Страница 70 из 78
Ах, как хороша, — удивился милиционер. — Наркоманка, что ли?
Он заглянул девушке в глаза, предполагая обнаружить героиновую муть, но, черные и раскосые, они были столь прозрачны и чисты, что Погосян напрочь отбросил мысль о наркотическом опьянении.
— У тебя дом есть?
— Нет, — покачала заснеженной головкой девушка и улыбнулась так фантастически привлекательно, что майора пронизало приятной дрожью.
— Бродяжка? — улыбнулся он навстречу.
— Гостья.
— Чья же? — В животе кольнуло.
— Ваша.
— Моя? — удивился майор.
Ему на мгновение показалось, что девица с ним заигрывает, но он сразу же отбросил эту мысль, глядя на ее белые щеки и яркий мазок красных губ. Может, родственница? — прикинул. — Соотечественница?
— Армянка?
— Что? — не поняла Жанна.
— Ты кто по национальности?
Девушка пожала плечами.
— Гостья, говоришь?
— Да.
— Ну раз гостья, тогда пошли!
Майор открыл перед девушкой дверь, и через две минуты она уже сидела в плюшевом кресле, отогреваясь.
— Замерзла?
— Ага.
— Чай будешь?
— Я есть не хочу.
Майор смотрел на нее открыто и думал о том, что она могла бы быть его дочерью и как это было бы чудесно.
— Фамилия моего отца — Петров, — как будто отгадала его мысли гостья.
— Да-да, — отозвался Погосян. — А имя?
— Митя. Дмитрий.
— Да нет же, твое!
— А-а, я не поняла. Жанна.
Майор посмотрел на часы.
— Однако уже половина десятого! Нужно к празднику готовиться.
— Да, — согласилась девушка. — Вам помочь?
— Сам. Мне и на стол-то ставить нечего. Гостей не ждал. Правда, шампанское имеется и торт маленький.
— Замечательно, — Жанна улыбнулась, и от ее улыбки на глаза милиционера почему-то навернулись слезы.
Погосян открыл холодильник и выставил на стол угощение. Затем снял форменный китель, расстегнул на рубашке верхнюю пуговицу и уселся на стул, откинувшись на спинку.
И вдруг он сказал:
— Я сегодня умру!
Она ничего не ответила и даже не поменялась в лице.
— Ты мне не веришь?
— Верю.
— У меня запущенный рак.
Она улыбнулась виновато.
— Вот ведь как!
Погосян откупорил бутылку шампанского, которое лишь слегка запузырилось из горлышка, плеснул в фужеры и открыл коробку с тортом.
— За жизнь! — Его рука, покрытая черным волосом, поднялась чересчур высоко, вознося фужер к потолку, что обозначало браваду. Он выпил до дна, затем не сдержался и рыгнул в ладонь.
— Прости, газировка!
Жанна лишь слегка пригубила напиток, осторожно сняла с торта орешек и положила его на язычок.
— Ненавижу смерть! — рыкнул Погосян. — Зачем жить, если твоя смерть не становится национальной трагедией?.. Ненавижу смерть!
— За что? — спросила девушка, заставив майора сделать удивленные глаза.
— Как за что? Смерть омерзительная штука! Она делает человека бессильным перед окружающим миром!
— Мне кажется, что вы не правы.
Погосян еще более удивился.
— И в чем же я не прав?
— Вот у вас рак, — сказала Жанна тихо. — Ведь так?
— Ну!
— У вас сильные боли. Мучения начнутся еще сильнее и будут продолжаться, пока вы не станете сходить с ума, пока вы не закричите, моля, чтобы смерть пришла немедленно! Ведь так?
— Положим.
— Смерть — не злая тетенька, которая подливает вам в шампанское яду. В вашем организме такие процессы произошли, что несовместимы с понятием жизнь! Смерть — просто как выключатель. Когда лампочка накалилась до предела, ее нужно отключить. Почему же смерть отвратительна, если вы ее сами призываете?
— Глупость! — отрезал майор, хотя про себя подумал, что девчонка умна чрезвычайно. — А когда человек умирает, положим, просто идя по улице? Падает и все! За что, спрашивается? Ведь нет у него рака! Ничего не болело даже!
— Что у него сердце от рождения испорчено, так не смерть в этом виновата. Она лишь не позволяет жить человеку с остановившимся сердцем.
