Страница 36 из 54
Билл недовольно зашаркал в угол и принялся нарочито громко грызть титановый брусок.
Потом Андрюшка сказал Жене, что любит детей. А она ответила, что будет матерью-одиночкой.
Он предупредил, что не позволит!
Она фыркнула, мол, даже спрашивать не станет, но на сердце у нее было радостно, как никогда ранее.
Билл громко хрустел титаном, как будто простой орех грыз. Ревновал. Не любил женщину за вживленные в его мозг чипы.
Андрюшка стал собираться на задание.
– Я пойду с тобой!
– Зачем?
– Пойду, и все! В конце концов, я старше тебя по званию на десять лет!
– Ты теперь – просто беременная женщина! Сиди дома и вари мне обед!.. К тому же я скоро комиссуюсь!
– Как это?
– По состоянию здоровья. Буду работать по контракту! Подумаешь, капитанша! Я лучший сапер Российской армии!
Слизкин набросил на Билла поводок, по-взрослому поцеловал Женечку на прощание и вышел вон…
Обе мины разорвались с интервалом в три секунды.
Андрюшке осколком отрезало голову, и взрывной волной забросило рыжую аж на верхушку ели, откуда она потом еще полдня смотрела удивленными глазами.
Капитана Василия Кузьмича, присутствовавшего на полигоне, разбросало по лесу небольшими кусочками, точно такими же, как и его двух прапоров, которые пытались прикрыть командира.
Андрюшкину голову снимал с елки Жбан. Никто даже думать не мог, что мужик окажется таким ловким, как белка поскакал по веткам, сунул трофей в мешок и столь же ловко спустился на землю.
– А какая сука, – сквозь зубы поинтересовался Мозгин, – какая сука, не предупредила, что заряды боевые?!!
Женечка все хотела отобрать у Жбана мешок с Андрюшкиной головой, а тот не давался.
Через три дня погибших сложили в общую могилу. На похороны прибыл некто генерал Грозный, сказавший патетическую речь о бойцах невидимого фронта. Про него шептались, что должность и звание генерал купил, что это он распорядился о боевых зарядах в минах, мол, только так можно научиться воевать!
Еще генерал сообщил, что все четверо представлены к орденам Мужества посмертно. Бабка Нина получила награду в местном военкомате и плакала потом маленькими слезинками, которые слизывал кавказец Абрек.
Над могилой стрельнули троекратно, а крысиное дело передали новобранцу, который совсем не был рыжим.
Женечка через неделю уволилась из армии, а через девять месяцев родила рыжую девочку.
Тогда живым с полигона уполз лишь Билл. Он был ранен в бок, до внутренностей, к тому же контужен. Полз по лесу, полз, пока сознание не потерял. Прошел дождичек, и он, очнувшись, продолжил свой путь. Куда направлялась семидесятисантиметровая крыса, даже ей самой не было известно. Изредка животное останавливалось погрызть какой-нибудь камень покрепче, чтобы зубы сточить…
Как-то Биллу удалось поймать сороку, и он сожрал ее вместе с перьями. Два дня пасся на картофельном поле, после чего вышел на шоссе и вдоль бровки добрался до города Москвы. На ее окраине крыс отыскал решетку, пространство за ней манило теплом и запахом сородичей.
Биллу понадобилось не более часа, чтобы перегрызть металлический прут. Он с трудом задрал голову, посмотрел на ночное небо и, сделав несколько шажков, соскользнул в метротоннель.
14
– Кто? – с раздражением спросила Сашенька, уверенная, что это Зураб приполз умолять о любви. – Кто там?…
– Это я, – услышала она шепот. – Это я, рядовой Душко…
– Душко?..
Уж кого-кого, а милиционера она не ждала. Совершенно не хотелось впускать, но парень, честно говоря, спас ее, и надо было быть совершенной свиньей, чтобы отшить его сразу. Сашенька позвенела дверной цепочкой, щелкнула замком и открыла дверь.
Он смотрел на нее как-то снизу вверх, она бы даже сказала, подобострастно. Ее это покоробило, но Сашенька заставила себя улыбнуться и сказать, что рада видеть своего спасителя. Здесь она вспомнила угрозы Зураба, содрогнулась и поторопила:
– Заходите же скорее!
