Страница 40 из 72
Паничкин срочным образом вызвал к себе завхоза Берегиводу и вменил ему в обязанность провести самое тщательное расследование возникшей ситуации.
– Уже произвел! – устало отозвался завхоз.
– И что?
– Мистика.
– Говорите яснее! – прибавил голоса психиатр, испугавшись слова «мистика», будто ему на картах нагадали скорую смерть.
– Куда яснее! Доступа в бокс ни у кого не имелось, замки приросли проржавелым железом!.. Если вы помните, я следователем когда-то был!
И впрямь, вспомнил Паничкин, в личном деле завхоза имелась коротенькая запись: с 1935 по 1967 – следователь.
«А чего он расследовал? – занервничал главный врач. – Почему из следователей в завхозы? Где он следователем служил?»
Паничкин по-новому посмотрел на своего подчиненного и нашел на лице Берегиводы прищуренные глаза с цепким выражением.
А казачок-то засланный, внезапно понял.
– Как же он без пищи шесть лет? Нонсенс!
– Я и говорю – мистика! – отозвался завхоз. – Хотите – необъяснимый науке феномен!
От этого предположения Берегиводы во внутренностях Паничкина тотчас полегчало. Понятие «феномен» никого ни к чему не обязывало. Феномен можно изучать десятилетиями, и никто от тебя разъяснений не потребует! И себе самому разъяснять ничего не надо. Не очень-то Паничкин и любопытен в свои годы. Повидал всякого, на пять жизней хватит!.. По боку феномен!..
– Конечно, феномен! – радостно воскликнул главврач. – Пусть пока в том же боксе и проживает!
– По мне что, – согласился Берегивода. – Мне не жалко!..
Значит, буйная Ирочка, решил завхоз, возвращаясь в стационар. Надо предупредить медбратьев, чтобы забыли на недельку про необходимость кормить умалишенную девчонку. Ведь не случится же второго феномена! Саночки всегда наготове… А пока протеже главного пусть поживет с обществом! Уж этому кретину все равно! Овощ!..
Целых десять дней Паничкин старался не вспоминать об обитателе бокса №19, но не получилось. Образ мальчишки выворачивал ему мозги, мешая ночами спать, а днем лишая аппетита.
Психиатр даже не решился поделиться произошедшим со своей женой, так тщательно его подсознание старалось похоронить в скоплении нейронов этот мистический феномен.
На одиннадцатый день, собравшись с духом, Паничкин все же вошел в бокс №19.
На его лице, по всей видимости от расшатанных нервов, было столько презрительного, такими щелками состроены глаза, что семилетний Леонид Павлович Северцев не выдержал и произнес отчетливо:
– Дебил!
Психиатр аж в коленях согнулся от неожиданности. Счел нужным в одно мгновение убедить себя в слуховой галлюцинации, но ему разъяснили еще более сочно.
– Идиот! Олигофрен, смешанный с дауном, обезображенный свинячьей физиономией!
Здесь в обруганном существе Паничкина организовалась спасительная злоба. Как это его, выдающегося советского психиатра, да такими словами! И еще какой-то мальчишка-мозгляк!.. Главврач злобы на лице не выказал, а наоборот, состроил отрешенную профессиональную улыбку.
– Вы, молодой человек, постарайтесь вести себя спокойно, – выставил перед собой указательный палец, дабы сфокусировать на нем пациента. – Или вас определят в буйное отделение, а там всякие препараты… Очень болезненно!.. Спокойненько!..
Паничкин уже всем своим миром ненавидел юного пациента Северцева. Он внутренне решился на жесткие карательные меры, но феномен вдруг произнес покаянным мальчишеским голосом:
– Простите, профессор!
– Не понял! – опять испугался Паничкин.
Мальчишка поднялся на ноги и, изображая стыд, будто наготы стыдился собственной, прикрыл низ живота ручками, сделал два шажка, склонил голову и пояснил:
– Нервы, профессор! Сами посудите, шесть лет в одиночестве, без пищи… Всякий на нервный срыв имеет право. Вы уж простите великодушно!.. Я – голый… Стресс…
Паничкин находился в состоянии такого изумленного потрясения, что более не в силах был оставаться в боксе с Северцевым, спешно покинул его, дав команду запереть девятнадцатый наглухо.
– Кормить? – поинтересовался завхоз психиатру в спину.
