Страница 36 из 99
В таблин заглянула жена и прервала его размышления. Это была молодая матрона, привлекательная смуглым лицом с черными бровями и глазами, пышным, упитанным телом, выпиравшим из ярких одежд.
— Ты уезжаешь, Марк? — воскликнула она, всплеснув руками. — Как же мы… как же я…
— Республика призывает меня на войну, и долг воина повиноваться, — знаешь сама. Но на всякий случай (голос его перешел в шепот) спрячь подальше драгоценности, которые находятся в доме…
— Но куда прятать?.. У тебя, Марк, всегда какие-то таинственные (она хотела сказать — «подозрительные», но удержалась) дела, а я, жена твоя, ничего не знаю…
— Помолчи! — строго оборвал ее Флакк, — если некуда прятать, то передай на хранение Корнелии, матери Гракхов…
— Но почему, почему? Я ничего не понимаю.
— Позаботься о детях, посиди дома, не принимай гостей и сама никуда не ходи..
— Твоя воля, — вздохнула жена, проводившая все дни вне дома.
— Впрочем, можешь бывать у Гракхов. Это — лучшие люди республики.
Вечером Фульвий увиделся с Тиберием.
— Помнишь, я говорил тебе, что у нас будут большие силы? Это время, кажется, наступает, и если мне удастся, то я…
— Тише… я понимаю… — понизил голос Гракх: Флакк шепнул ему на ухо:
— Когда рабы высадятся в Италии, подыми плебс… Они расстались, крепко обнявшись.
На другой день Фульвий и Геспер отправились в Остию, где сели на трирему, отплывавшую на Сицилию. Это было гребное судно, длиною в сто пятьдесят и шириною в восемнадцать футов, с тремя рядами весел; в верхнем ряду сидели шестьдесят сильных рабов-гребцов и каждый держал в руках весло длиною в четырнадцать футов, в среднем ряду помещалось около шестидесяти с десятифутовыми веслами, а в нижнем ряду — столько же гребцов с веслами длиною в семь футов.
Флакк уселся на носу, возле башни с бойницами, и весело смотрел на моряков; они убирали веревки, которые удерживали трирему у берега.
Теплый попутный ветер подгонял судно, и пенистые волны, ласково воркуя, ударялись белой грудью о корму.
— Лучезарный Феб не в меру горячит своих скакунов, — сказал Фульвий, отирая ладонью пот со лба, — садись, Геспер, поговорим.
Вольноотпущенник сел на скамью против патрона, взглянул на удалявшийся берег Италии.
— С того дня, как я посылал тебя на Сицилию, я поддерживал связь с рабами и должен сознаться, что я ими недоволен. Я советовал Эвну создать очаги восстаний в разных местах, я думал, что он вырвет почин из моих рук и поднимет рабов хотя бы Лукании и Бруттии, чтобы укрепиться не только на Сицилии, но и в южной Италии, и что же получилось? Эвн бездействует, преступно бездействует… Он надеется на помощь богов, приносит жертвы… А ведь у него было шесть лет — подумай, Геспер! За это время можно было бы поднять десятки тысяч рабов…
— Но ведь конница Ахея…
— Ах, конница! — усмехнулся Флакк. — Какая от нее польза? Она разрушает виллы, мстит нобилям, вырезывает их сыновей… А я бы поступил разумнее: не разрушал бы вилл, не уничтожал оливковых насаждений, не топтал бы виноградников; я бы привлек патрициев и их сыновей к военной службе, заставил бы их сражаться за рабов, а жен и дочерей — воспитывать детей…
— Ты, господин, мудр…
— Конница Ахея носится по стране, Клеон занимает окрестности Агригента от Гераклеи до Селинунта на запад, до Гелы и Гиблы на юго-восток и до Энны на север, а Эвн расположил свои силы между Энной, Тавромением, Катаной и Леонтиной. Остальная Сицилия в руках мелких вождей сиканов и сикулов, только Тиндарида, Милы и Сиракузы в руках римлян. Но надолго ли? В Тиндариде мы высадимся, я приму начальство над легионами…
— Господин, ты будешь воевать? — робко спросил Геспер, преклоняясь перед умом патрона. Он удивлялся его осведомленности, здравому рассудку, умению разобраться в обстановке.
