Страница 63 из 72
– Зачем тогда?
– Настроение было плохое.
– Сейчас лучше?
Она промолчала.
– Здесь пятнадцатью сутками можно не обойтись, если потерпевшая будет настаивать!
– Пускай…
– Ну как знаешь! – с досадой проговорил дознаватель и пододвинул к Геле протокол. – Пишите гражданка Лебеда, что «с моих слов записано верно», и подпись…
Она вывела на протоколе требуемое, а потом сказала:
– Я – полный кавалер орденов Славы.
– Что? – переспросил милиционер.
– У меня три ордена Ленина, четыре Красной Звезды… У меня тридцать четыре боевые награды…
Он подумал, что она сумасшедшая.
– Зачем врешь?
– Удостоверение в авоське… С колбасой…
Он приказал, чтобы принесли сумку.
Дознаватель заглянул в нее и констатировал: —; Колбасы нет…
Зато на дне обнаружилась алая книжечка…
Он долго смотрел в нее, а она чего-то застеснялась.
– Сожрали, гады, колбасу! – озлился милиционер.
– Черт с ней!
Они более ни о чем не разговаривали. Он разорвал протокол, а затем и заявление грудастой тетки полетело в мусорное ведро. Протянул ей удостоверение и сумку.
– Иди…
Она случайно коснулась его руки и почувствовала холод. Тоненькой струйкой мороз втек в нее, поднялся по жилам к самому сердцу и вошел в него хозяином.
Господи, как давно этого с нею не происходило! Она уже поверила, что такого с нею больше никогда не случится, что ее миссия – провожать мужиков на тот свет закончена!.. Ей хотелось кричать, но лицо Ангелины хранило кладбищенский покой…
Она ждала его на улице…
Они стали встречаться. Делали это тайком, так как у него имелась законная жена и почти взрослый сын от нее.
Он сравнивал крепость и красоту ее груди с вороненым оружейным металлом. Очень любил свой пистолет…
Геля продолжала работать в пельменной, и красная стрелка весов чудилась ей стрелкой времени… Когда?..
«Когда» наступило через шесть лет, чуть было не заморозив Ангелинино сердце насмерть.
Они сопровождали инкассаторскую машину. Их было трое крепких мужиков, бывших ментов, и каждый получил по пуле в колено. Двое других через пару месяцев вылечились, а у него – гангрена. Да как-то запустили ее, пока решали ногу сохранять. Потом отрезали по бедро, но его сердце милиционера было уже охвачено смертельным жаром… Хоронить не ходила, даже не плакала…
В день похорон работала особенно хорошо, щедро поливала пельмешки маслом и сметаной. Холод из ее сердца ушел, как и ушел из жизни милиционер…
Боль была нестерпимой…
Она не подозревала, что так может быть больно…
Утякин – маньяк…
Ангелина попыталась выплюнуть загубник, чтобы глотнуть кислоты до смерти, но мышцы лица, обнаженные от кожи, не слушались…
Мозг предполагал отрывочно: «Из меня варят мыло!»
Утякин продолжал поглядывать то на секундомер, то на приборы, определяющие жизнедеятельность организма, помещенного в камеру.
После двенадцатой минуты манипуляций Михаил Валерианович был абсолютно уверен, что гражданка Лебеда именно та, которую они искали так долго. Обыкновенный человек умирал через девяносто, пусть сто секунд…
У Утякина было всплыло к мозгу чувство необыкновенной гордости за свой реализовавшийся гений, но он его с усилием притопил до времени в желудочном соке, решив возрадоваться по окончании эксперимента.
Он знал, как сейчас больно Ангелине, но еще Утякин знал, как быстро забывается эта боль, если удается достигнуть поставленной цели. Лебеда еще ноги будет ему целовать!
Прошли следующие шесть минут…
Сквозь окно камеры Михаил Валерианович наблюдал, как последние лоскуты кожи вместе с желтым жиром растворяются в его кислотном составе.
Доктор улыбнулся.
– Еще немного! – прокричал он, отлично зная, что Ангелина ничего от боли не слышит.
