Страница 17 из 30
«Бедняга…» — И чтобы Данька не мучился лишним ожиданием, Авка сказал:
— Иди уж. Там свободно.
Тут проснулась рыжая тварь Мурлыкара и запоздало начала орать:
— Пр-роходите! Не задерр-рживайтесь! Па-апр-рошу по-скор-рее!
Данька с чувством глянул на нее. Поежился и шагнул к двери.
— Постой! — Авка обогнал Даньку и нажал на дверь плечом. Потому что вспомнил! Один болезненный вопрос сидел в нем занозой позади других страхов и печалей. — Подожди, я только спрошу…
Дверь тяжело закрылась за спиной, и баронесса обратила на Августа Головку удивленный взгляд.
— Ваше сиятельство, простите… можно я задам еще один вопрос?
Баронесса благосклонно кивнула.
— Ваше сиятельство, а кот… ну, тот, к которому привязали погремушку… Вы не знаете, что с ним стало? Он не помер со страху?
— Конечно, нет! После воспитательной беседы я велела этим двум сорванцам отыскать бедное животное и доставить ко мне. Дала ему успокоительных капель и оставила жить у себя… К сожалению, моего любимого Феликса уже нет в живых, дело-то было больше двадцати лет назад. Но отведенные ему судьбой годы он прожил здесь весьма благополучно… И надеюсь, что на своем кошачьем небе он теперь вспоминает меня с добрыми чувствами… — Баронесса, кажется, слегка прослезилась.
— Большое спасибо, — выдохнул Авка. — А то у меня скребло внутри: что с ним стало?
— Значит, ты любишь животных?
— Ага… — почему-то смутился Авка.
— И у тебя тоже есть кот?
— Кошка. Заноза… Только у нее очень ленивый характер, с ней не так уж интересно. Корова Матильда гораздо веселее. А еще у меня есть черепаха Мукка-Вукка. Ласковая такая. У нее две головы…
— Что-что?
— Да, две головы. По-научному это называется «аномалия»…
— Но ведь это большая редкость!
— Да. Но бывает…
— Послушай, Август, я тебя не понимаю!
— Что? — мигом перетрусил он.
— Ты тут страдал от разлуки, спрашивал: как быть? А почему ты не посоветовался с этой… Маккой-Каккой?
— Вы… шутите, ваше сиятельство, да?
— Какие шутки! На свете нет никого мудрее, чем двухголовые черепахи! Об этом написал еще давным-давно в своем труде «Дурость и ум» ученейший Сильвестр Котокригус, философ и астроном. Правда, потом его объявили еретиком, но это не меняет дела…
— Я не читал…
— Ах да, конечно. Книга же объявлена лженаучной… Тем не менее советую тебе побеседовать со своей… Боккой-Воккой.
— Но как? Она же не умеет!
— А ты пробовал задавать ей вопросы?
— М-м… нет, — вынужден был признать Авка.
— Вот видишь! Иди и попробуй… Ступай. Тот, кто в очереди за тобой, небось уже исстрадался душой.
— Это Данька Белоцвет, паж! Ваше сиятельство, он нисколечко не виноват! Он…
— Ступай, Август Головка. Мукка-Вукка ждет… Да не забудь отнести в школу квитанцию.
Конечно, Авка не поверил баронессе. Наверно, эта дама со странным характером размякла от воспоминаний о любимом коте Феликсе и решила пошутить с мальчишкой. Тем более что он, Авка, ей явно понравился (только непонятно почему).
Так Авка размышлял по дороге в школу. Там он сунул корешок ордера в лапу сторожу Вуве и заспешил домой.
Дома Авка отыскал Мукку-Вукку под кроватью. Сел, положил ее спиной на колени. Погладил кожаный живот. Черепаха улыбнулась обоими ртами. Две пары глазок блестели, как черные бусинки. Умно так…
— Ну, что скажешь, мудрая Мукка? — вздохнул Авка. (С грустью вздохнул, потому что Звенка не забывалась.)
И случилось чудо.
— Не Мукка, а Мукка-Вукка, — тонко, с «кошачьим акцентом», произнес левый рот. Чуть капризно.
А правый спросил:
— Про что говорить-то?
— О-о-о… — обалдело сказал Авка.
— Вот тебе и «о-о», — насмешливо отозвались оба рта.
Авка перепуганно оглянулся на дверь. Хорошо, что дома никого нет. Иначе случилось бы то, что по-научному называется «сенсация».
