Страница 96 из 105
От этой мысли мистера Бергмана бросало то в жар, то в холод. О, он знал свирепые нравы «большого спорта»! Знал, что там делались штучки и похлеще.
Неужели же русские предполагают, что он?.. Это было бы ужасно!
И сейчас, на трибуне, мистер Бергман ёрзал от беспокойства. Он никому не сказал о болезни русского чемпиона. О, мистер Бергман — старый спортсмен! Он знает: о таких вещах не распространяются. Молчок. Секрет. Противникам нельзя этого знать.
Сухо щёлкнул пистолет стартера, и не успел ещё игрушечный хлопок выстрела домчаться до трибун, как скороходы рванулись вперёд.
Стадион взревел. Борис Зыбин на миг отвёл глаза от дорожки. Зрители орали, выли, молотили кулаками по дощатым стенкам трибун. Басом рявкала какая-то труба, кто-то истерически вопил: «Артур! Артур!». Слева хором запели — не то молитву, не то гимн.
Все знали: пятисотка — коронная дистанция «русского Оло». Он, конечно, обойдёт Артура Стивсгруда. Но не это волновало сейчас болельщиков. Время? Какое время он покажет? Удастся ли ему выйти из сорока секунд?
Об этом тревожился и Борис. Он видел: старт Олег взял хорошо. Казалось, его рывок слился с выстрелом.
«О, здорово!» — Борис даже свистнул, лихо, по-разбойничьи.
И тут же оглянулся. Нет, на него никто не обращал внимания. В этом диком рёве можно было хоть мяукать, хоть кукарекать: всё равно сосед не слышал соседа.
Уже после первых двухсот метров Олег намного оторвался от шведа. Шёл Олег резво и красиво. И болельщики орали, поддерживая симпатичного русского парня.
И только истинные ценители видели: нет, не то. Что-то происходит с этим русским. Его бегу не хватает обычной мощности, напора, темперамента.
И мистер Бергман, сжавшись от возбуждения в комок, сложив руки на груди ладонями вместе, будто он молился (а может, и впрямь молился?), мистер Бергман тоже видел… Оло идёт хорошо. И всё-таки… Нет, не то…
А Борис Зыбин словно не хотел замечать этого.
— Работай, Олежка! — возбуждённо шептал он. — Давай!
Но вскоре и он с горечью убедился: нет, не то…
И секундомеры холодно отметили: нет, не то. 42,2 секунды. Результат неплохой, но — не для Олега Горева. Обычно он укладывал эту дистанцию примерно в сорок секунд.
Две секунды, две драгоценные секунды потеряны.
А с ними — утрачены и все шансы на успех.
Да, впереди у него ещё три забега. Но, как у любого многоборца, у Олега были свои любимые дистанции. Те, где он особенно силён. И самая коронная — пятисотка. И вот, на тебе!
Впрочем, всё закономерно…
Чудес на земле, видимо, нет.
Борис Зыбин, как только Олег финишировал, ушёл в раздевалку.
Он сидел в кресле, уже одетый, готовый к старту (он бежал в одиннадцатой паре, и до забега оставалось минут пятнадцать).
Сидел насупленный и тревожный. Да, он, как и все в команде, конечно, понимал: после болезни Олегу не показать хорошего результата. И всё-таки… Всё-таки где-то в глубине души Борис надеялся. Он уже так привык к поразительным победам Олега. И главное — знал его неистовое, фанатическое упорство…
Борис видел, как похолодели, словно бы замкнулись изнутри, глаза Олега, когда он готовился к старту. Он как бы отключился. Наглухо отгородился. От всего. От громыхающих трибун. И рекламных щитов. И врагов. И друзей.
Он весь сосредоточился на одном. «Поймать» выстрел…
Борис видел — на дистанции Олег отдал всё. Весь запас сил. До капли. И всё же…
«Да, вот обида!»
Борис резко дёрнулся в кресле, даже пружины застонали.
Всегда за границей на состязаниях, рядом с Олегом, он чувствовал себя, как за спиной отца. Да, как сын, пусть уже взрослый, но за спиной отца. Уверенно и спокойно.
Отец не подведёт. Отец не растеряется в самой трудной схватке. С отцом всё легко.