И действительно, через минуту Михаил Валерианович перекрыл кран, подающий в емкость кислоту, включил отсасывающий прибор, который заработал надрывно, как будто ему тоже было больно…
Мозг Ангелины по-прежнему никак не мог сложить кусочки мозаики, отчаянно страдая от геенны огненной, случившейся наяву. Возникла картинка из книжки по истории – вопящая на костре ведьма!..
Белый, словно лишенный крови палец Утякина нажал на сенсорную кнопку, и с потолка камеры на Ангелину пролился дождь из физиологического раствора, перемешанного с антибиотиком…
– Не отключаться! – приказал Утякин, глядя на вращающиеся под защитными очками глаза пациентки. – Смотреть!.. Еще немного!..
Михаил Валерианович нажал следующую кнопку, и емкость стала наполняться мутноватой жидкостью, похожей на глицерин.
Утякин разрабатывал этот состав последние десять лет. Ему удалось научиться выделять из общей массы стволовых клеток те, которые отвечают за восстановление кожного покрова. Ему еще много чего удалось открыть и изобрести для проходящего эксперимента, от которого зависела и его жизнь. Почти любая из утякинских научных побед тянула на Нобелевскую премию, но Михаил Валерианович давно пережил жажду к славе, решив, что жизнь, продленная лет на шестьсот, куда лучше, чем все эти детские фетиши…
Камера наполнилась. Булькнуло большим пузырем…
Ангелина вдруг почувствовала, как боль отступила. Сознание вплыло в мозг…
«Я – жива», – осознала Лебеда.
Она, словно мертвец, то всплывала к поверхности емкости, то опускалась на дно…
«Может быть, это мои предсмертные видения? – подумала Ангелина. – Я – пузырь…»
Ей внезапно захотелось спать, и она отпустила себя, решив, что отпускает себя к смерти.
«Где вы, мои мужчины? – подумала она напоследок. – Костик… Встречайте…»
Ангелина Лебеда заснула на сто двадцать часов…
Первые сутки Утякин сам наблюдал за сном «Первой», как он сам назвал пациентку, а на вторые приставил к камере Александру, велев быть бдительной, никого из посторонних не допускать и по любой надобности звонить ему в кабинет.
– Конечно, конечно! – ответила медсестра. – Там ваша жена пришла!
Михаил Валерианович побледнел, и бледность его лица происходила от злости.
Огромными шагами он направлялся к кабинету, размахивая своими длинными худыми руками, будто циркуль шагал…
Светочка сидела в его кабинете на стульчике, словно пациентка. Она была такая трогательная в своем волнении, что другой бы мужчина наверняка бы потерял половину запала, увидев это юное, очаровательное создание. Но только не Утякин.
Он ударил ее по лицу. Пощечина была хлесткой и болезненной. Но Светочка, к его удивлению, не заплакала, а только воззрилась на мужа в степени крайнего изумления.
Утякина шарахнуло в сторону. Он было замахнулся для повторного удара, но осекся в движении…
– Что с тобою, Мишенька? – почти пропела Светочка. – Ты переутомился! Ты выглядишь на семьдесят лет!..
Утякин застыл, глядя в чудо как хорошенькие глаза жены, вспомнил о том, что близок к великой победе, а потому разом расслабился всем телом и сказал вдруг, почти приказал:
– Сними юбку!
– Что? – не поняла Светочка.
– И трусы!
– Как же, Мишенька, прямо здесь?
– Снимай, говорю!!! – заорал Утякин.
Она быстро выполнила требуемое мужем, привычно встав к письменному столу, уперевшись в него локотками.
Он рванул брючный ремень, резким движением спустил к щиколоткам брюки вместе с нижним бельем, смешно рванулся к Светочкиному задику, похожему на яблочко, но здесь произошло то, чего никогда еще не случалось с Михаилом Валериановичем. Он лишь шлепнулся о ягодицы жены своим животом и тем, что под ним висело…
– Вот тебе раз… – проговорил доктор удивленно.
– Что? – поинтересовалась Светочка.
– В том-то и дело, что ничего…
Утякин отошел от Светочкиного задика и растерянно взирал на свою дисфункцию.
Наконец и жена, оторвав локотки от стола, обернулась и поглядела на картину мужеской немощи.
Молодая женщина была по природе своей добра, а оттого сказала супругу, что так бывает.