— Чего это! А пусть живет, хоть без сердца! Кому какое дело!
— Вы забываете о душе!
— А что душа?
Погосян налил фужер до краев и выпил залпом, глотнул до дна.
— А если душа не может находиться в холодном теле?
— Так значит, душа есть? — вскричал милиционер.
— Не знаю, — ответила Жанна и смутилась.
— То-то и оно! — вздохнул майор и помял свой живот. — А кто знает?
— Я не знаю.
— Скоро я буду знать! — с бравадой произнес Погосян и посмотрел на девушку, ожидая увидеть в ее взгляде оценку мужской силы духа. Но Жанна по-прежнему была скромна и не участлива. Ей было лишь слегка неловко за сложившуюся ситуацию.
— Ты случаем в морге не работала? — обиделся майор.
— Нет, а что?
— А то, что ты так спокойна, как будто тысячи смертей видела.
— Извините.
Они помолчали, пока на электронных часах не выскочили цифры 23:45.
— Кушай, дочка, торт! — как-то нервно предложил майор.
— Спасибо, — поблагодарила Жанна.
— Не хочешь?
— Нет.
— А я выпью.
Милиционер допил остатки шампанского, отодвинул бутылку в сторону, враз стал серьезным и, оборотив лицо с народившейся щетиной к Жанне, грубо сказал:
— Выйди за дверь!
— Зачем? — спросила девушка.
— Сказал, выйди!!!
Она не обиделась, просто встала и вышла в коридор, закрыв за собой дверь. Жанна стояла в темноте и, прислонившись к стене, слышала, как включился телевизор и как диктор рассказывал, что произошло в прошедшем году примечательного. Также он возвестил, что до Нового года осталось десять минут.
Тем временем майор Погосян достал из шкафа белое вафельное полотенце и обмотал им голову. Там же в шкафу хранилась бутыль спирта, из которой милиционер налил в стакан до края. Затем он вытащил из кармана брюк табельное оружие и уложил его перед собой на стол. Выпил. Подумал о том, что не смог раскрыть преступления, связанные с убийством татарина Ильясова и молодой воспитательницы Детского дома со странным именем Кино. Алкоголь лишь слегка отупил, но не опьянил… Майор взял оружие в руки, проверил обойму. Хмыкнул, проговорил: «Ай, молодца!», открыл рот, вставил черный ствол, скрипнув металлом о зубы, выдохнул и выстрелил…
Полотенце не дало мозгам разбрызгаться по всей квартире, но в мгновение из белого превратилось в красное. На часах было 23:59, и что самое удивительное — при таких глобальных разрушениях головы майор Погосян был жив и дышал полной грудью. Глаза были открыты, но по ним было сложно понять, соображает еще человек или просто уставил гляделки в пространство.
Жанна вошла в комнату и села напротив застрелившегося. Она сняла с торта еще один орешек, но не стала его есть, а уронила на пол. Потом приоткрыла губы и легким выдохом выпустила синее облачко, которое поплыло к самоубийце и влетело в его искореженный рот.
Часы показали 00:00, и милиционер майор Погосян, вздохнув полной грудью последний раз, умер…
Его душа отлетела именно в тот ничтожно краткий миг, когда прошлый год еще не ушел в небытие, а Новый не наступил. Это ничтожное мгновение может оказаться бесконечным для его последних видений и тянуться, тянуться, ах…
Жанна ушла из квартиры Погосяна так торопливо, что не успела осесть пороховая гарь. Для нее Новый год не наступил, она вообще не нуждалась ни в каком Новом годе, лишь его атрибутика — крики «ура», фейерверки, сыплющий с небес снег — сопровождали ее стремительный шаг. В ее чреве более не осталось голубых облачков, и она сама чувствовала себя плохо, ломало тело, но относилась к этому безучастно.
Жанна шла уже два часа, пробираясь через весь город к району Пустырок, когда мимо пронесся мусоровоз с тремя мужиками в кабине. Машину занесло, и правым бортом она ударила девушку. Та отлетела в сторону, словно пушинка. Вдобавок из кузова вылетел пустой мусорный бак и чуть было не рухнул на пострадавшую.
— Слышь, бать! — сказал Алешка. — Кажись, мы сбили кого-то!
Отец, который управлял грузовиком, захохотал, да так заразительно, что вслед заулыбался и старший сын Ефим. Алешка не смеялся.