Страница 65 из 110
Быстро набросав на лист бумаги несколько фамилий, Щукин уже без тени гнева проговорил:
— Садитесь, Виталий Семёнович, и давайте помыслим логически. — И усмехнулся внутренне. Он знал, что именно в логике Осипов не силён и результатом его умственных построений могут явиться лишь посредственные — облегчённые и банальные — варианты. Однако он преднамеренно сказал «логически» — ему было известно, что Осипов считал себя мастером именно в этой области.
— Вот список людей, среди которых нужно искать врага. — Щукин протянул капитану только что заполненный листок. Осипов внимательно просмотрел список, ненадолго задерживаясь на каждой фамилии и произнося каждую вслух.
— Волин? — Он вопросительно посмотрел на Щукина.
Тот лишь молча кивнул. И вновь погрузился в раздумье. Волин… Щукин в прошлом знал его. Знал и ценил. Поэтому и взял к себе в контрразведку. Все это так. Но не мог сказать решительно, как о том же Осипове: «Отпадает». Да, он знал Волина. В прошлом это был способный и абсолютно надёжный жандармский офицер, убеждённый враг большевиков. Но где был Волин последние два года? То, что рассказал он сам, пока невозможно проверить. Да, он был убеждённым врагом большевиков. Но убеждения людей легко меняются, когда этой ценой им предлагают купить жизнь. Но если Волин?.. Значит, именно он, Щукин, ввёл в штаб предателя. Сама мысль об этом невыносима, но он не имел права её отбрасывать, он должен был проверить Волина с той же тщательностью, что и других подозреваемых, какой бы удар на его самолюбию ни нанесли результаты этой проверки. Да и время ли думать о самолюбии сейчас, когда может рухнуть многое. Когда где-то рядом живёт, ходит, действует враг.
И как бы подводя итог своим раздумьям, Щукин спросил:
— Итак, ваши предложения, Виталий Семёнович?
— Задачка, — задумчиво сказал Осипов. — В математике такие уравнения считаются неразрешимыми. — И он искоса посмотрел на своего начальника.
— Ну почему же! Решение есть! — Щукин несколько мгновений молчал, наслаждаясь впечатлением, произведённым на Осипова, затем добавил: — Если, конечно, хорошенько подумать и поискать не облегчённых и не банальных вариантов!.. Дело Ленгорна помните?
— Что-то припоминаю… — Силясь вспомнить, Осипов прикрыл глаза, наморщил лоб. — Связано с Брусиловским прорывом, кажется?
— Да. В штабе фронта находился германский агент, это мы знали наверняка. Но кто он?.. Чтобы выявить шпиона, перед наступлением было подготовлено несколько разных донесений. И с несколькими фельдъегерями отправили их в царскую ставку. Донесение, которое доставил флигель-адъютант царицы Ленгорн, стало известно германскому командованию.
Осипов с нескрываемым уважением посмотрел на Щукина. Он сразу же оценил перспективность предлагаемого варианта проверки:
— Но ведь примерно так можно выявить шпиона и у нас в штабе… Составим ложную оперативную сводку и…
— Нет, — охладил пыл Осипова полковник. — Тут нужно сочинить что-то похитрее, позаковыристей, что ли… Подумайте, словом! И не медлите с исполнением — нет у нас на это ни времени, ни права!
Размышляя о ходе летне-осенней военной кампании, Ковалевский уже давно пришёл к выводу, что, прежде чем наступать на Москву, нужно обязательно взять Киев. Это сократит растянувшийся фронт и высвободит несколько дивизий. Кроме того, взятие Киева окажет благоприятное моральное воздействие на солдат и офицеров, а также заставит союзников больше считаться Добровольческой армией. Пользуясь этим, можно попросить у них дополнительной помощи. Ковалевский рассчитывал выпросить у союзников танки. Участие такой невиданной доселе в России техники, как танки, могло во многом решить исход кампании.
