Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 33



Семен Николаевич Курилов

ХАНИДО И ХАЛЕРХА

(Перевод с юкагирского Р.Палехова)

ПРОЛОГ

Суровая тундра простирается между сибирскими реками Индигиркой и Колымой. Суровы все тундры, но эта — озерная, самая северная. На что уж холоден Якутск, но он далеко на юге, на севере же — ледяное Восточно-Сибирское море; сам батюшко земной Полюс холода соседствует с этим краем — он рядом, в пятистах километрах. Если кто-нибудь говорит, что мороз в их местах — как огонь, а ветер — как нож, то он просто не знает, что такое мороз и ветер, — он не бывал зимой в колымской и алазейской тундрах…

Но край этот — вовсе не вымерзшая пустыня. Напротив, обжит он давно, очень и очень давно…

С высоты полета турбовинтового лайнера средь сотен озер не всякий заметит два, похожих на блюдца. Но стоит произнести слово — Улуро, как любой юкагир, ламут, чукча, якут прильнет к иллюминатору — если летит он, конечно, в летнюю пору. Озера Большое и Малое Улуро — это центр юкагирской тундры, их гордость и красота, их прошлое…

Наше повествование и начнется с прошлого юкагиров. Спустимся к этим озерам, перенесемся в те времена, когда одни только шаманы могли "летать", в "верхнем мире".

Люди, жившие возле Большого и Малого Улуро, назывались улуро-чи [1]. Они были под стать суровой природе и тяготам бытия. Улуро-чи — это алаи и эрбэчканы. Алан — потомки юкагирского богатыря Идилвея, вошедшего в родовую легенду. Идилвей перепрыгивал реки и виски [2], догонял диких оленей и в половодье переносил на своей спине трех беременных женщин. А эрбэчканы — потомки мальчика Эрбэчкана, который будто бы родился в медвежьей берлоге, что, согласно преданию, в какой-то мере сроднило юкагиров с могучим медведем.

Улуро-чи были потомственными охотниками и рыбаками. Они умели по следу узнавать, голодный или сытый пробежал песец, в какую сторону уплыл косяк рыб. Это были несловоохотливые, а то и до немоты молчаливые, однако добрые и умные люди. Улуро-чи не рвали первых цветов, сберегали молодую траву, человека встречали по взгляду, а провожали по уму, они делились последним куском мяса и не знали, как можно просить еду, — кончалась оленина или юкола — шли в соседний тордох [3], брали без спроса, и никто за это не осуждал. Умными, добрыми были они, но и наивными. Не имея понятия о торговле, люди Улуро брали у купца не много, без жадности — плитку чая да связку табаку — чтобы других охотников не обидеть, а отдавали ему все, что сумели добыть…

Места для рыболовства и охоты здесь благодатные. Озера большие: ширина каждого равна пятнадцати якутским беганиям, или полутора шаганиям, то есть пятнадцати километрам.

Могучие штормы на этих озерах пугали даже чукчей, приезжавших сюда с морского побережья. Все люди тундры от матушки Колымы до сестренки Алазеи знали о богатстве Улуро — о знаменитой, вкуснейшей рыбе чир. Рыба эта славилась и в Среднеколымске. А было ее в озерах до ужаса много. Из-за блеска чешуи и небольшое тихое озерцо, окруженное высокими едомами [4], якуты называли "мешком с деньгами": сюда, в Сыппай, по узкой протоке заплывала огромная масса чиров, спасавшихся от шторма. Чиры Улуро ценились дорого: приезжие чукчи за одну юколу отдавали лишний мах ремня из дорогой шкуры морского зверя, не жалели и клыков мамонта.

А вокруг озер, на болотистой равнине, поросшей тальниками, травой и мхом, обитало столько диких оленей и разного зверья, что каждый юкагир мог бы не думать об одежде и пище, жить да радоваться… Болота были сплошь покрыты морошкой; ее росло здесь так много, что один якут, подъезжая к стойбищу юкагиров, в испуге крикнул: "Земля горит!" Над озерами с суматошным криком носились целые тучи чаек…

В таком щедром крае жизнь юкагиров, однако, была далеко не счастливой.

