Страница 29 из 63
— Но ведь вы вернулись, — напомнила Вера. — Теперь все хорошо!
— Да, — уронил Святополк-Мирский, — теперь все хорошо. Благодарю вас за прекрасный вечер, Вера Александровна. Мне пора идти.
Вера так поразилась этому, что едва не расплескала шампанское.
— Куда это вы намерены сбежать от меня? Никуда вы не пойдете. Идемте спустимся в ресторан! Я хочу танцевать с вами, слышите?
Он криво улыбнулся.
— Видите ли, Вера Александровна, я жительствую весьма далеко от центра. Мне еще ехать с двумя пересадками, а здешний транспорт заканчивает работу в полночь.
— Ну и что? Переночуете у меня. Кабинет в вашем распоряжении… Номер у меня буржуйский, так что…
Он мягко взял ее за руку.
— Вера, в советских гостиницах посторонние лица имеют право находиться только до одиннадцати вечера.
— Черт! — разозлилась Вера.
— Здесь не Париж…
— Да уж, — фыркнула она.
— Еще раз спасибо за прекрасный вечер.
Она поцеловала его в висок, огорченная.
— Мы ведь увидимся снова? — спросила она.
— Надеюсь. — Его ответ прозвучал весьма неопределенно.
Он тихо подошел к двери, быстро распахнул ее. Высунулся, оглядел коридор. Закрыл дверь и, прижавшись к ней спиной, обернулся к Вере.
Еле слышным шепотом Святополк-Мирский произнес:
— Вера, уезжайте отсюда… Уезжайте как можно скорей!
— Что?! — поразилась Вера.
— Вы меня слышали.
Он криво улыбнулся и вышел. Вера долго смотрела в пустое пространство, потом налила себе еще шампанского и подошла к окну. Волшебная Москва мерцала, разлитая по всему необъятному пространству ночи. Черная тень, мелькнувшая за спиной Мирского, растаяла, но ее присутствие успело смутить Веру. Она выпила второй бокал и отправилась спать.
Второй визит к Слуцкому дался Вере проще: она уже знала, чего ожидать, и держалась настороже. Им больше не удастся захватить ее врасплох.
Она уверенно сворачивала в коридорах, высматривая нужную дверь. Кабинет Слуцкого стоял открытый, в окно влетал ветерок, бумаги на столе шевелились, придавленные бюстиком Горького. Вера прошла по дорожке, несколько раз цокнула по обнаженному паркету и с удовольствием отметила, как Слуцкий чуть поежился на этот звук.
Слуцкий выглядел усталым, но это совершенно не пробуждало в Вере сострадания. В этом человеке она ощущала полное отсутствие человечности и время от времени ловила себя на том, что воспринимает его почти как Кондратьева — как существо совершенно другого биологического вида.
Да, в этом все дело. Поэтому она и не видит в нем мужчину, возможного партнера, вероятного отца своих детей: он для нее не самец, а она для него — не самка. Нет секса — нет взаимопонимания.
— Садитесь, — хмуро кивнул Вере Слуцкий.
Она уселась. Сегодня никакого чая не предвиделось, чему Вера была рада: чай в кабинете Слуцкого подавали скверный.
— С кем вы встречались в номере вашей гостиницы?
— Вам все известно, если вы об этом спрашиваете. — ответила Вера.
— Я задал вопрос. — напомнил Слуцкий и потер пальцами веки.
— Хорошо, с Дмитрием Святополк-Мирским.
— Вас ведь предупреждали: никаких контактов. — тускло произнес Слуцкий.
— Послушайте! — Вера привстала. — Я что, вообще ни с кем не имею теперь права встречаться, так, что ли? Мне и на улицу нельзя выходить, чтобы, не дай бог, на кого-нибудь из знакомых не наткнуться?
— Святополк-Мирского вы встретили не на улице. Вы узнали его телефон у Ариадны Эфрон и позвонили ему сами.
Вера сказала:
— Какое это имеет значение! Святополк-Мирский — мой старый друг! В Париже мы с ним были…
Нетерпеливым жестом Слуцкий оборвал ее:
— Довольно! Я пригласил вас не для выяснения ваших отношений с Мирским, а совершенно по другому поводу.