А сейчас — словно ты один. Нет отца. И надеяться не на кого. Надо самому, только самому…
Да, конечно, — вся команда сейчас рассчитывает лишь на него. Всё-таки он пятый в Европе. Он — пятый. А тёзка — восьмой. Ясно?
Кто теперь должен поддержать команду?
…Он опять словно видел Олега. Вот — выходит на старт. И глаза его… Как бы задёрнутые изнутри. Отгороженные от всех. От всего. С каким яростным упорством, полубольной, бежал он, отдавая всего себя…
…Борис глянул на часы. Пора.
Он встал, вышел на лёд. У дверей раздевалки стоял Олег.
Лицо у него было жёлтое. Даже сейчас, на морозце, не порозовело.
— Ну? — сказал Олег.
Он посмотрел Борису в глаза. Потом положил ему руки на плечи. Видимо, хотел что-то сказать, что-то важное, очень нужное, но передумал. И лишь шепнул:
— Голова — два уха, не дрейфь…
На старт Борис Зыбин вышел в необычном состоянии. Он сам не мог бы сказать, что творится с ним. Всё смешалось: и ярость, и обида за Олега, и восхищение его мужеством, и какая-то окрылённость, и лихая упрямая жажда — победить! Непременно.
Может быть, это и зовётся вдохновением?!
Стартовый выстрел будто толкнул его в спину. Он рванулся, резко рубя коньками лёд, всё наращивая и наращивая скорость…
Он плохо помнил, что было дальше, как он бежал. Он видел только — соперник сразу отстал. И слышал: болельщики почему-то орут и орут. Так орут и так дубасят ногами и кулаками по дощатым стенкам, кажется, вот сейчас трибуны развалятся, обрушатся на лёд.
Его результат — 40,1. Неслыханные для Бориса Зыбина секунды! Он, кажется, сперва и сам не поверил.
Но именно это время показал огромный электросекундомер в центре ледяного поля.
Именно это время засекли и все три судейских секундомера.
Эти удивительные секунды громко объявили репродукторы. И они ярко вспыхнули на световом табло.
Чемпионат мира кончился сенсационно. Прославленный советский конькобежец, чемпион Европы Олег Горев по сумме четырёх дистанций занял всего лишь седьмое место. Это была «сенсация № 1».
А «сенсацией № 2» стал Борис Зыбин. Вовсе не выдающийся скороход вдруг занял второе место. Серебряная медаль!
Так бывают ли чудеса?
Видимо, всё-таки бывают!
В газетах всего мира писали о «загадочном русском», о спортивном счастье, о том, что «лёд скользкий» и прогнозы — дело весьма рискованное.
А «загадочный русский», смущённо отбиваясь от целой стаи наседавших журналистов, не мог ничего толком объяснить.
Неожиданной находкой для корреспондентов оказался мистер Бергман. Он подробно, с юмором, рассказал о злосчастной плитке шоколада. Теперь, после чемпионата, это уже перестало быть секретом. Рассказал он также, что Борис Зыбин жил в номере двадцать втором. Там, где привидения. Мистер Бергман предположил — то ли в шутку, то ли всерьёз: а может, этот номер — не заклятый, не невезучий, а наоборот — счастливый? И впредь тому, кто намерен стать чемпионом, следует жить именно в этом номере?
Корреспонденты наперегонки строчили в блокнотах.
И в вечерних выпусках газет рядом с фотографией Бориса Зыбина было напечатано о плитке шоколада и о двадцать втором номере гостиницы «Универсаль».
ИЗ ЗАПИСОК ЛЮБОЗНАТЕЛЬНОГО АРХИВАРИУСА
Швеция — маленькая скандинавская страна — занимает сейчас одно из первых мест по количеству выпиваемого кофе. В среднем каждый швед выпивает 180 чашек кофе в год. Почему же жители северной страны такие большие любители южного напитка?
Вот что рассказывает старинная хроника. Однажды шведский король Густав I милостиво заменил двум братьям-близнецам, совершившим преступление, смертную казнь на пожизненное заточение. При этом было поставлено условие: один из братьев должен до конца дней пить только чай, а другой — только кофе. Для того, чтобы определить, какой же из напитков вреднее. Заморские напитки тогда впервые появились в Европе.