Как только выпадет снег, а лед на озерах огласит окрестности грохотом, трескаясь от жгучих морозов, на Улуро начинается нашествие купцов — русских, якутских, американских; приезжают сюда и богачи югакиры, богачи чукчи, богачи якуты. И не заметит рыбак и охотник, как чужие оленьи упряжки увезут по разным дорогам богатство, добытое ценой тяжкого труда, лишений, терпения.

А как прожорливы шаманские духи! Правда, едят они не сами — они насыщаются через желудки шаманов, но ведь шаманы — люди, значит, насытить надо и духов, и самих шаманов вместе с их близкими…

Вот и голодает юкагир-охотник, юкагир-рыбак. Голодает тихо, терпеливо:

лед на озере не прорубишь, чира не поймаешь, подстрелить оленя — пороха нет, да и холода стоят такие, что опасно уходить из стойбища. И идет юкагир в соседний тордох, чтобы взять немного юколы или оленины, идет, скрывая сосущую боль в животе. А особенно тяжело безоленному юкагиру — связан он по рукам и ногам.

Совсем иначе жили в те времена богачи. Не голодал знаменитый богач Тинальгин: в стадах у него оленей было больше, чем диких вокруг озер. В дни состязаний бегунов или погонщиков такие люди, как Тинальгин, старались перещеголять друг друга, выставляя призы. Нередко бывали состязания, когда на приз набиралось целое стадо оленей. Открыто прославляли свое богатство имущие: круглый год, до новых состязаний, вся тундра говорила о том, кто на сколько разбогател и кто выставил лучшие призы.

Даже места для стойбищ бедные и богатые выбирали разные. На сухом берегу Большого Улуро лето проводили обычно только богатые да оленные, расставляя белые, красивые тордохи. А у Малого размещались безоленные, бедные семьи. На берегу Большого Улуро происходили важные переговоры князей, купцов и казацких начальников, здесь собирался ясак.

Надо, однако, сказать, что богачи не притесняли бедных так, как притесняли русские помещики крепостных или "раскрепощенных". Жизнь здесь была иной.

…На Дальнем Севере в запамятные времена родилась одна жестокая легенда о злосчастной судьбе жены и мужа. Вот эта легенда.

Пять лет бродил по тундре, по горным лесам и вдоль рек молодой парень;

он обошел все стойбища в поисках невесты — но ни одна из девушек не откликнулась на зов его сердца. Отчаявшись, парень пришел к старушке и попросил предсказать ему будущее.

— Понравлюсь ли я когда-нибудь девушке? — спросил он.



— Конечно, — сказала старушка, — найдется, полюбит тебя. И поженитесь вы.

— А когда?

Старушка задумалась, усмехнулась.

— Я — старая женщина, — сказала она. — Но как бы ни состарились глаза женщины, они все равно хорошо видят мужчину. Когда-нибудь и кто-нибудь полюбит тебя…

Опечаленный, жалкий, парень собрался уйти, но подумал, что старушка не поняла глубины его горя и шутит. И он рассказал ей о том, как старался в разных стойбищах показать свою силу, ловкость и доброту — как таскал вороха тальника родителям девушек, томил себя голодом, чтобы хорошо бегать,

поднимал живых оленей, чтобы укрепить жилы, и как ни к чему это не привело:

ни одна не полюбила его.

Старушка вновь усмехнулась — и вдруг указала на маленькую внучку,

лежавшую в колыбели.

— Видишь — там девочка, — шутливо сказала она. — Ей — три луны. Вот подожди пятнадцать зим — и она станет твоей женой…

Парень вздрогнул, потом весь затрясся. Он вскочил, бросился к девочке -

и ударил ее ножом.

— Чем пятнадцать лет ждать свое будущее — пусть его не будет совсем! -

сказал он ошеломленной старушке. И исчез из тордоха.

Через пятнадцать лет, так и не найдя счастья, вернулся этот парень в родные места, вернулся человеком в годах — и начал думать о смерти. Но однажды к нему заглянула девушка-сирота, и он сразу же полюбил ее. Она согласилась стать его женой. В брачную ночь муж обнаружил шрам на теле жены.

— Ке, — спросил он. — Что это у тебя за морщинка здесь?

1

Чи — люди.

2

Виска — маленькая речка с болотистыми берегами (местное русское название).

3

Тордох — жилье юкагиров.

4

Едома — обрывистый высокий берег (местное русское слово).