Страница 7 из 9
Отвращение это так сильно, что, вдумчивый в общем-то человек, Макаревич и в голову не возьмет, что КГБ, которое ему досаждало, прослушивая телефон — это будущий подельник Гусинского, генерал Бобков (что-то несильно, кстати, досаждало, раз жировал Макар и в скромные советские времена), а перлюстрацией его корреспонденции, не исключено, занимался будущий помощник Ходорковского — Алексей Кандауров. (Не лишне, кстати, об этом вспоминать, когда подписываете письма в защиту сидельца-олигарха.) Но ведь была и романтика разведки, в которую и пошел работать Путин. Так что и в КГБ были разные люди.
Кроме того, невдомек Макаревичу, что его долларовое миллионерство прочно и незыблемо благодаря незыблемости путинской России. (Вспомните, Андрей Вадимович, как инфляции и дефолты уносили ваши сбережения в 1980–1990-х, сами же описывали). Так нет же! Свое личное благосостояние напрямую с экономической ситуацией в стране связывать ох как не хочется. Тогда ведь о Путине в хорошем ключе придется вспомнить.
И, наконец, главное! Экс-хипаря и ненавистника советской власти Макаревича в чекистской России Путин не то что не преследует, орденами награждает! Натурально орденом «За заслуги перед Отечеством» IV степени в 2003 году. Лично Владимир Владимирович Путин. (На кой, кстати, не пойму!)
Отчего же Макаревич не швырнул в лицо президенту-кагэбэшнику его подачку, как отказался от ордена из рук Ельцина Солженицын? Боялся? Так не боялся даже КГБ в СССР!
Дело не в боязни, а в тотальном конформизме, разъевшем хиппарский дух Макаревича давно и прочно. (Объективности ради отмечу, что в разговоре со мной Андрей Вадимович брезгливо сказал, что ордена одевает только на ночь, днем снимает. Пошутил.) Природа такого конформизма Макаревича в том, что он, конечно, понимает, что его сегодня никто не посадит, а вот начать мешать могут. (Последний пример с Пугачевой показателен.)
Но в том-то и дело, что Макаревич боится впрок. На всякий случай. Ибо неоднократно убеждался, что Сурков, как за себя, за Путина не мстит. (Кстати, это именно Сурков организовал приезд президента Медведева в кафе к Макаревичу со товарищи.) А мог бы выпустить фильмец про Макара не хуже, чем про Пугачиху. Насолить с организацией концертов. Да мало ли… Но Макар-то персонально про Сурка ничего плохого не сказал. Так что пусть живет пока что…
Кстати, скажите на милость, а кто тянул Макаревича за язык насчет нежелания дергать струны на Васильевском спуске весной 2012 года в поддержку избрания Путина? Может, кто-то позвал туда Макаревича? Путин ему позвонил, сказал, что без поддержки «Машины времени» и президентство у него не заладится, и евразийский проект он провалит?
Кто?
Никто!
Желчь и отвращение к Путину потянули за язык Андрея Макаревича. Да еще смелость, что вякнул Макар не о Суркове, а всего лишь о Путине. (Кстати, Макаревич был в «правой» компании Пугачевой и Прохорова в момент их словесной пикировки с «кремлевским кукловодом», так что прекрасно знает, кто на деле портит в России так милый ему чистый либеральный воздух, но нет же — сам пукнул там, где безопасней — про Путина. Эх, кумир-кумир, едрена вошь!)
Да что там Макаревич — субтильная творческая душонка. Много раз, общаясь с политиками самых разных убеждений и должностей, я замечал, что если о Путине они могут говорить иной раз с разоблачительной пеной у рта, то, когда я спрашивал их о Суркове, эти либеральные смельчаки как-то потухали, тон их становился глух, а демократическая речевая активность опускалась до нуля.
Так однажды я заговорил о политическом кураторстве с лидером движения «Союз правых сил» Леонидом Гозманом — человеком, обязанным Владиславу Суркову политической жизнью. Гозман до этого в нашей беседе едва не сровнял Путина с землей. Но как только речь зашла о Суркове, попытался уйти от темы, мол, не желает ее комментировать.
Пришлось проявить гибкость:
— Хорошо! Давайте поставим вопрос иначе, Леонид Яковлевич. Кто такой Владислав Юрьевич, что вы с ним регулярно встречаетесь? — схитрил я.