Душко повесил шинель на крючок и через два шага уже был в комнате, где пахло необыкновенно женским. Такие запахи он ловил иногда от выходящих из дорогих машин девиц, которые никогда не смотрят на таких, как он.
– Сколько у вас книг! – проговорил он.
– Это папины. Чаю хотите?
– А можно?
– Конечно можно, – раздражалась Сашенька на милиционера-квашню. – Пойдемте на кухню! Кстати, что у вас с ногой?
– Ранение.
– Тогда садитесь на табурет. Что стоять на больной ноге!
Он сел, искоса наблюдал, как девушка готовит чай, смешивая несколько сортов. Свистнул чайник, и Душко вдруг вспомнил, что такой же точно был у его мамы.
– Я убью этого вашего грузина! – брякнул вдруг.
Она чуть было не выронила банку с вареньем, так неожиданно это прозвучало.
– А вы знаете, – предупредила она, – Зураб тоже поклялся убить вас, за всякие там вагоны, какие вы ему в одно место послали! А грузины зря не клянутся!
– Не боюсь!
Сашенька посмотрела на рядового и, действительно, не обнаружила в его облике ни единой приметы страха.
– Он полковник!
– Да хоть генерал!
Она хмыкнула, накладывая в розетку персиковое варенье.
– Вы что же, совсем никого не боитесь?
– Почему же, – признался Душко. – Вот вас боюсь…
– Меня? – удивилась Сашенька. – Меня-то чего бояться? Я – метр с кепкой!
– Вы – красавица. А я всегда боялся красивых женщин!
Он сказал это так просто и невинно, что девушке пришлось против воли покраснеть.
– Ешьте варенье!
– Я ем, – он встрепенулся. – Но я пришел к вам не в любви признаваться…
Слава Богу, подумала Сашенька. Второй раз не выдержу!
– Что же вас привело ко мне?
– Мне нужно хоть кому-то рассказать…
– Что?
– Помните, тогда, на бульваре? Лысого?
– Да-да! – встрепенулась Сашенька. – Конечно!
– Это мы вызвали «скорую», то есть вас!
– Тогда получается, что лысый вам в ногу выстрелил, от этого вы хромаете?
– В том-то и дело. Все попали в мистификацию, в ней и запутались. Лысый ни в кого не стрелял. Стрелял мой напарник, в меня!
– За что? – не понимала Сашенька.
– Из ненависти. Дело в том, что мы с ним с детства вместе. Даже в армии в одном взводе служили… В общем, это дело неких туманностей человеческой души!.. Да и суть не в том – за что!
– В чем же? – все более заинтересовывалась Сашенька. Особенно ей понравилось про туманность, так папа иногда выражался.
– А в том, что спихнуть этот выстрел начальство решило на лысого!
– Зачем же? Не легче ли арестовать и судить вашего дружка детства?
– Если бы наружу выплыло, что милиционер стрелял в милиционера, знаете, сколько голов бы полетело!
– Я поняла.
– Вот лысого и определили козлом отпущения. Что с идиота взять! Они там колбасят его по-черному! А потом спишут на то, что умер от воспаления легких!
Сашенька совершенно была изумлена рассказом милиционера. Раньше ей казалось, что такие вещи только в телевизоре, но сейчас она абсолютно верила в неуправляемое зло, так как сама под его чугунные колеса попала.
Надо было что-то предпринимать, но девушка совершенно не понимала, с какой стороны подступиться к этому делу. Она тщетно пыталась вспомнить кого-нибудь из своих знакомых, могущих реально пресечь творящийся произвол.
– Ладно, – наконец решила Сашенька, – утро вечера мудренее. Останетесь у меня ночевать, а завтра что-нибудь придумаем!.. Я в душе была, теперь вы идите, там слева чистое полотенце!
– Я вас стесню! – испугался Душко.
– Прекратите манерничать! – разозлилась девушка. – Вы стеснили бы меня, если бы в кровати моей спали. А так я вам на кухне постелю. Идите в душ!
Милиционер покорно заперся в санузле и долго стоял под струями воды, вдыхая невероятный аромат всяких женских кремов, смешанный с духами и запахом ее тела. Выходя, он не удержался и ткнулся носом в Сашенькин халат. Глубоко вдыхал, до оранжевых кругов в глазах. Тело дрожало от вожделения, а мозг был несчастен, так как знал, что результатом восстания гормонов могло быть лишь личное управление собственными органами.