Страница 35 из 97
Кота на мясо...
А тут распахнулись двери, с шумом, с громким дыханием из зала выплеснулась толпа — начался перерыв.
Люди были возбуждены, энергичны и словно бы готовы были вот-вот вцепиться друг в друга — для продолжения споров, для доказательств своей правоты.
Корнилов кинулся в эту толпу, стал разыскивать Прохина. Нашел быстро, вокруг Прохина было много людей, они что-то спрашивали, что-то хотели ему сказать.
Прохин, стоя в дверях, оглядывался и на зал заседаний, и на фойе: в зале в окружении еще большего числа людей стоял товарищ Озолинь, он-то и нужен был Прохину, в фойе толкались Корнилов и Сапожков с бумагами, которые ему были нужны тоже, вот он и смотрел туда-сюда. Заметив Корнилова, он махнул рукой, дескать, давай, давай сюда, быстренько! Сам же, резко повернувшись, направился в сторону Озолиня.
— Нас зовут, Никанор Евдокимович,— сказал Корнилов Сапожкову, и они пошли в зал и довольно долго ждали, покуда Прохин и Озолинь, отойдя в сторону, о чем-то очень серьезно говорили друг с другом, давая понять, что никто не должен их разговору мешать.
Когда же Прохин посмотрел наконец цифры, которые передали ему Корнилов и Сапожков, он сказал:
— То, что нужно! Теперь я на вопросы отвечу! Тут перерыв кончился, зазвонил звонок, люда валом валили в зал, занимали места.
Товарищ Озолинь направился к выходу, наверное, уезжал совсем, закончив свое участие в съезде плановиков.
Председательствующий объявил:
— Для ответа на вопросы с мест слово имеет товарищ Прохин!
Прохин же, однако, начал не с тех вопросов, для ответа на которые Сапожков и Корнилов подготовили ему цифры, он сказал:
— Товарищи! Через час или два вы получите газеты, которые сегодня выходят с опозданием ввиду чрезвычайных сообщений.— Тут Прохин замолчал, а зал множеством глаз всматривался в него.— Товарищи! В нашей стране еще в начале года был раскрыт антисоветский заговор. Да, был раскрыт заговор, его участники ставили конечной целью свержение власти рабочих и крестьян, Советской власти и диктатуры пролетариата. Заговорщики не надеялись выйти победителями в открытой схватке, они прекрасно понимали, что нет в мире такой силы, которая способна победить Красную Армию и весь наш советский народ в открытом бою, они знали, что мировой пролетариат сорвет эти замыслы и выступит против собственных капиталистических правительств, как это уже было в годы гражданской войны, вот почему заговорщики действовали самым коварным способом: они разрушали нашу промышленность, вместе с тем, понятно, и нашу обороноспособность и выбрали для этого наиболее важный, наиболее решающий и наиболее уязвимый участок, а именно угольную промышленность. Всем понятно: не будет топлива — остановится транспорт и другие активно энергопотребляющие, то есть крупнейшие предприятия, с таким трудом восстановленные нами после голода, разрухи и нищеты, которую принесли нам мировая и гражданская войны. И вот нынче, когда мы в целом по сельскому хозяйству уже превосходим довоенный уровень тысяча девятьсот тринадцатого года, когда мы вот-вот превзойдем и промышленный уровень, когда в текущем году мы намерены выработать пять миллиардов киловатт-часов электроэнергии против двух миллиардов тысяча девятьсот тринадцатого года, а каменного угля добыть тридцать пять миллионов тонн против двадцати девяти в том же тринадцатом году, когда мы намерены построить первую тысячу автомобилей и первые три тысячи радиоприемников, в этот решающий момент вам удар в спину из-за угла — специалисты горного дела, объединившись во вредительскую шайку, выводят из строя на шахтах Донбасса механизмы и оборудование, организуют затапливание шахт и завалы, заведомо неправильно выбирают объекты эксплуатации. Я не называю сейчас имен главарей вредительской организации, я повторяю, сегодня вы из газет узнаете обо всем гораздо подробнее. Доказано, что вредители работали под прямым руководством своих заграничных хозяев-капиталистов, таких, как «Объединение бывших горнопромышленников Юго-Востока России» во главе с Соколовым, как «Объединение бывших директоров и владельцев в Донбассе» во главе с Дворжанчиком в еще многих и многих сметенных пролетарской революцией капиталистов, которые до сих пор мечтают вернуть свои владения и свою власть. Но этому не бывать, товарищи, наш народ навсегда распрощался со своими эксплуататорами, с организаторами невиданной бойни — мировой войны! Этому не бывать! Мы ответим им удвоением, утроением нашей бдительности и новыми трудовыми успехами и дерзаниями на всех ступенях в участках нашего социалистического строительства, во всех звеньях производства, руководства в планирования! И планирования! — повторил Прохин. И сел.
