Адъютант его превосходительства

С этими словами он извлёк из сапога сложенный во много раз бумажный квадрат. Стал его разворачивать. Разгладил на руке, покачал головой.

— Вот ведь… это ж надо такое! — Сергеев поднял глаза на женщину. — Ну, показывай, где он у тебя тут размещается, постоялец этот?

Женщина заколебалась.

Тогда Сергеев снова простовато и добродушно произнёс, стараясь развеять хозяйкины опасения:

— Ты кончай его бояться, говорю тебе… Он уже, я так понимаю, все свои сапоги сносил.

Женщина осторожно показала пальцем на дверь и тут же испуганно убрала палец:

— Там его комната.

Сергеев шагнул к двери, распахнул её. Постоял, вглядываясь в небогатое убранство чужой комнаты, и, хмыкнув, повернулся к Сазонову, сокрушённо покачал головой, вводя в ещё больший испуг хозяйку:

— Найди двух понятых, чтоб все, значится, законно… Обыск делать будем…

Резко распахнулась дверь, и в кабинет Лациса быстро вошёл своей обычной уверенной походкой начальник оперативного отдела штаба армии Басов. И тут же за его спиною безмолвно вырос с винтовкой в руках часовой.

— Я надеюсь, хоть вы мне все объясните?! — зло и непримиримо выкрикнул Басов. — На каком основании?..

Но Лацис перебил его.

— А я, признаться, думал, — сухо сказал он, — что это вы мне все объяснять будете. Я вас буду спрашивать, а вы мне — объяснять… Да вы садитесь. Разговор у нас, я так понимаю, будет долгий.

Басов, не теряя спокойствия, присел к краешку стола:

— Что? Что вас ещё интересует? — с благородным негодованием спросил он. — Да, я полковник царской армии и никогда этого не скрывал…

— А я вас об этом и не спрашиваю, — спокойно сказал Лацис.

— Так что же вас интересует?

— Сапоги.

И Лацис деловито поставил на стол уже знакомые нам сапоги, надраенные до блеска старательным сапожником.

— Ваши? — впился глазами в начальника оперативного отдела весь подобравшийся Лацис.

Басов на какой-то миг внезапно потускнел. Негодование сменилось на его лице страхом. Он сразу понял все или, по крайней мере, очень многое. Но тут же взял себя в руки.

— Э-э… возможно… Но как они оказались у вас? — с растяжкой, чтобы выиграть время, начал он.

— Случайно. Михаил Васильевич Пискарев передавал с их помощью вам письмо, а они вместе с письмом попали к нам.

— Какое письмо? Какой Михаил Васильевич? — снова возмущённо заговорил Басов, напряжённо отыскивая про себя надёжные ходы спасения.

— Слушайте, Басов! Мы ведь договорились, что задавать вопросы буду я! — резко сказал Лацис. — Но, если хотите, я отвечу на ваши вопросы. Какое письмо?.. От Щукина!..

— Не знаю такого.

— Какой Михаил Васильевич? — не обращая внимания на слова Басова, спросил Лацис и, подняв голову, сказал часовому: — Введите!

В коридоре послышались неуверенные шаги — один, другой, третий, — ломкие, насторожённые и беспомощные. Басов смотрел на дверь и напряжённо ждал, на лице его была язвительно-холодная усмешка. В кабинет, припадая на культяпку, вошёл сапожник. Был он гладко выбрит, но в той же потрёпанной одежде.

— Михаил Васильевич Пискарев, — отрекомендовал его Лацис и посмотрел на Басова. — Что? Не знакомы?

Басов, широко разведя руки в стороны, расхохотался весело внешне даже искренне.

— Помилуйте!.. Откуда?.. — давясь смехом, сказал он Лацису. — Что может быть общего у меня с этим оборванцем?

Лацис сощурил глаза, тихо переспросил:

— Общего? — затем достал из ящика узкий сапожный нож чуть-чуть загнутым вниз концом и с лёгкой терпеливой иронией добавил: — Ну хотя бы этот нож… Этот самый сапожный, заметьте, нож, которым вы с Пискаревым убили начальника оперативного отдела армии товарища Резникова!..

Басов, приобретший было прежний свой самодовольно-насмешливый вид, поперхнулся. Высокомерную его улыбку разом свело с лица. Но это — всего лишь на мгновение. И опять он все ещё попытался спастись.