— Значит… ты по правде умеешь говорить?
Черепаха двинула четырьмя лапами, устроилась на спине поудобнее. Глазки заблестели насмешливо.
— А ты все еще не веришь?
— А… я… то есть нет… то есть да, верю… Только…
— Что?
— Почему ты… почему вы раньше не разговаривали?
— Разве ты меня о чем-то спрашивал? — кошачьего акцента поубавилось, и в голоске послышались старушечьи нотки.
— Н-нет…
— То-то и оно, что нет. А у черепах сдержанный характер. Они умнее людей и не любят зря болтать языком. Языками…
— Простите, пожалуйста… — Авка понял, что никогда уже не сможет говорить Мукке-Вукке «ты» и не посмеет бесцеремонно гладить ей брюхо. Он осторожно посадил двухголовое создание рядом с собой на лоскутное одеяло. И сказал опять: — Простите, пожалуйста… Я не знал, что вы такая ученая…
— Мы, черепахи, не столько ученые, сколько мудрые от природы.
— А можно мне вас спросить?..
— Спрашивай, я отвечу, если вопрос не очень глупый. После долгого молчания отчего не поболтать.
— Скажите, уважаемая Мукка-Вукка, вы… одна черепаха или две?
— Конечно, одна! Разве ты не видишь?
— Но голов-то у вас две… Я и подумал…
— Две головы — это наиболее полное проявление двойственной натуры. Так наглядно двойственность проявляется редко, но вообще-то она присутствует в каждом живом существе. Особенно в разумном. Это называется «диалектика». Разве ты сам не ощущал иногда, как внутри тебя будто сидят два человека и спорят друг с другом? Тянут в разные стороны!
— Ох ощущал… Даже совсем недавно…
— Да-да! По дороге к баронессе. Один Авка в тебе стремился удрать на край света, а другой упрямо двигал ногами в нужную сторону.
«Всё ей известно», — поежился Авка.
— Вы, наверно, знаете, что баронесса и по советовала мне поговорить с вами?
Мукка-Вукка покивала обеими головами.
— Баронесса умная женщина. Почти как черепаха… Я не исключаю даже, что она мысленно общается с Всемирной Черепахой…
— Простите, с кем?
— Не перебивай… С Всемирной Черепахой, на которой стоят слоны, подпирающие соседний материк…
— Значит, это правда?
— Что «правда»? Черепаха? Как же она может быть неправдой, если от нее пошел весь черепаший род? Мы все ее праправнуки. Отсюда и наша мудрость. Мы до сих пор иногда ведем с великой прапрабабушкой мысленные беседы. На ультракоротких волнах геомагнитного поля…
— Уважаемая Мукка-Вукка! Вы, наверно, знаете всё-всё на свете?
— Гм… — сказал правый рот.
А левый заметил:
— Утверждать это было бы нескромно…
— Но все равно вы же ужасно мудрая!..
— Гм… — с удовольствием сказали оба рта.
— Вам, конечно, известно, что вчера с того материка прилетала одна девочка… И что я… ну, в общем…
— Известно, — с легким скрипом отозвалась правая голова.
— Но это не вызывает у меня одобрения, — сообщила левая.
— П-почему?..
— Потому что влюбленность — это самая большая человеческая глупость, — ворчливо разъяснил правый рот.
— Хотя опыт показывает, что с этим ничего не поделаешь, — вздохнул левый.
— Вот именно, — горько согласился Авка. — А раз не поделаешь… то что же делать-то? Посоветуйте, пожалуйста, уважаемая Мукка-Вукка. А то ведь жить тошно.
— Если тошно, почему отказался слушать «Сонату забвения»?
— Потому что… тогда еще тошнее было бы…
— Очень глупо ты рассуждаешь, — сказали оба рта.
— Ага… Я же не черепаха.
— Это нетрудно заметить… А чего бы ты хотел?
— Ну… я бы хотел… чтобы она опять появилась здесь…
— К сожалению, тут я не могу помочь.
— Никак?!
— Черепахи не мыслят такими мелкими категориями, как поступки и судьбы отдельных людей. Это не наш масштаб. Мы можем обсуждать явления планетарного масштаба. Можем, собравши вместе общую черепашью волю, влиять на океанские течения, на климат, на извержения вулканов… Ну и так далее… Только поступаем так мы крайне редко. Потому что все это не имеет смысла. Ты меня понимаешь?
— Ага… Тогда…
— Что?