В зале была тишина. Тишина многих-многих людей, многочисленная тишина. Корнилов в последнее время стал ее, такую, то и дело замечать и переживать ее стал, еще не зная, как именно, но переживать, а здесь она была особенно глубокой и продолжительной. Потом Прохин эту тишину нарушил, обратившись к председательствующему.
— Продолжаем заседание,— сказал он.— Продолжайте!
— Ваше слово, товарищ Прохин,— ответил председательствующий.— Ваши ответы на вопросы, которые были заданы еще до перерыва.
Прохин снова встал и, пользуясь цифрами, которые подготовили ему Сапожков и Корнилов через Краснова, стал отвечать. По поводу планов переселения отвечал он, по поводу запасов полезных ископаемых, а Корнилов все еще был погружен в тишину и слушал ее...
Прохин же говорил, что переселение в Сибирь из центральных районов европейской России надо всячески развивать и довести его к концу пятилетки до 200 тысяч человек, хотя и это мало — численность переселенцев в три раза меньшая, чем в начале нынешнего века.
Что отсутствие четких установок со стороны Госплана СССР привело к тому, что во многих ведомствах стали думать: «Пятилетний план — это несерьезно!»
— Я понимаю,— говорил Прохин,— что Госплан дал повод для таких рассуждений уже тем, что мы на местах составляли свою пятилетку почти год, а теперь тем же Госпланом нам спущены совершенно другие контрольные цифры, на основании которых мы должны составить новый план за три месяца. Но мы и при этих условиях, мобилизовав все свои силы и возможности, скажем Госплану: ваши цифры все еще занижены! Мы выдвигаем встречные показатели, которые будут значительно — в ряде случаев и в два, и в три раза — выше ваших!
Были аплодисменты. Бурные.
— ...Прирост посевных площадей нам дан три процента, а мы говорим: «Нет и нет, мы будем планировать десять процентов!»
...Мы обеспечим рост тяжелой промышленности на сто девяносто семь процентов!
...Легкой — на двести сорок пять процентов!
Аплодисменты.
Представитель угольщиков говорил:
— Мы вкладываем в каменноугольную промышленность восемьдесят два миллиона рублей и повышаем добычу угля с трех до шести миллионов тонн в год, производство же кокса увеличиваем на пятьсот девяносто семь процентов.
Аплодисменты.
Представитель секции научных работников:
— Брошен лозунг культурной революции! Социальная революция невозможна без революции культурной, и нам нужна химизация и электрификация мозгов, нам нужно создать армию мыслителей!
Аплодисменты.
Представитель Аульского окрплана:
— Кулак проникает в коллективные хозяйства. Он даже создает «дикие», самостийные колхозы из зажиточных, в которые только для вида и отчета вовлекаются бедняки. От таких колхозов за версту разит кулацким духом, одни названия чего стоят: «Любовь и правда», «Всем надо», «Вспых вулкана»! Товарищи! О чем это говорит? О том, что нам нужна бдительность, бдительность и еще раз бдительность.
Смех, аплодисменты.
Представитель еще одного округа, Корнилов не расслышал какого:
— По кормовому балансу наш пятилетний план является философией нищеты! Надо исправлять положение!
Аплодисменты.
— Благодаря Крайплану мы стали работать беспланово! Это вас в первую очередь касается, товарищ Г1рохин!