– Что?
– Найденыша кормить?
– Конечно, конечно! – ответствовал Паничкин через плечо. – Мы же люди, в конце концов!
«А если мы Ирочку не кормили, то что, теперь не люди? » – задал себе вопрос Берегивода.
Еще два дня мучился в своем кабинете главный психиатр. Десятки разных предположений проскальзывали в его воспаленном мозгу. И научные версии возникали о происхождении семилетнего Тарзана, о возможности его выживания при полном отсутствии пищи, а тем более воды. Летаргия? Мумифицирование? Тьфу, глупость какая!.. И бытовые предположения обдумывались – нарочное мистифицирование его, психиатра Паничкина, с целью дискредитации! В этом он подозревал бывшего следователя Берегиводу…
Ближе к вечеру усталый мозг выдавал совсем страшные вещи. Мальчишка – вовсе не мальчишка, а дьявольское воплощение или того хуже – Божественное. То или другое послано для расправы с Паничкиным за посильное участие в злых временах… При таких мыслях Паничкин глотал по три таблетки феназепама, запивая транквилизатор коньяком. Через пять минут его плоть охватывала блаженная нега, он был готов дружить и с Богом, и с дьяволом, а потом, расслабленный, засыпал на кожаной кушетке прямо в кабинете.
Изможденный на утро третьего дня до последнего края, Паничкин распорядился по телефону отмыть пациента Северцева в душе, постричь цивильно и накормить обедом, предназначенным для персонала. Затем одеть мальчика во все новое больничное и доставить к нему, Паничкину, прямо в кабинет для терапии.
Что и было сделано.
Леонид, одетый во все новенькое – белое, сидел напротив стола психиатра, а взгляд его был ангельски покорным, будто мальчик продолжал просить прощения за давешние оскорбления.
Паничкин постарался улыбнуться, потом спросил сипло:
– Тебя как зовут?
– Леонид, – ответил невольник советской психиатрии.
– Да-да. А меня Паничкин. Доктор Паничкин.
– Очень приятно.
– И мне…
Потом они долго молчали. Леонид не отрывал своего чистого взгляда от психиатра, тот в свою очередь потупленно глядел в пол, иногда лишь вскидываясь головой.
– Вы так не расстраивайтесь, – предложил Леонид. – Все будет хорошо.
– А как ты выжил? – неожиданно вырвалось у Паничкина.
– Все очень просто, – пояснил Северцев, – мне Данилка помогал.
– Это какой Данилка?
– Которого вместо меня на саночках свезли.
– Он что, тоже выжил?
– Выжил!.. Он вас тоже навестит!.. И Ирочка! Были речи мальчишки абсолютно ненормальными на взгляд Паничкина, показывающие на шизофренический диагноз. Но психиатру все равно стало почему-то страшно, как никогда в жизни, хотя перевидал он на своем веку столько шизофреников, сколько нормальных людей не видел.
– Шутишь?
Леонид улыбнулся виновато и признался:
– Шучу! Разве может мертвый олигофрен мне помочь?
– Нет, – твердо ответил психиатр.
– Значит, шутка.
И здесь Паничкин все понял. Мысли побежали скоренько, складываясь в логическое построение.
Точно!!! Завхоз Берегивода! Бывший следак!.. Его кровавых рук дело!.. С его слов, якобы замки не открывались много лет! А где тому свидетели?.. Заставил гэбэшная сволочь персонал молчать о том, что мальчика кормили, учили и его психика вошла в нормальное русло! Подставу готовил расстрелыцик коварную!.. Ишь, изощренный деспот, еще надпись соорудил пугающую! Своим дерьмом нагадил или?..
Главный психиатр просиял лицом. Теперь ему все было ясно, как в весеннее, солнечное утро ясно в небесах.
– Берегивода? – заговорщицки вопросил он. Леонид покорно согласился.
– Да. Вы – проницательный!
– Тридцать лет в психиатрии!
– Солидно.
– А тебе сколько лет?
– Семь.
– А мыслишь на восемь.
– Спасибо.
– А зачем Берегивода хотел подставить меня? Отвечай смело, меня можешь не бояться!
– Не знаю, – с неподкупной искренностью ответил Леонид. – Я мальчик, я таких вещей не понимаю. Мне семь лет, и я хочу в школу!