Страница 126 из 139
Шуну возвратится, когда вырастет новая верхушка. В одной телеутской сказке Шу- ну выступает как сводный брат Амырсанаа (Радлов. Образцы, I, с. 206).
Легенды об Амырсанаа примыкают к ряду подобных же легенд, бытующих у различных народов, об исторической личности, которая исчезла лишь на какое-то время (ср. у немцев — император Барбаросса, у русских — легенды о возвращающихся избавителях, как Димитрий Самозванец и др.) и обязательно возвратится освободить свой народ.
73. О беге Сарыг Даа
(Сарыг Даа бегнинг дугайы)
Записано от Сурнаг оглу Хуваака 19 июля 1982 г. в Остуге.
Сарыг Даа был предпоследним из семи бегов дёрт сумун дыва, т. е. четырех сомонов тувинцев (включающих родо-племенные группы джаг дыва, шунгуур, ир- гит, хёйюк). Он жил во второй половине прошлого столетия. Имя его было Очир- жаб, но так его никто не называл. Он был блондином — отсюда его эпитет "сарыг" — желтый. Тувинцы, живущие сегодня в сомоне Цэнгэл, относились к этим четырем сомонам тувинцев.
74. О добром герое Арвыйанге
(Эки Арвыйанг баатырнынг дугайы)
Магнитофонная запись от Балдына, произведена 2 июля 1969 г. в северном Оруктуге.
Арвыйанг считался образцом мужских добродетелей и честной жизни, что выражено эпитетом зки — "добрый, славный". Несмотря на наличие мифических черт, связанных в народной памяти с его происхождением [он жил "в Небе-Алтае", его "поседевшая мать Хомду" (= река), его "покрытый снегом великий Хан Гёгей" (= гора)], в остальном он изображается как человек и мог бы быть отнесен как современник Сарыг Даа (см. № 73) к концу XIX в. Эпизод с настоятелем монастыря дербетов в У все (территория сегодняшнего аймака Уве) и ловкими ответами на его вопросы имеет в какой-то мере параллель в монгольской сказке из хошууна Барин Внутренней Монголии (Тодаева. Язык монголов, с. 44–46, пер. — с. 99—101).
Частое употребление пословиц характеризует Балдына как хорошего знатока малых форм народного творчества. От него мы записали ряд благословений и восхвалений (алгыш, мактаар), и среди прочего № 4. Пять девяток — так называются 45 самых холодных дней зимы; Семь ханов — созвездие Большая Медведица.
75. Поучение
(Сургаал)
Магнитофонная запись текста, рассказанного Балдыном 2 июля 1969 г. в северном Оруктуге.
Тексты подобного рода, преподающие правила поведения (ср. также № 40), относятся к традиционным формам народного творчества Центральной Азии и получили особенно широкое распространение в монгольской поэзии и через нее, несомненно, оказали влияние на поэзию соседних народов (слово сургаал тоже монгольского происхождения).
76. О происхождении скороговорки(Тувинское название отсутствует)
Магнитофонная запись. Исполнено Дж. Гакаем и женщиной по имени Назын- джаб 26 октября 1985 г. в Хох даваа (сомон Заамар Центрального аймака).
Эта скороговорка широко распространена, и для взрослых является приятным развлечением попытаться произнести ее быстро и без ошибок — без пропусков, остановок и оговорок. В некоторых строках есть вариативные отклонения. В тексте встречаются большое число монгольских слов и заимствование монгольского суффикса для образования названий местностей. По своему строению скороговорка соответствует исчезающей сегодня поэтической форме, которая в монгольской народной поэзии называется "стихи враскачку" (букв, "иноходью").
Отличительная черта этой формы: каждая новая строка начинается с последнего слова предыдущей строки (см.: Taube. Schamanen und Rhapsoden, с. 175). Вот условный перевод скороговорки:
Знаю, знаю я место топкое.
Топкого места с табакерку из козлиного рога остров.
Островного места полный оленей лес,
Лесного места десять орехов,
Орехового места трех каурых,
Каурых места кастрированную гончую собаку.
Собачьего места короткую траву,
Травяного места сусликовой лапки пядь,
Пяденного места семь саженей,
Семи саженей поблекший холм.
Речь идет о событии, которое относится, очевидно, к дореволюционному времени. В одном варианте Ш. Гагаа (учитель 28 лет) в 1969 г. рассказал, что героя истории зовут Хуг Хара Бедегеш (Хитрый Черный Бедегеш), что его изображают низеньким темнокожим человеком, умершим недавно. Он провел некоторое время у дербетов, где голодал и добывал себе пропитание воровством. За это "заклинание" он был, как рассказывают, щедро вознагражден богатым больным, которому выдал себя за сведущего в лечении и затем вернулся в район алтайских тувинцев. Возникновение скороговорки восходит к рассказу самого Хуг Хара Бедегеша. Сарыг Даа, по преданию, один из семи князей (бегов) дёрт сумун дыва (точнее, предпоследний), живший в конце прошлого столетия и слывший "Великим волшебником". Поэтому ему сопутствовало прозвище Бурган (что-то вроде "божественный"),
Бёхмёрён — река в аймаке Уве.