— Не-ет!.. Нет-нет! Это какая-то ошибка! — возмущённо оправдывался он. — Я сейчас же буду жаловаться товарищу Райскому. Что за бред собачий? Какой нож? Какой ещё Пискарев?

«Упорно. Изворотливо. И гадко! — подумал, глядя на него, Лацис. — Таким, как этот, улик мало. Хорошо, что не поторопились обезвредить. У каждого своё оружие. У этого — подлая изворотливость дождевого червя».

Лацис поднял со стола какую-то бумагу и, искоса заглянув в неё, невозмутимо произнёс:

— Тогда, быть может, вы вспомните вот что: настоящее имя этого человека Сергей Викторович Ковальский… подполковник белой армии, бывший адъютант великого князя Михаила Александровича… Ну как?.. Вспомнили?.. Сейчас резидент Щукина… Что? Все ещё не узнаете?

Басов побледнел, закусил от волнения губу и, насторожённо выпрямившись, старался все же не глядеть в сторону Пискарева…

Он должен сейчас улыбнуться. Обязательно улыбнуться! — приказал он себе и тут же улыбнулся, но улыбка получилась жалкой, вымученной.

— Нет! — покачал головой Басов. — Я этого человека никогда не встречал.

Басов, облегчённо вздохнув, откинулся на спинку стула и стал с пренебрежительным любопытством рассматривать хромого сапожника. Простовато-недоуменное лицо. И взгляд! Какой сердитый взгляд! Держится молодцом! Значит, так и ему надо держаться…

Лацис тоже краем глаза следил за Пискаревым и Басовым и увидел, что они настроены запираться до конца.

— А вы? — резко повернулся Лацис к сапожнику. — Может быть, вы узнаете Владимира Петровича Басова? Работает там же, где и вы, у полковника Щукина…

«Неужели Лацис допустил непростительную в его деле оплошность? — напряжённо прикидывал в уме Басов. — Очная ставка двух запирающихся людей. Пожалуй, это промах! Только держаться так до конца!» И Басов возбуждённо подался вперёд, хотел возмутиться.

Но Лацис непреклонно закончил:

— Кличка — Николай Николаевич… Все ещё не узнаете?

Сапожник зло громыхнул протезом и, успокоенный ловким запирательством Басова, резко тряхнул головой.

— Нет, — сказал он, без любопытства оглядывая сидящего возле стола Басова. — Представьте себе, в первый, раз вижу.

— Правда? — не скрывая иронии, спросил у него Лацис. — А мне показалось…

Лацис достал из ящика стола фотографию. Это был групповой портрет высших чинов царской армии. В центре стоял великий князь Михаил Александрович. По правую руку от него вытянулся блестящий немолодой уже офицер, в котором без большого труда можно было узнать сапожника. Рядом с Пискаревым в тугом и строгом мундире с погонами полковника генерального штаба и при орденах стоял и сам Басов.

— …показалось, что вы давно знакомы, — закончил с нарочитым недоумением Лацис и снова поднял глаза на Басова: — Кстати, фотографию эту мы нашли у вас… Да-да, какой просчёт при таком-то опыте! Но не судите себя строго, и без этой фотографии улик против вас набралось достаточно… Николай Николаевич.

Басов обречённо понял, что запираться дальше бесполезно, и с бессмысленным выражением лица уронил голову…

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

Новороссийск встретил Красильникова и его товарищей — Кособродова и Николая холодной, сквозняковой погодой.

Город стоял на бою ветров: они дули либо с гор, либо с моря. И лишь в короткие промежутки, когда один ветер приходил на смену другому, здесь устанавливалась непривычно тихая погода. Случалось это редко.

Кораблей в эту пору в Новороссийске оказалось много. Жестокие, ножевые ветры рвали на мачтах английские, американские и французские флаги, тоскливо свистели в крепко натянутых снастях. Тяжёлые волны яростно бились о камни и об упругие железные корпуса.

Во мгле смутно вырисовывались высокие транспортные суда, похожие на исполинские каменные валуны. К бетонным пирсам прижимали туго натянутые швартовы. Было темно и уныло. Лишь на шканцах самого большого транспорта ярко светил корабельный прожектор. В его лучах безостановочно двигались люди в светлых холщовых робах и высоких бескозырках. Это были английские моряки. Иногда кто-нибудь из них останавливался и, размахивая руками, как сигнальными флажками, исступлённо кричал, быть может отдавал приказания.