Бормоча себе под нос какую-то мелодию, Ковалевский стоял с карандашом и циркулем в руках возле тщательно помеченной кружками и флажками карты. Его сосредоточенный взгляд блуждал над голубой извилистой лентой Днепра, над днепровскими плавнями, плёсами и болотами. Иногда циркуль делал несколько шагов по карте и снова застывал на одной ноге, как цапля…
Ах, если бы сейчас у него были танки. Киев был бы взят! Никто ещё не мог устоять перед танками. Но их нет, и союзники пока не дали положительного ответа. Они выжидают…
Карандаш Ковалевского нарисовал на карте подкову. Застыл на несколько мгновений и пририсовал к подкове стрелку, острие которой было направлено в большой тёмный кружок с надписью: «Киев»…
— Вызывали, Владимир Зенонович? — вырос на пороге кабинета командующего Кольцов.
— Павел Андреевич, подготовьте письмо Деникину, — попросил адъютанта Ковалевский, не отрывая взгляда от циркуля. — Мне известно, его вскоре посетят представители английской и французской военных миссий. Я хотел бы встретиться с ними лично по делу, Антону Ивановичу известному.
Кольцов, стоя на пороге, тут же записал просьбу командующего в блокнот и снова вытянулся, ожидая последующих распоряжений.
— Зашифруйте и сегодня же отправьте! — добавил Ковалевский и снова уставился в карту.
Подготовив письмо, Кольцов по гулким коридорам штаба направился в шифровальный отдел. Здесь было шумно. Неистово стучали ключи телеграфных аппаратов. Из-под рук телеграфистов ползли, свиваясь, как стружки, ленты телеграмм, донесений и записок. У широких окон за несколькими столами работали неутомимые шифровальщики — нижние чины под руководством прапорщика, который, увидев Кольцова, не спеша поднялся и замер возле стола. Кольцов поздоровался и передал бланк.
— Зашифруйте и дайте в экспедицию на отправку!
— Будет исполнено, господин капитан! — ещё сильнее вытянулся прапорщик, и сразу стало видно, что мундир на нем висит мешком и что сам он уже пожилой человек.
Открылась дверь, и в комнату вошёл Осипов, в руках у него дымила толстая сигара. Увидев Кольцова, он радушно направился к нему:
— А, капитан! Здравствуйте!
— Здравия желаю, — сухо отозвался Кольцов и отвернулся.
— Не желаете ли настоящую «гаванну»? — Осипов положил на край стола бумаги, которые принёс с собой, и неторопливо полез в карман за коробкой. — Вот. Рекомендую, весьма отменные… Предлагаю, так сказать, трубку мира…
— Не понимаю вас…
— Ах, Павел Андреевич… Иногда такая чушь лезет в голову — от переутомления, что ли. Пришла ко мне дама, ну, просить за одного арестованного. И как это мне пришло на ум… Дай, думаю, проверю железную выдержку капитана, о которой столько говорят.
— Надеюсь, вы понимаете, что пошутили крайне неудачно, — сухо ответил Кольцов.
— Приношу извинения, вполне искренне прошу простить меня, Павел Андреевич. — Осипов отвёл глаза в сторону, ему ничего не стоило унизиться. — Так сказать, осознал и каюсь.
— Ладно, — свеликодушничал Кольцов, — забудем. И впредь будем больше доверять друг другу. — Он небрежно взял сигару и, прикуривая, бросил короткий взгляд на бумаги, лежащие на краю стола. На лежащей сверху было чётким почерком — выведено: «Динамит доставлен… Киев, Безаковская, 25, Полякову Петру Владимировичу…»
Текст отпечатался в памяти мгновенно. Кольцов подумал: «Это крайне важно…»
…Спустя часа два Осипов доложил Щукину, что порученная ему работа проделана. Все шесть офицеров, включённых в список подозреваемых, с донесением ознакомлены. Текст один и тот же, адреса разные. Теперь остаётся только ждать…
— Ну и что же вы сочинили? — усмешливо спросил Щукин.
— Э-э… вполне… — не растерялся Осипов под ироничным взглядом начальника. — «Динамит доставлен по такому-то адресу. Взрывы назначены на двадцать седьмое. После операции немедленно уходите…»
— Ваша беда, капитан, в том, что вы в своей жизни ничего, кроме дурной приключенческой литературы, не читали, — криво усмехнулся Щукин.
— Видите ли, господин полковник, по получении такого текста чекисты не станут медлить, — оправдываясь, сказал Осипов. — Речь идёт о диверсии, следовательно, человек, указанный в донесении, должен быть немедленно арестован…