Ожидание Соломеи

На третий день наблюдатели сообщили, что Миома приступил к работе. Он три дня трудился возле чертежной доски, а затем перешел к станку.

Он, совершенно забывший, что за ним ведется наблюдение, всеми своими мыслями погрузился в создание нового детища и про себя называл его уже «Ми-3».

Когда был сооружен остов будущей конструкции, неожиданно Миома вспомнил мать. Инструменты посыпались из его рук, на глаза навернулись слезы, он рванулся к дверям, словно зверь из загона, и быстро побежал по улице.

Один из наблюдателей, в это время рассматривавший сквозь оптический прицел женские ноги, вдруг увидел в нем бегущего Миому и случайно нажал на спусковой курок. Пуля оторвала Миоме кусочек ушной раковины, но он этого даже не заметил и бежал, окровавленный, по тротуару.

Второй наблюдатель сочувствующе сказал первому, что будет вынужден сообщить о происшествии начальству. Первый знал, что тогда на этом его карьера закончится, а потому, взяв винтовку второго, застрелил его метким выстрелом в глаз… Впоследствии убийца оправдался перед начальством тем, что его напарник, помешавшись рассудком, выстрелил в бегущего Миому, а затем хотел застрелить и его, он лишь удачно оборонялся…

Тем же вечером Миому нашли дома. Он сидел рядом с матерью, положив окровавленную голову ей на колени, и гладил ее по широкой спине.

Миому подняли с пола и повели к выходу. Он не сопротивлялся и, дойдя до дверей, ни разу не оглянулся на мать. Она тоже сидела каменной статуей и вслед сыну не смотрела. В этот момент конвоирующим показалось, что сын и мать расстаются на века, что им уже никогда не придется свидеться на этой земле, разве что на небесах.

Просидев, отрешенный, весь следующий день в мастерской, к вечеру Миома приступил к оставленной работе… больше он не вспоминал мать. Спокойный и уверенный, довел начатую конструкцию до конца и представил ее на обозрение военных экспертов.

Их мнение было единодушным. Модель явилась бы блистательным продуктом человеческого гения, если бы не одно обстоятельство. Точно такая же, до мелочей, конструкция была разработана под руководством генерального конструктора Х в КБ одного из подмосковных предприятий.

На обсуждение модели были также вызваны эксперты-психиатры. Посовещавшись, они вынесли свой вердикт, смысл которого состоял в том, что Миома обладает некоей паранормальной способностью, выразившейся в умении конденсировать в голове образы передовых технологий, связанных в основном с вертолетостроением. На вопрос одного полковника — может ли Миома создавать принципиально новые вертолеты или же другую оригинальную военную технику? — психиатры твердо заявили, что нет.

На этом же совещании будировался вопрос о том, не использовать ли выдающиеся способности Миомы в воссоздании американских военных вертолетов, но так как разведка работала хорошо и чертежи всех последних американских конструкций уже имелись в военном ведомстве, то использование Миомы в этих целях было признано неперспективным.

Последним обсуждался вопрос, что в таком случае делать с самим Миомой. Обладая таким талантом, он мог бы стать лакомым куском для западных разведок и нанести ощутимый ущерб оборонной мощи страны… Было высказано экстремистское предложение убрать опасного телепата, тем самым сняв тревогу, но большинство отнеслось к этому скептически, а один из немолодых людей в штатском, добрую половину своей жизни проработавший в Пентагоне, сказал, что можно ограничиться лишь взятием подписки о неразглашении и после не волноваться, так как американская разведка работает не хуже русской и также имеет полные сведения о русских боевых вертолетах. Уж он-то об этом знает!..

На том и порешили. С Миомы взяли подписку о неразглашении государственных секретов, с квартиры напротив сняли наблюдение, а самому несостоявшемуся конструктору позволили насладиться апартаментами еще двое суток, так сказать, в виде поощрения.

Миома использовал это время, чтобы написать два письма. Одно из них писалось на английском и заняло полтора дня, второе, короткое, было на русском и предназначалось матери.