77. Балджын Хээр
Предлагаемая версия балладоподобной песни (тувинское название: ыр — "песня") о коне Балджын Хээре принадлежит Ч. Галсану, записавшему ее осенью 1967 г., после того как магнитофонная запись от Байынбурээда, произведенная в центре Цэнгэла, оказалась непригодной из-за слабого напряжения тока во время записи (ток тогда производили специально для наших записей). Так как Ч. Галсан и ранее часто слышал этот текст, был знаком с этим преданием с детства и хорошо помнил исполнение Байынбурээда, все это легло в основу его версии, в которой, несомненно, очень велико и его собственное творческое начало. В моем архиве хранится магнитофонная запись еще одного варианта "Балджын Хээра" — "Арвыйанг Балджын хээр ийи", в котором история коня связана с образом Арвыйанга (ср. N9 74). варианта, рассказанного Б. Джоксумом 25 октября 1985 г. в Заамаре.
Нем.: Taube. Tuwinische Lieder, с. 83.
Имя Балджын Хээр, как и Амырсанаа, Бёген Сагаан Тоолай, Джаагай Шапкан, часто можно услышать у тувинцев Алтая как нечто вроде затравки, всегда вызывающей массу ассоциаций и точек соприкосновения и кладущей начало беседе. По кличке этого коня и его истории, точнее, истории его хозяина названа мелодия, исполняемая главным образом на игиле и довшууре и передающая мягкую поступь коня. О том, что определенные мелодии носят имена соответствующих коней, мы услыхали 28 июля 1966 г. от столяра кооператива Дзодоча, которому было тогда шестьдесят с небольшим лет. Он привел нам первый пример — историю коня "Ала Джаваа" ("Пегий двухлеток"). Один молодой человек умыкнул девушку, и, спасаясь бегством, они должны были переехать через Бёёрел (приток, впадающий в Иртыш на китайской территории), который в это время широко разлился. При переезде реки девушка свалилась с коня, и река унесла ее. Тогда юноша проклял свою лошадь и реку такими словами:
Ала Джаваа, пусть останется от тебя только твой труп!
Быстротечный Бёёрел, пусть останется от тебя только твое каменное русло!
Песня о Балджын Хээре относится к тем памятникам устного фольклора, сюжетом которых является возникновение музыкальных инструментов. Песня — тув. ыр — употребляется здесь в том же смысле, как нем. "Lied" в немецком переводе "Слова о полку Игореве" ("Lied von der Heerfahrt Igors"). Чаще всего, как и в нашем случае, речь идет о струнных и духовых флейтоподобных инструментах, история происхождения которых является содержанием фольклорного произведения, ср. сказки "Поющая скрипка" (цыганская), "Клен" (венгерская) и др. Чаще всего фантазию народа возбуждают наиболее привычные ему инструменты. Многообразную выразительность, которая может быть достигнута при помощи инструмента, можно сравнить только с чем-то живым, одухотворенным. Часто это печальные истории, связанные с проклятием, убийством или другой тяжкой несправедливостью, трагичность которых смягчена только тем, что возникает инструмент, в котором продолжает жить душа погибшего. У бывших кочевыми центральноазиатских народов главный инструмент — это струнный инструмент типа игила (ср. у монголов морин хуур), гриф которого часто оформлен в виде конской головы (ср. девичьи головы на грифах струнных инструментов в Европе, где истории о возникновении инструментов часто связаны со смертью девушки). Насколько можно судить по сказкам, роль коня у этих народов в целом куда более важная, чем роль женщины (сравни, насколько по-разному они обрисованы), потому и в инструменте продолжает жить конь. Среди монгольских сказок на эту тему одна бытовая сказка, происходящая из Автономного района Внутренняя Монголия (ср.: Чжунго миньцзянь гуши сюань. Пекин, 1958, с. 192; рус. пер: Сказки народов Китая. М., 1961, с. 109; другие переводы см.: Taube. Balazi'n Хег, с. 65), имеет острую антифеодальную направленность. Конь, выращенный героем, становится предметом зависти князя, и герою легче смириться с тем, что его нет в живых, чем с тем, что им владеет другой. "Балджын Хэ- эр", как и эта сказка, коренится в реальности — участие местного божества, духа- хозяина ущелий Узээнека, даже при наличии многих, частично живущих еще и сегодня религиозных представлений, ничуть не противоречит этому. И для рассказчика, и для слушателей это тоже реальность.