— Не торопись, Геспер! Поспешность — мать всех пороков. И только на войне она иногда способствует победе. Но вернемся к нашей беседе. Рабы располагают силами в двести тысяч человек; будь я Эвном, я бы немедленно двинулся на Рим, подымая по пути рабов…
— Господин мой… — задрожав, шепнул Геспер, — ты… ты…
— Нет, я даю только советы, а не могу стать во главе восстания, потому что считаю себя не менее честным, чем Сципион Эмилиан. В Риме у меня семья. Что сделают, как поступят с нею?.. Но Эвн, Клеон и Ахей! Под их начальством несметные войска… Что они медлят? Ждут помощи от богов, которых нет? И кто такой Эвн? Дурак, обманщик или сумасшедший? Ты говорил с ним, Геспер, и скажи мне откровенно…
— Он — чудотворец. Его избрали царем потому, что он глотает огонь, колет себя мечом и не видно крови, предсказывает будущее. Он сразу узнал Ахея, сказал, что ждал его… что боги послали его…
Фульвий расхохотался:
— Ну, если и ты веришь таким басням, то чего же нам ждать от темных, суеверных рабов? Ежели Эвн будет бездействовать и надеяться на богов и жрецов, а воины — на него, дело рабов погибнет.
После нескольких дней путешествия они высадились в Тиндариде. Флакк принял начальство над помятыми в боях легионами и приступил к пополнению их молодыми людьми из местного римского населения, к обучению военному делу, укреплению дисциплины. Он сознательно оттягивал время наступления и вскоре же лично отправился на разведку с Геспером.
Глухой ночью, в одежде рабов, с оружием под плащами, они, направляясь на юг, выехали из римского лагеря.
Ночь дышала запахом цветов и зреющих плодов, смешанным с вонью разлагающихся трупов и гарью пожарищ. Крупные звезды, казалось, роились на черном небе, а вокруг стояла, притаившись, темнота, тяжелая, как душный покров, прильнувший к лицу.
Фульвий остановил свою лошадь: она храпела, взвиваясь на дыбы.
— Кто там? — крикнул он в темноту, но не получил ответа.
Геспер повторил вопрос господина по-сирийски. Черная фигура поднялась с земли, схватила под уздцы лошадь вольноотпущенника.
— Кто вы?
— Друзья. Едем к царю…
— Откуда?
— Из Тиндариды.
— Бежали?
— Да.
— Что нового?
— Везем важные вести.
Беседа Геспера с рабом на непонятном для Флакка наречии затягивалась.
Кончай, Геспер, время дорого! Да он не пропускает.
— Ах, негодяй! — вскричал Фульвий, ударив лошадь плетью. — Вперед!
Они проскочили мимо оторопевшего раба и помчались, не обращая внимания на окрики дозоров, на свист стрел, жужжание камней. В конце концов пришлось однако остановиться: они наткнулись на сторожевой заслон и были в одно мгновение окружены толпой вооруженных рабов.
— Кто такие? — кричали воины, освещая их лица факелами.
— Кто пропустил?
После долгих переговоров Флакк и Геспер, окруженные толпой рабов, отправились в лагерь Эвна.
Приближаясь к Тавромению, они были остановлены турмой[19] всадников: голос начальника показался Гесперу знакомым, и вольноотпущенник крикнул:
— Или я ошибаюсь, или это Ахей!
— Кто меня назвал? Ты? — подъехал Ахей к Гесперу и, вглядевшись в него, воскликнул: — Друг! Как попал сюда? Кто с тобою?
Геспер объяснил.
Ахей повернулся к Фульвию, приложив руку к сердцу.
— Друзья царя — наши друзья, — сказал он. — Ты принял начальство над легионами?
— Ты говоришь…
— И ты…
— Я не буду воевать с вами.
Геспер вскрикнул: он ожидал всего, но не этого. Решение патрона поразило его своей смелостью и неожиданностью, но Ахей недоверчиво усмехнулся:
— Тебе прикажут.
— Уже приказано, а я поехал к вам…
Ахей в глубоком раздумье ехал рядом с римским полководцем. Все молчали. Только у палатки Эвна Ахей очнулся, искоса взглянул на Флакка:
— Поговори с царем. Послушаем, что ты привез. Надеюсь, не мир?
— Будь спокоен.
Ахей спешился, приоткрыл полу палатки.
— Войдем. Царь вещает волю богов.
Фульвий, а за ним Геспер проникли в освещенный факелами шатер. Посредине стоял маленький человечек, толстый, обрюзгший, с желтоватыми небритыми щеками, и что-то говорил, кудахтая, как курица; кругом на дорогих коврах сидели военачальники. Флакк не понимал слов — сирийская речь производила на него впечатление бессвязного бормотания, и он, не слушая, всматривался в Эвна, вождя рабов. «И эти люди думают устоять против Рима, — думал он, удивляясь. — Они больше надеются на богов, чем на свои силы, и на жрецов, чем на мечи. А этот царь мне не нравится. Он или дурачит рабов, пользуясь их суеверием, или это — набожный прорицатель».
19
Конный отряд, состоявший во времена республики из 30 всадников (примеч. А. И. Немировского).