— Потому что он очень влиятельный человек, который принимает решения. Он официальное лицо в нашей стране. А я хочу, чтобы в нашей стране было лучше.
Гениальная демагогия! Сурков, с одной стороны, ни за что не несет ответственности, потому что его, несчастного, нехороший Путин нанял за деньги культивировать идеи, а с другой — влиятельный человек, который принимает решения.
— А почему вы тогда только к Владиславу Юрьевичу идете, а не к другим? — не оставлял я несчастного Гозмана в покое.
— Я и к другим, как вы выражаетесь, хожу… — обиделся Леонид Яковлевич.
— Ну, он вас вызывает, — съехидничал я.
— Он не вызывает, а приглашает. Это разные вещи. Я у него не работаю, — раздражается не на шутку Гозман. Но, помолчав минуту, продолжает: — Но, если первый замглавы администрации президента приглашает, я считаю абсолютно неправильным отказываться. Я встречался и встречаюсь со многими людьми. С министрами, — как ему показалось, нашелся Гозман. Хотя о том, что рядом с Сурковым не всякий вице-премьер вправе расправить плечи, наслышан не хуже меня.
Пришлось припереть Леонида Яковлевича к стенке:
— Просто, мне кажется, после общения с Сурковым, как правило, следуют какие-то оргвыводы…
Тут пламенный оппозиционер и разоблачитель Путина попытался свести разговор к политической абстракции, мол, отсутствие голосов на выборах его партии нарисовали. Словно не Сурков в Кремле этим занимается.
— Вы могли бы Владиславу Юрьевичу сказать: «Вы нам нарисовали!»? — спрашиваю напрямую.
— Более того, я это ему говорил двадцать раз! Подумаешь, хитрость какая! Меня спрашивают: «Вы можете сказать, что президент не прав?» Пожалуйста: президент не прав здесь, здесь, здесь… Сурков не прав здесь, здесь, здесь… Дальше что? Ну? Говорю, конечно! А что — я скрываю свою точку зрения? — совсем раздухарился Леонид Яковлевич, понимая, что теряет либеральное политическое лицо.
— И как он реагирует? — переспросил я, не обращая внимания на внешнюю браваду собеседника, которого наш диалог на самом деле вводил в ужас.
— А вот как он реагирует в личном общении, я считаю неправильным комментировать — не потому, что он начальник. И тем более он не мой начальник. А потому что я считаю, что идет разговор личный между людьми…
«Личный разговор» между людьми. Один из которых — высшая власть, другой — руководитель оппозиционной партии. При этом, как понимает читатель, личный междусобойчик происходит в Кремле. Говорю Гозману, что он представляет определенную часть людей в данном случае, которые хотят знать все, что он за их спиной от их имени говорит Суркову.
— Безусловно! — восклицает он. — Они имеют права спрашивать: «Какие ты дал обязательства?» На этот вопрос я обязан им отвечать. Но! Вы меня сейчас спросили: «Как он на это реагирует?» Это не имеет никакого отношения к интересам тех людей, которых я представляю. Говорю ли я ему то, что думаю — это имеет отношение к тем людям, которые мне доверяют, — ставит Гозман, как мне кажется, довольно странную полемическую точку.
Я извиняюсь перед читателем за столь пространный диалог, но, согласитесь, он весьма показателен. Гозман, у которого тиран Путин до этого не сходил с языка, боится даже невинного абстрактного разговора о каком-то там Суркове.
Суркова — боятся на генетическом уровне. Все! Смелым оказался только миллиардер Прохоров, да и то — от обиды. Да и где он сейчас, Прохоров? Остальные предпочитают хаять Путина и кровавый чекистский режим, но только не Владислава Юрьевича.
И в этом главный парадокс нашего странного политического времени. Неужто Путин менее страшен, чем мстительный Сурков? Получается, что так.
Есть еще один вариант ответа на этот вопрос. Путин далеко, а Сурков вот он, рядом. Не дай бог что-нибудь ему не понравится — вышвырнет из системного информационного пространства, как нашкодившего кота. И баста!
Так уж случилось, что написание мной именно этой главы парадоксальным образом было прервано приглашением посетить генеральную репетицию новой программы группы «ДДТ» под названием «Иначе». Я люблю творчество Шевчука. Нравится мне и он сам. Его нашумевшую пикировку с Путиным считаю провокацией окружения Юрия Юлиановича, которая не сослужила хорошей службы прежде всего Шевчуку.