Страница 33 из 62
Когда узнаешь все это, тогда становится ясным почему советский гражданин, даже вне досягаемости советской власти, все еще продолжает разговаривать с оглядкой, понижая голос до шепота. Становятся понятными рассказы советских граждан о том, как ночью при звуке автомобильного мотора машины, остановившейся перед домом, весь дом замирал в ужасе и все мужские обитатели его, начинали быстро готовить узелки с необходимыми для тюрьмы вещами и как в квартире раздавался общий вздох облегчения, от шума топочущих сапог, миновавших этот этаж. Многое начинаешь понимать и по новому начинаешь ненавидеть отвратительную машину насилия, именуемую советской властью, держащую огромную страну под ни на минуту не ослабевающим, гигантским прессом страха.
Миллионы ссыльных и миллионы репрессированных! Первые работают бесплатно в трудовых лагерях НКВД, вторые — бесправные парии, лишенные права на работу. Как неубедительно звучит после этого один из излюбленных козырей советской пропаганды, говорящий о наличии безработных в буржуазных странах и об отсутствии их в Советском Союзе. Да, в буржуазных странах бывают безработные. Но кто бы из них поменялся местами с рабом трудового лагеря НКВД или с лишенным права на работу репрессированным советским гражданином?…
Страх, обильно насаждаемый советской властью среди своих подданных, влечет за собой появление двух естественных и не менее гнусных отпрысков; низкопоклонства и наушничества:. В условиях советской жизни оба эти явления расцвели в небывалых еще на земном шаре размерах. Не удовлетворяясь старыми определениями, они вырвались из тесных рамок привычного лексикона и обогатили русский язык новыми наименованиями. Первое стало называться — подхалимство. Второе — бдительность.
Первое, как не приносящее существенной пользы советской власти, официально осуждается и на эту тему разрешено помещать карикатуры и фельетоны. Однако, одной рукой, якобы, борясь с подхалимством, другой рукой советская власть насаждает его самым бесстыдным образом. Так, например, в одном номере "Правды", попавшем мне как-то в руки была помещена негодующая заметка о том, как какой-то провинциальный горком, перестаравшийся в подхалимстве, переименовал улицу Гоголя в "улицу товарища Бондарчука", мелкого партийного сатрапа, назначенного секретарем этого горкома. Эта заметка была помещена на четвёртой странице газеты. А на первой странице этого же номера имя Сталина было упомянуто 48 раз, со следующими прилагательными гениальный — 26 раз, великий — 24 раза, мудрый — 18 раз, любимый — 16 раз, прозорливый — 11 раз, отец народов — 3 раза, великий Друг человечества — 1 раз.
Таким образом, карикатуры и заметки появляющиеся иногда на страницах "Крокодила" и на задворках столичных газет и ведущие, якобы, борьбу против подхалимства, по существу занимаются борьбой лишь против подхалимства периферийного Другими словами, эта борьба, наряду с неслыханной централизацией власти присущей советскому режиму, носит характер и какой-то своеобразной проповеди о "централизации подхалимства". Мелких партийных божков — по шапке, а всю "народную любовь" сосредотачивать на центральной фигуре партийного истукана.
И последнее, надо сказать, принимает порой чудовищные размеры. Когда читаешь обращения и телеграммы адресованные Сталину от всевозможных советских корпораций, то начинает казаться, что или люди сошли с ума или они попросту издеваются над любящим лесть восточным человеком. В этих обращениях его называют и "величайшим стратегом всех времен и народов", и "величайшим гуманистом в истории человечества", а съезд московских профессоров в официальной телеграмме приветствовал его как "величайшего ученого нашей эпохи"! Другими словами, каждая корпорация охотно оделяет его именем величайшего представителя той профессии, которую данная корпорация представляет. Приходится пожалеть, что в Советском Союзе нету официально признанной корпорации профессиональных палачей. Пожалуй, телеграмма, посланная с их годового съезда была бы единственной, верно отвечающей, своему содержанию. Жаль также, что иностранные корреспонденты, получающие иногда интервью у кремлевского владыки и задающие ему много праздных вопросов, никогда не спросили — верит ли он сам той подхалимской чуши, которой его окатывают в ежедневных обращениях и телеграммах?