Утром третьего дня Миома вышел из конспиративной квартиры, для безопасности прошел два квартала и на углу третьего опустил предназначенное для матери письмо в почтовый ящик. Затем он спустился в метро, проездил в вагоне три часа и вышел на станции возле одного из высотных зданий столицы. Больше Миома не оглядывался и шел к намеченной цели уверенным шагом. По мере приближения к ней его шаг ускорялся, постепенно он перешел на бег, разгоняясь все быстрее, словно таран, и, подбегая к зданию американского посольства, набрал скорость пули. Миома промчался мимо ошалевших постовых, на ходу сорвал пиджак, доставая конверт с размазанной надписью: Господину послу Соединенных Штатов Америки от русского разведчика Миомы Дуловича.

Он, тяжело дыша, остановился возле морского пехотинца в звании сержанта и, протягивая ему конверт, увидел врывающихся следом двух милиционеров, достающих на бегу табельное оружие. Американский охранник уже успел прочесть надпись на конверте, а потому достал из кобуры семизарядный кольт и направил в сторону милиционеров. Те остановились как вкопанные, и бравый пехотинец, коверкая слова, вежливо объяснил им, что они находятся на территории Соединенных Штатов Америки и дальнейшие их действия будут расцениваться как нападение на посольство вышеупомянутой страны. Милиционеры тут же спрятали свои ТТ и, почему-то поклонившись, ретировались на родную землю.

Охранник вызвал к посту третьего секретаря посольства, коротко изложил ему ситуацию и передал конверт. Секретарь, взяв под руку Миому, повел его в глубь здания, ласково улыбаясь и успокаивая его увещеваниями, что ему ничего уже не грозит, что он находится в демократической стране и что с этого дня американское правительство позаботится о нем.

Он провел Миому в большую комнату и оставил его на попечение какой-то миловидной девушки, а сам незамедлительно отправился к послу и передал ему конверт.

Посол, отставив чашку с кофе, на полчаса погрузился в чтение письма, в котором говорилось о том, что он, Миома, будучи еще в материнской утробе, в целях медицинских экспериментов подвергся радиоактивному облучению, а также химическому воздействию новейших препаратов. Эксперимент был закамуфлирован под лечение раковой опухоли и проводился врачами военного ведомства. Вследствие вышеперечисленных действий Миома родился крайне болезненным, а также лишенным волосяного покрова… Через шестнадцать лет выявилась настоящая цель эксперимента. Специалистам государственной безопасности удалось развить в Миоме некоторые экстрасенсорные способности, позволяющие ему аккумулировать концепции военного вертолетостроения… В дальнейшем Миому должны были использовать в странах НАТО для телепатической кражи военных технологий… Вследствие отказа Миомы от сотрудничества с властями его попытались убить, свидетельством чего является пулевое ранение в область ушной раковины.

Посол на мгновение оторвался от чтения письма и подумал о том, что вынужден вникать в бред сумасшедшего. Но он вернулся к финалу письма и прочел следующее:

«Уважаемый Господин посол! Уверен, что, прочтя эти строки, Вам покажется невероятным все вышеописанное. Но смею Вас уверить, что я не являюсь ни сумасшедшим, ни тем более фальсификатором. Все факты, изложенные в письме, можно достаточно легко проверить, имея необходимых специалистов».

И далее следовал постскриптум:

«Уважаемый Господин посол! В связи с вышеперечисленным прошу предоставить мне политическое убежище, так как надо мною возникла непосредственная угроза смерти».

И подпись:

«С уважением, Миома Дулович».

Посол механически отхлебнул холодный кофе, некоторое время тискал между ладоней свой череп, размышляя над прочитанным. В его смятую голову пришли три версии. Либо написавший это письмо — сумасшедший, либо — внедряемый КГБ разведчик, в третьем же случае — он пишет правду…

Во всех трех вариантах перебежчик представляет собою ценность. Если он сумасшедший, то это письмо просто опубликуют в американской прессе, используя его как сенсацию о деятельности русских секретных ведомств. Если он агент, то его расколют и попытаются перевербовать… Если же подтвердится третья версия, то… Далее посол подумал, что это уже не по его части, отложил письмо, по телефону связался с Вашингтоном и получил распоряжение ближайшим рейсом отправить Миому в столицу самого демократического в мире государства.