Он выдержал многозначительную паузу. Вера молчала, ни о чем не спрашивая. Нервно пробежала пальцами по гладко одернутой юбке. Все эти игры начинали вызывать у нее досаду. На мгновение она заподозрила, что Святополк-Мирский тоже каким-то образом участвует… в чем? В проверке ее на прочность? В попытках испытать — нельзя ли поколебать ее решимость работать на ОГПУ? Все эти его шепоты. «Немедленно уезжайте отсюда…» Хороша она будет, если последует этому безумному совету! Куда ей ехать? В Париж, обратно? В Америку, где ее никто не ждет? Смешно! Она посмотрела на Слуцкого пристально, не мигая. Ему не удастся сбить ее.
И тут Слуцкий сказал:
— Вы официально разведены с Сувчинским или просто с ним разошлись?
Вера не задумываясь ответила:
— Официально. Да.
Слуцкий подался вперед:
— А как вы отнесетесь к новому замужеству?
Вера дала слабину, мигнула.
— Вы делаете мне предложение?
Слуцкий не поддержал ее тона, отозвался деловито:
— Да. Было бы неплохо, если бы вы вышли замуж за Роберта Трайла.
Вера молча смотрела на Слуцкого, пытаясь понять, не шутит ли он. Но тот сохранял спокойный, уверенный вид. Несомненно, он не шутил. И не испытывал ее. Он просто высказал некое пожелание, сформированное в таинственных недрах ОГПУ. Абсурдность идеи придавала ей поистине устрашающее звучание. Почему советской разведке нужно, чтобы некая Вера Гучкова вышла замуж за некоего Роберта Трайла? Даже у Аракчеева, который подбирал своим крестьянам жен по росту, — и у того имелся рациональный резон. Здесь рациональность отсутствовала изначально. Вера погружалась в чужой иррациональный бред и ощущала это как неизбежность.
— Послушайте, — сделала она последнюю попытку, — зачем вам это? Чтобы я была женой Боба?
— Мы считаем этот брак целесообразным для вашей будущей работы. Вы приобретете английское гражданство…
Вера перестала слушать. Все это было частью бреда. И вдруг ей так остро захотелось оборвать происходящее, что она, перебивая объяснения Слуцкого, быстро и громко сказала:
— Да.
Он замолчал. Посмотрел на нее испытующе.
— Да, да, я согласна, — повторила Вера. — Я выйду за Трайла. Теперь я могу идти?
— Ступайте, — отрывисто произнес он.
Она встала и стремительным шагом вышла за дверь. В коридоре остановилась, отдышалась. Слуцкий слушал ее шаги, чуть улыбался. Он не хуже Веры понимал, что вся эта затея с Трайлом — полная бессмыслица, что английское гражданство можно получить любым другим способом, как легальным, так и нелегальным. Но у Веры оставалось слишком много «своего», такого, куда она не допускала ни руководство, ни своих мужчин, ни родственников. В идеале же каждый уголок человеческой души должен быть подконтролен Центру. Агент не имеет права сохранять эмоциональную самостоятельность. Слуцкий надеялся, что брак, заключенный по приказу Центра, уничтожит хотя бы часть Вериной независимости.
Но он не учел двух обстоятельств. Во-первых, Трайл намеревался уехать в Испанию, и его отправкой в интербригады ведали совсем иные люди, нежели Слуцкий. Несогласованность разных частей одного монстра увеличивала общий абсурд. Чаще всего это шло на пользу делу, но в случае с Верой и Трайлом несколько подтачивало общий замысел.
Второй фактор был еще более неприятен, нежели первый. И хуже всего было то, что Слуцкий о его существовании даже не подозревал. Любовь Веры к Болевичу оказалась сильнее любого абсурда, сильнее войн, шпионских игр, беготни за врагами по всей Европе. Более того, это чувство сделалось залогом ее внутренней независимости. Тем паче, что на него не покушались, ибо оно сохранялось в строжайшей тайне.
Вера сообщила Трайлу о своем согласии вечером того же дня. Шотландец пришел в восторг. Впрочем, сперва он даже не поверил. Долго хлопал густыми желтыми ресницами, рассматривал спокойное, чуть грустное лицо Веры. Она не выглядела счастливой и совершенно не казалась влюбленной. Но, зная Веру никогда нельзя сказать наверняка, для чего она скрывает чувства или, напротив, выставляет их напоказ.
Трайл недоверчиво спросил:
— Ты не шутишь?
— Какие уж тут шутки, Роберт, такими вещами не шутят… — Она вздохнула. — Жена не рукавица, с белой ручки не стряхнешь… Да и муж, честно говоря, тоже.