Впрочем, вероятно, — верит.
Второе детище страха — наушничество, уже приносит и существенную пользу советской власти. Я думаю, не будет преувеличением, если сказать, что в какой то степени советская власть держится и на этом слове, определяющем одну из наиболее отвратительных сторон человеческой души. Поэтому с этим явлением здесь не борются даже на четвертых страницах газет. Более того, наушничество насаждается и поощряется советской властью. И даже само неблагозвучное слово это — "наушничество", заменено благородным термином — "бдительность".
К "бдительности" (т. е. к наушничеству) советская власть старается приучить своих граждан еще со школьной скамьи. Десятки тысяч, специально натасканных партийных растлителей духа сидят в советских школах и в доверчивые детские головы вдалбливают новые моральные истины, рожденные диалектическим материализмом.
А эти истины ничем не отличаются от миропонимания готентота, который на вопрос, что есть добро, а что есть зло, ответил: — если я украду козу, то это — добро, а если у меня украдут козу, то это — зло. Другими словами, партийные педагоги вдалбливают в головы целых поколений, что всякая омерзительная гнусность, сделанная советской властью или на благо ее, есть — добро, а всякий, даже благороднейший поступок, сделанный во вред советской власти, есть — зло.
Слово "бдительность" на марксистском языке означает: — подслушивание чужих разговоров, вскрытие чужих писем, анонимные письма в отделения НКВД, устные и письменные доносы на знакомых, близких, родных. В социалистическом государстве наушников не сбрасывают с лестницы и не предают общественному порицанию. В социалистическом государстве, наушники получают повышение по службе, ордена и общественное признание. Гнуснейшему из наушников, порожденных советской властью, пионеру Павлику Морозову, донесшему на своих родителей (и расстрелянных по его доносу), воздвигнут даже памятник в Москве. Советской властью создаются целые кадры наушников. Управдомы, дворники, официанты, отельная прислуга, продавщицы в некоторых магазинах, обычно подбираются из уже проверенных, так сказать, заслуженных наушников. Все служащие государственного аппарата обязаны быть наушниками и, так как, не все на это идут, то тройная кара грозит тому, кто что-то знал, но своевременно не сподличал, не донес, не предал или, выражаясь на марксистском диалекте — не проявил достаточной бдительности.
Советская власть поощряет наушничество не только в единичной форме. Иногда она проводит его в массовых масштабах. Так, например, при занятии красной армией городов, бывших под немецкой оккупацией, на всех углах улиц прибивались специальные почтовые ящики, предназначенные для доносов на своих сограждан о том, кто что делал во время пребывания в городе немцев. Люди, пережившие эти дни, рассказывают, что это была какая-то вакханалия доносов. Доносы писали даже люди, которым это было физически противно. Писали в порядке, какой то нелепой самозащиты, исходя из соображения, что на тебя все равно кто-нибудь напишет, так пиши на других, если на всех будет написано, то шансы будут равны.
Если советская экономическая система влечет за собой неизбежную нищету и приводит людей к физическому нулю, то новое духовное миропонимание, несомое апостолами марксизма, несомненно должно привести человека и к нулю моральному. Надо ли говорить, что это второе преступление марксистов перед человечеством, по своим размерам и последствиям значительно превышает первое.
Однако, если марксистам удалось сравнительно быстро и без особого сопротивления (исключение — упорная борьба зажиточного крестьянства), превратить всех советских граждан в нищих, то фабрикация подлецов в нашей стране, к счастью и чести русского народа, натолкнулась на непреодолимые препятствия. И главным препятствием к этому оказалась — семья. Не потому ли именно на семью обрушился один из самых сокрушительных ударов со стороны советской власти. В продолжении долгих лет большевики вели ожесточенную борьбу с семьей, пытаясь эту, освященную тысячелетиями, основу всякого человеческого прогресса, превратить в обычную скотскую случку. И лишь тогда, когда советская власть убедилась, что семья пока еще непобедима и дальнейшая борьба с ней может нанести вред самой власти, она пошла на перемирие и сделала даже несколько шагов назад, что разумеется должно означать не конец борьбы, а лишь временную передышку.