дверь, Вера, — попросил он. — Я войду. Поговорим немного, потом, если ты захочешь, я сразу оставлю тебя.
— Нет уж! — заявила она, хватая его за руку и втаскивая в квартиру. — Ты уже оставлял меня. И раз, и другой. Сколько можно? Болевич, я больше так не могу!
— Я тоже, — пробормотал он, жмурясь.
Когда он открыл глаза, то увидел, что Вера быстро, деловито срывает с себя блузку.
— Ты что? — удивился он.
Она приостановилась.
— А ты что? Сколько у нас времени? Час? Полтора? Когда ты отправишься на очередное задание, а меня втравят в очередную глупость?
— Я не знаю, сколько у нас времени, — пробормотал он.
Она прищурилась.
— Да? Всегда знаешь, а сегодня — нет?
— Сегодня — нет, Вера. Все может измениться в любое мгновение…
Он схватил ее, наполовину обнаженную, за талию, привлек к себе, прижался лицом к душистой коже.
Когда его ладонь скользнула по ее спине, она поняла, насколько изголодалась по его прикосновениям.
— Ни секундочки не уступим, — прошептала она.
Им было отпущено более двух часов.
Ближе к вечеру в дверь позвонили. Болевич, блаженно дремавший у ее локтя, приподнялся, насторожился.
— Кто это может быть?
— Понятия не имею…
Ее лицо белело в полумраке. Вера встала, набросила халат, босиком прошла к двери. Болевич, одеваясь, слышал, как она разговаривает с пришедшими. Это была полиция. Ее вызывали для допроса в комиссариат.
Рош смотрел на молодую женщину, которая сидела перед ним на табурете и курила с независимым видом. Она не нравилась ему. Она не была аристократкой, как некоторые из русских. Больше всего она походила на содержанку. Содержанки бывают на удивление надменны, даже жуть берет. И в то же время сквозь эту надменность сквозит доступность — за определенную сумму, разумеется. Некоторых подобное сочетание волнует, у Роша же оно вызывало раздражение.
— Посмотрите на этот листок, мадам, — он положил на стол белый квадратик бумаги, развернул надписью к женщине.
Вера мельком глянула, пожала плечами.
— Что это?
— Бланк почтового перевода.
— А, да. Очень увлекательно.
— Это ваш почерк?
Вера прищурилась, наклонилась пониже. Попутно поискала пепельницу и положила в нее окурок.
— Да, это мой почерк, — сказала она наконец. — Ради подобного сногсшибательного признания нужно было вытаскивать меня из постели? Вы разрушили мою личную жизнь!
— Итак, вы признаете, что почерк на бланке — ваш, — заключил Рош и сделал запись у себя.
— Да, признаю. Почерк мой.
— Может быть, вы заодно объясните нам, почему, отправляя этот перевод, вы указали не свой обратный адрес и чужую фамилию?
Рош хмуро смотрел на женщину. Ее самоуверенность начинала выводить его из себя. И дело было не в том даже, что она наверняка как-то замешана в убийстве Рейсса; ему доводилось наблюдать и таких преступников, которые вызывали уважение и даже сочувствие. Но только не эта красотка. Она выйдет сухой из воды и уверена в этом. Самый неприятный тип преступника. Хуже всего, что прищучить ее, по всей видимости, так и не удастся. Ну что ж, по крайней мере, он выжмет из нее все, что получится.
— Мадам, объясните, почему вы указали чужую фамилию, — устало повторил Рош.
Она вызывающе пожала плечами.
— А что, во Франции запрещено указывать чужой обратный адрес на почтовых переводах?
— Нет, не запрещено.
— Тогда в чем дело? Я нарушила закон?
— Мадам, этот перевод отправлен вами матери человека, подозреваемого в убийстве, — терпеливо объяснил Рош. — Поэтому он вызвал наше пристальное внимание. Нам важно уточнить все подробности, понимаете?
— А, — сказала Вера. — Конечно понимаю. Но, простите, я не вполне… какое убийство? И при чем тут мать?
— Убийство в Швейцарии некоего господина Рейсса, — сообщил Рош. Ей не удастся сбить его. Он даже голоса не повысит. Будет терпелив, как могильщик.
— В Швейцарии? — Вера недоумевала все больше и больше.
Рош наклонился к ней через стол.
— Вы хотите сказать, что впервые услышали о событии, о котором уже второй месяц пишут все газеты?
— Ну, я редко читаю газеты, и… — Она отмахнулась. — Скажите вкратце, тогда я, может быть, вспомню.
— В Швейцарии агенты НКВД убили своего бывшего товарища, Игнатия Рейсса. Он жил под именем чешского коммерсанта…
— А, да. Припоминаю. — Вера заложила ногу на ногу. — Я действительно листала в парикмахерской какую-то газету, и там говорилось…
— В таком случае, — перебил Рош, — вы должны были читать и о том, что среди подозреваемых — некий Ролан Аббиат. Его матери вы и послали перевод на десять тысяч франков.
— Вот оно что! — Вера в восторге хлопнула ладонью по столу едва не попав по руке комиссара. — Ах, вот оно что! Теперь-то я понимаю, почему мне показалась знакомой фамилия этой мадам Аббиат! Значит, мне она попадалась в газетах? Ну надо же!